Почему — к Туле? Ну, потому что это направление прочти противоположно тому, куда я еду на самом деле. Север и северо-восток — сразу нет, слишком явное указание на Мангазею. Запад и северо-запад — слишком явное указание на Псков, могут решить, что я рванул просить помощи у отца, плюнуть на возможные проблемы и развязать войну с Нащокиным. Тоже не вариант. Остается юг.

По моему плану мы должны были приехать в Подол, здесь я отмечусь на постоялых дворах, в случайных разговорах намекну на то, что еду в Тулу, где у меня есть некий друг-товарищ-покровитель, к которому я и хочу обратиться за помощью. Правда, есть риск, что бояре заподозрят неладное в том, что я так прямо называю себя, но остается надеяться, но решат, что я просто слишком молодой и тупой.

Кстати, а чего это хозяин двора такой довольный? Как будто к нему не бесплатный жилец пришел, а Дед Мороз, с мешком подарков.

— Господин подьячий! Вас мне Бог послал!

— Никто меня не посылал, — растерянно пробурчал я, — Кроме царя-батюшки. Что у вас тут случилось?

— Кража, господин подьячий…

— Иван Максимов.

— Подьячий Иван Максимов, кража у нас! Обокрали! Помогите, не откажите!

Черт. Черт-черт-черт!

Я не могу отказаться. При поступлении на службу в Приказ, мы все приносим присягу. Подписываем ее на листе бумаги. А поверх ставится печать. Не простая печать, а волшебная, вроде той, что шлепают на договорах и наемных памятях. А в той присяге, в частности, есть слова, мол, обязуемся не проходить мимо татьбы, грабежа, разбоя, дущегубства и прочих преступлений. Не дословно так, но примерно что-то вроде. Типа, нельзя игнорировать, когда тебя просят о помощи, как служащего Разбойного Приказа. Вроде бы, если все же проигнорировать, то никаких последствий, но в моем положении рисковать не хочется. Я назвался подьячим Разбойного Приказа, хозяин постоялого двора Афанасий обратился ко мне за помощью, как к подьячему — отказать нельзя.

С печатью на лбу мне будет сложнее скрываться.

— Гонец Антон Викторов.

— Подьячий Разбойного Приказа Иван Максимов.

Я честно попытался отказаться в рамках правил, спросив, почему бы хозяину постоялого двора не обратится к местному губному старосте. Выяснилось, что обокрали не самого Афанасия, а одного из его клиентов. И ладно бы — просто клиента. Обокрали царского гонца. И ладно бы — просто обокрали…

Украли письмо.

Не зря гонец бледный, как вампир, и хлебает воду чарками, не пьянея. Потерянное письмо — равно отрубленная голова. А вот так. Афанасию голову, конечно, не отрубят, но неприятностей он огребет по самые не балуйся. И получит неиллюзорный шанс познакомиться с просторами Сибири, где медведей и лосей много, а с постоялыми дворами беда. Лосям и медведям они ни к чему.

— Антон? — вопросительно протянул руку гонец, предлагая перейти на неофициальное обращение.

— Иван, — я пожал руку, — Где украли?

— Да вот здесь, в горнице…

Гонец Антон решил, что до Азова, куда следовал его путь, еще две недели пути, и задержка в самом начале на часок не помешает…

Так. Стоп. Непонятно. Что можно делать «часок» в комнате на втором этаже постоялого двора, если ты — гонец? Поесть? Можно на яме, там кормят гонцов. Поспать? Часок? Еле отъехав от Москвы? Выпить? Если просто попить — так для этого не нужно не то, что снимать комнату, в постоялый двор заходить, колодцы на каждом шагу. А если выпить… Я с сомнением поглядел на гонца. На алкаша, который без выпивки не может, вроде не похож. И то, что он скоро добьет жбан, стоящий на столе — не показатель, нервничает человек. Нас учили опознавать «горьких пьяниц», он на них не похож. И как стимулятор — тоже навряд ли, от Москвы всего тридцать-сорок верст, не успел бы так устать…

Хм.

— А вы, гонцы, в дороге водку пьете?

— Конечно. Без нее не продержишься.

Ну да, водка здесь идет как стимулятор… Жаль, хорошая была бы версия: мне вспомнился тот, другой гонец, который выпил в кабаке. Мне почему-то показалось, что он — фальшивка, ненастоящий гонец и именно он украл письмо.

— Так все же — зачем тебе понадобилось на постоялый двор?

Гонец замялся.

В общем, как оказалось — шурши ля фам. Гонец Антон оказался тем еще Елисеем, и тайком встречался с девицей из купеческой семьи. «Девицей», разумеется, только по мнению родителей — после общения с гонцом она ею стопроцентно не была. Влюбленные, узнав, что Антона отправляют в дальний путь, решили оторваться напоследок и девица, что-то соврав родителям, уже ждала его в Подоле, с собственным подолом, находящимся на плечах. Фигурально выражаясь.

Подружка гонца к похищению никак не была причастна: когда он обнаружил пропажу — через часок, ага — она все еще была в комнате и из одежды на ней были только браслеты. Сумку прятать было негде.

— Кто входил в комнату?

— Я, Тоне… моя любимая… И всё.

— А Афанасий?

— Нет. Он сразу сказал, что след нельзя затоптать.

Отлично. Попробуем. Я скинул с плеча мешок. Я ж, по легенде, в Тулу еду, а так далеко и без вещей — подозрительно. Вот я мешок для прикрытия и собрал. Удачно, потому что в него, кроме одежды «Герасима», накладной бороды и грима, я положил еще и сыскные принадлежности. Даже набор для снятия отпечатков. Хотя его все же лучше выкинуть нахрен — кто, кроме подьячего Викентия им пользоваться будет? Подозрительно. А с другой стороны — те, кто знает, что это за коробочка, знают и меня в лицо.

Попробуем для начала Голубую Свечу…

Я опустился на колени.

Вроде бы прошло не так и много времени, следы ауры от ног не должны затереться. Жаль, что я так и не выучил Следовое Слово, но, будем пользоваться тем, что есть.

Ччерт!

Хотел поджечь свечу Огненным Словом, а вместо этого задел ее пальцем и сбил. Свеча покатилась по полу — и закатилась под кровать. Гонец с интересом смотрел на происходящее с табурета, явно считая, что так и выглядит сыскной ритуал.

Я полез за свечой — и застрял, распластавшись на полу. Рукав за что-то зацепился и ни туда ни сюда. Обозлившись, я дернулся — и освободился. Ценой дырки в рукаве кафтана. А продавец уверял, что ему сносу нет…

Достав, наконец, свечу, я поставил ее на пол, потянулся поджечь… и снова сбил. Свеча снова закатилась под кровать.

Так. Что-то не так. Я в жизни не был таким неуклюжим. Что происходит, чё…?

Я зажал рот ладонью.

Похоже, я уже дочертыхался. А ведь знал же, знал, что нельзя произносить это слово, особенно на эмоциях.

Упоминание нечисти, любой, произносимое в сердцах, особенно, на негативных эмоциях, то есть, как ругательство, может приоткрыть путь за Грань. Сильной твари оттуда таким путем не проникнуть, но какой-нибудь мелкий бесенок, их тех, что будет толкать под руку, мешать и портить — вполне мог.

Я оглядел комнату. Не рассмотришь, не умею я бесов видеть, не знаю нужных Слов. Но могу поспорить — бесенок где-то тут. Ладно, зато я знаю, как от него избавиться. Благо я все равно уже на коленях.

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, и да бежит от лица Его ненавидящие Его…

Судя по лицу, гонец начал подозревать, что ритуал пошел куда-то не туда.

***

После молитвы Честному Кресту все пришло в норму — мелкому бесу больше и не надо — свеча встала, как прибитая и загорелась с первой попытки. На полу засветились тусклые, уже выцветающие следы.

Так вот эти, самые яркие — мои… Эти сапоги — гонца, вон они туда-сюда ходят… Эти маленькие сапожки — явно его зазнобы… Так, а эти босые ножки...? А, ну да — она же. Чего это она тут босиком бегала? Эти ласты — сам гонец, тоже босиком…