Оп-па-па…

— Зачем? — глупо спросил я.

— Вот этого нам не сказали. А ты так просто по улицам бродишь!

Она затолкала нас на кухню, где у печи стояла… ну, наверное, мама ее. Чем-то похожая на мою тетю Анфию: высокая, светлокожая, плоская шапочка прячет волосы, темно-красный, вишневый, сарафан, узкая талия, высокая грудь…

Кхм.

На присыпанном мукой столе лежали свежевылепленные пирожки, пахло тестом.

— А я тоже тесто поставила… — огорченно вздохнула тетя Анфия.

— А вы с какой начинкой пирожки делаете? — настина мама вытерла лоб рукой, оставив на нем мучные полосы.

— С яйцом и с творогом.

— А я с рыбой и с вязигой решила сделать.

— Ой, а вы рыбу пряжите?

— Мама Емилия, вы пока поговорите… и мальчик ваш пусть с вами посидит…

— Я девочка! — подскочила Аглашка.

В штанах, плоская, с короткими, лохматыми волосами. Даже я как-то засомневался — а она точно девочка? Я ведь не проверял…

— Ты уверена? — подняла одну бровь Настя. О, на ней очков нет! Непривычно смотрится.

— Уверена! — Аглашка топнула сапогом.

— Тогда, мама Емилия, поболтайте с тетей Викентия и вот этой… — снова оценивающий взгляд — …девочкой… А мы поднимемся в светелку. Поговорить.

Я ж говорил — здесь народ проще относится к таким вещам. Девушка с парнем поднялась в светелку? Значит, поговорить хотят, ничего другого никому и в голову не придет.

В светелке было темно. Впрочем, Настя тут же произнесла Огненное Слово и зажгла несколько свечей. Потом повернулась ко мне:

— Викентий…

***

Настя плавно изгибалась, медленно выползая из узкого сарафана, который сползал вниз, по ее плечам… груди… бедрам… Скользнул и упал на пол…

— Викентий…

Пальцы медленно развязали ворот рубашки, которая неторопливо последовала за сарафаном…

— Викентий…

Настя шагнула вперед. Из одежды на ней остались только кокошник, высокие красные сапоги с каблуками и тонкие стринги, вышитые по здешней моде красными крестиками.

— Викентий… — прошептала она.

— Викентий… Викентий!

Приятное видение рассеялось, осталась только Настя. Приятная сама по себе, но, к сожалению, настроенная только на разговор.

— Викентий? С тобой все в порядке?

Она дотронулась до моего лицо, побитого, как яблоко-падалица, прошептала Слово… Боль и опухоль сошли, наверняка и синяки пропадут.

— Д-да. В порядке.

— Тогда рассказывай: оттуда ты знаешь, что тебя ищут? Тебя нашли? В смысле — находили?

— Да. Я… убежал.

— Рассказывай!

Настя присела на лавку, скромно сдвинув коленки. Я оглянулся: стол, сундуки, табурет… о, табурет.

Подцепив его ногой, я сел…

На лестнице застучало, распахнулась дверь и в светлицу ввалилась Аглашка. Запыхавшаяся и взъерошенная. Впрочем… Она всегда взъерошена. Скоморошка мгновенно впилась в нас взглядом, как будто рассчитывая поймать нас на чем-нибудь неприличным.

Настя осмотрела ее, как какое-то необычное существо, после чего повернулась ко мне:

— Викентий, кто это?

— Это — Агла…я. Она мой…

Стоп. А кто она мне?

— Она мой… друг. Да, друг.

— Друг? — теперь Настя перевела взгляд на Аглашку.

Та подбоченилась:

— Да, друг. Знаешь, сколько раз мы с ним дружили?

Настя посмотрела на меня, на Аглашку, подумала, после чего усмехнулась уголком рта:

— Знаю. Ни разу.

— Она действительно друг, — вмешался я, пока скоморошка не ляпнула что-нибудь еще, — Она меня сегодня спасла.

В этот раз Настя оглядела Аглашку с некоторым уважением.

— Расскажи, — сказала она мне, — что там у вас приключилось?

— Погодите! — влезла Аглашка, — Кто я, я теперь знаю. А вот она — кто?

— Это Анастасия. Мы вместе служим в Приказе. Она — тоже подьячий и она… тоже друг.

— Знаешь, — Настя взглянула на Аглашку свысока, — сколько раз мы с ним дружили?

— Знаю, — скоморошка улыбнулась во все тридцать два зуба, — Ни разу.

Они слегка пофехтовали на взглядах, как это умеют девушки, после чего Настя повернулась ко мне:

— Ты ей доверяешь?

— Она меня спасла, — не задумавшись произнес я.

Аглашка задрала острый нос.

— Ну, смотри… Рассказывайте.

Я рассказал, что со мной произошло. Не упоминая венец, про который сказал Тонкий. Просто «шел — напали — пришли вторые — пришла Агнешка — убежали». Потом Настя рассказал, что происходило в Приказе. И я сильно задумался…

Мой сегодняшний прогул, похоже, меня спас. Сначала дьяк Лука спросил, куда я пропал, и это еще можно было бы списать на нормальное желание узнать, где шляется подчиненный. Потом, когда я, видимо, уже ушел из столовой, дьяк влетел в помещение стола и приказал всем, кто увидит Викентия — немедленно привести его к князю.

— Ты понимаешь, зачем ты нужен князю Дашкову? — Анастасия смотрела на меня так, как будто точно знала — зачем.

Зачем, зачем… Кажется, я тоже это знал. Князь откуда-то узнал, что я связан с венцом и… Хотя, нет: если бы он знал или даже просто предположил, что мне известно, где венец, то он не стал бы ограничиваться простым пожеланием привести меня, если кто-то меня случайно увидит. Он отправил бы за мной дьяков… или отряд стрельцов… или…

Я замер.

Нельзя отправлять за мной дьяков и стрельцов, они обязательно задумаются над тем, зачем какого-то подьячего нужно так срочно ловить. Задумаются, сболтнут кому-нибудь не тому, если вообще не работают на кого-нибудь не того. И этот самый кто-то может князя в моей поимке опередить. Посылать за мной нужно небольшую группу доверенных людей. Например…

Как вы думаете, есть ли у главы Разбойного Приказа знакомые среди уголовников? Я вспомнил, почему беличьи хвостики на шапках Троицы показались мне знакомыми. Была у нас на Москве шайка Васьки-Кузнеца… красавчика… так вот как звали Тонкого! Точно, была на эту шайку ориентировка, мол, с Васькой ходят Кузька-Молоток, да Марк-Твердила, да Петрушка-Огонек! И была в той ориентировке пометка, что, Ваську этого ловить исключительно на горячем, а если просто увидишь на улице — не обращать внимания.

Я-то на Морозовых грешил, а уголовников за мной мой собственный начальник послал. Не мог он ждать, пока я сам, доброй волей в Приказ приду. А вдруг я уже лыжи из Москвы смазал? Или Морозовы меня раньше поймают? Дашкв свистнул своих верных людишек и отправил за мной. А «янтарные», значит, скорее всего — от Морозовых.

Короче говоря — в Приказ мне завтра нельзя. Никто мне там не поможет, зато есть шанс познакомиться с нашими подвалами, не с той стороны, с какой обычно. Из Москвы надо бежать…

Вот что бы вы на моем месте сделали?

— Викентий, — тихо спросила Анастасия, — давно хочу тебя спросить — с кем ты постоянно разговариваешь? Я уже давно замечаю — ты часто тихонечко шепчешь, как будто общаешься с кем-то невидимым.

Я растерялся. Как бы ей объяснить… Манера у меня такая: мысленно комментировать собственные действия, словно разговаривая с несуществующей аудиторией. Такой разговор с самим собой, но только вроде бы и не с собой. Только как об этом рассказать? Согласитесь, общение с самим собой — не самый здоровый признак… ну вот, я опять разговариваю с несуществующими людьми!

— Викентий, — продолжила Настя, — если ты связался с тварями из-за Грани и завел себе одну — скажи честно. Я не отдам тебя Чародейному Приказу, но мне нужно точно знать.

— Нет! — подпрыгнул я, — Я ни с кем не связывался! Это я… сам с собой разговариваю. Привычка у меня такая.

— Дурацкая привычка, — Аглашка закинула ногу за ногу.

— Викентий, ты мне не лжешь?

— Нет, — я посмотрел ей прямо в глаза. И получил тычок в бок от Аглашки. Носком сапога — вставать с лавки ей было лень, а больше она ничем не дотягивалась.