Приступим.

На листе бумаги чернели отпечатки убийцы, аккуратно перенесенные мною с рукоятки ножа. Особенно хорошо отпечатался средний палец.

Уф. Осталась сущая малость.

— Василий Петрович, — поясной поклон, — разрешите проверить руки у всех, кто в вашем дворе обитает?

Да, народа это дофигищща, всякие конюхи, повара, холопы и прочая прислуга, но что поделаешь…

— Не нужно, — отрезал Телятевский.

Я вовремя прикусил себе язык, прежде чем спросил «Почему?». Не надо лишний раз его драконить.

— Всех своих людей я уже допросил — не они это, — все же снизошел до пояснения князь.

И почему он так уверен… а, ну да. Допросил. Пусть читать мысли бояре и не могут — кажется — но уж заставить человека говорить правду, только правду и ничего кроме правды — могут.

Стоп.

А чьи отпечатки я тогда сверять буду?

Высокий парень лет двадцати, с роскошными золотистыми кудрями а-ля Лансель Ланнистер, с короткой бородой, в бирюзовом кафтане.

Высокий парень, тоже лет двадцати, может, чуть меньше, с вьющимися светло-русыми волосами, в лазоревом кафтане. Бороды нет.

Парень моего роста — слава богу, а то у меня уже комплексы по поводу роста начинались — в светло-красном кафтане. Волосы русые, короткие, бороды нет.

Девушка в кокошнике и сарафане винного цвета. На вид — лет восемнадцати, коса светло-русая, лицо круглое, румяное, глаза голубые.

Девушка в кокошнике сарафане винного цвета. На вид — лет семнадцати, а то и меньше, если первая сложена пропорционально, то эту можно назвать пухляшкой, лицо круглое, глаза голубые, коса светлая

Если кто из этой пятерки мне и понравился, то разве что последний пухлик. Легкая полнота ее совсем не портила, а круглые аппетитные щечки так и вызывали желание потискать их, как игрушу-сквиш. Но, если честно, то больше всего мне запали в душу ее глаза. Причем не те глаза, которые третьего размера, а те, что на лице. Остальные смотрели на меня с легкой и вполне заметной брезгливостью, пухляшка же распахнула свои ясные голубые глаза с таким нескрываемым восторгом, что можно было бы влюбиться.

Чего она на меня так смотрит?

Как будто первый раз в жизни подьячего Разбойного приказа видит. Хотя кто ее знает, может, какие-то романтические фантазии… Нет, девочка, ничего у нас не получится. Ну… Она не в моем вкусе. Я люблю взрослых женщин, а эта слишком молодая… И во-вторых — эта конфетка не по-моему хлебалу.

Передо мной расселись на лавке — дети князя Телятевского. Три княжича и две княжны. Вернее, один из них — не сын, а племянник, но для князя все равно, что сын. И вот именно с них я сейчас должен снять отпечатки пальцев и сравнить с теми, что на ноже. По неизвестной мне причине допросить их с помощью боярского волшебства князь не хочет или может. То ли это чересчур жесткая метода допроса и после нее становятся дураками (навряд ли, не мог же князь так просто пустить в расход всю свою челядь, дружину и помощников. Хотя…) или же боярским детям ставят защиту от ментализма, причем такую мощную, что даже отец не может ее пробить или снять. Я не знаю, а меня не проинформировали.

Получается, из всех находящихся в доме остались только эти пятеро. Жену князя убил кто-то из его детей. И я должен указать на убийцу. Или оправдать их всех, если отпечатки все же не принадлежат ни одному из них.

Стремно-то как!

— Подьячий, приступай.

Я достал полированную медную пластинку и подошел к первому из молодежи. Поясной поклон:

— Княжич, приложите сюда средний палец.

— Отец, — меня проигнорировали и обратились к Телятевскому, — А я должен это делать? По-моему…

— ДОЛЖЕН, — рыкнул князь.

Больше замечаний не поступало. Все дети князя покорно оставляли мне отпечаток пальца, я переносил его на бумажный листок, нумеровал, клал на низкий столик, стоящий перед Телятевским. Не то, чтобы это было обязательно, но — на всякий случай. Чтобы у князя не возникло мысли, что я что-то перепутал, случайно или намеренно. Он мрачно смотрел на бумажки, но никак происходящее больше не комментировал.

— Княжна, приложите средний палец.

Какие пальчики… Тонкие, длинные, с розовыми ноготочками… Интересно, как ее зовут…? О чем ты вообще думаешь?! Угомонись!

Я все же не удержался и осторожно придержал эти пальчики, якобы для того, чтобы сделать более четкий отпечаток. И она не отдернула руку!

Да что со мной такое?

Я мысленно дал себе пощечину. Может, она воздействует на меня? Специально, чтобы подразнить? Вернее, она на меня, конечно, действует… но я имел в виду ментальную магию.

Соберись, тряпка!

Ну вот, все отпечатки собраны, осталось их сравнить. Начнем с пухляшки-обаяшки. Так-то сразу видно, что ее пальчики меньше по размеру, но кто их, бояр, знает. Ведь никто не запрещал им кроме ментальной магии пользоваться и Словами. Может, эта девочка произносит какое-нибудь Огромное Слово и превращается в здоровенную громилу типа Халка. Хотя у Халка и отпечатки пальцев, наверное, должны меняться… Или нет?

Я поймал себя на том, что смотрю на два бумажных листа и размышляю над тем, совпадают ли отпечатки пальцев у Брюса Баннера и Халка.

Соберись!

Нет, у обаяшки отпечатки не подходили. Странно, но меня это обрадовали. Вот не хотелось мне, чтобы этот симпампончик был убийцей.

Вторая княжна… Тоже нет.

Княжич… Нет.

Второй княжич… Хм. Подождите…

Я пересмотрел обе бумажки, сравнивая и все больше и больше убеждаясь, что я встрял.

Отпечатки совпадали.

Может…

Нет. Все-таки совпадали.

Я кашлянул и посмотрел снизу вверх на окаменевшего князя. Я перебирал бумажки стоя на колене у столика, поэтому Телятевский видел все происходящее и прекрасно понял, что означала моя заминка.

— Кто? — тихо произнес он.

Я замялся. Никто мне княжеских детей не представил, и как обозначить хозяина отпечатков я не сразу сообразил. Не называть же его «номер два».

— Средний из юношей, Василий Павлович. Это его следы на ноже.

Телятевский встал. Резко, как будто собирался прыгнуть с места.

— Кеша, Коля, Женя, Клава — можете идти. Сережа — останься.

Княжичи переглянулись, моя ясноглазая… кхм… не моя… ну, вы поняли… явно что-то собиралась спросить.

— Клава — все вопросы потом. Идите.

О, ее зовут Клава… И… А мне-то идти?

Про меня, кажется, забыли. Оба князя, Телятевский и Дашков, подошли к княжичу Сергею. Тот недоуменно посмотрел на них:

— Что случилось, отец?

Телятевский бросил взгляд на пол, туда, где лежало тело его жены, сейчас куда-то перенесенное.

— Зачем ты убил Василису, Сережа? — тихо спросил он.

— Я? Василису?!

Честно говоря, прозвучало убедительно. Я занервничал еще больше. Может, я ошибся? Ну, например…

— Ты. Василису. Зачем?

— Отец!

— Следы на ноже тебя выдали.

— Не было на нем никаких следов!

Княжич захлопнул рот с такой скоростью, что лязгнул зубами. Но было уже поздно. Телятевский схватил его за грудки и поднял над полом. Потом затряс, как собака крысу, только сапоги зелено-травяного цвета заболтались в воздухе.

— Чем ты думал, когда ее убивал?! Ты знаешь, как трудно найти природную ведьму!!!

Так. Стоп. Я как-то потерял нить рассуждений. Я думал, князь переживает из-за смерти любимой, а тут выясняется, что она была ведьмой. И в этом качестве зачем-то была нужна князю, а его сын эти планы разрушил. И я только что об этом узнал. Интересно, успею ли я, до того, как про меня вспомнят, научиться проходить сквозь стены?

— Ты знаешь, что в Москве была одна-единственная природная ведьма?

— Может, обратишься к ней? — полузадушено прохрипел сын князя.

— Не могу! Потому что ее сегодня ночью убили!

— Зачем мне убивать Василису?! — княжич задергался и выбросил руку в мою сторону, — Это все он! Это приказной! Он меня оклеветал! Ладно бы следы души совпали, а то какие-то грязные пятна! Зачем мне ее убива-а-ать?