Отличная штука. Во-первых, я не очень люблю допрашивать тех, кто не хочет говорить — а Васька-Кузнец стопроцентно на разговор не настроен — все эти кровь, крики, вонь паленого мяса… А во-вторых, если мы станем спрашивать Ваську так, как нас учили, то хоть сто раз лишай его памяти — утром он будет очень удивлен, обнаружив на теле свежие порезы, ожоги и недостаток пальцев и ушей. Тут и дурак поймет, что у него что-то выпытывали. И что сделает человек, который ничерта не помнит, зато знаком с князем, обладающим, как и все бояре, ментальной магией? Вот-вот. Боярин эту самую память быстро вернет, против магии любой настой, хоть на семи травах, хоть на семидесяти — не катит.

А так — очнулся утром с головной болью, потерей памяти и без явных следов насилия. Ничего не заподозрит.

Наверное.

Васька глотал настой настиной мамы и прямо на глазах начинал обмякать. Возможно, этому, конечно, поспособстовал удар дубинкой, обшитой кожей, тут уж не знаю.

Нет, можно было бы и просто приказной печатью его хлопнуть, это быстрее, надежнее и меньше следов, но… По рассказам знающих людей, когда человек приходит в себя после приказной печати — он сразу понимает, что его вырубило, мол, ощущения специфические и ни на что не похожие. Не будем рисковать. Грабители — а мы косим именно под грабителей — приказными печатями не пользуются, а вот дубинками очень даже.

Вместе с Настей — она в мужской одежде, позаимствованной в сундуках родного Приказа, вполне сошла за парнишку, даже не очень и тощего — мы заволокли Ваську, что-то дружелюбно лепетавшего, в проулок, протащили в щели между заборами, отодвинули доску, заранее выломанную, и занесли его во двор одного из домов.

Я, в облике пожилого и располагающего к себе собеседника, прошел по этой улице и выяснил, в каком из домов, ближайших к нашей цели, нет хозяев. То ли в гости уехали, то ли просто бросили хозяйство и уехали, то ли что — никто точно не знал. Но дом стоял пустым. Я на всякий случай обшарил его, так, чтобы случайно не наткнуться на мумию прежнего хозяина, который никуда не уезжал, а тихо двинул кони.

Ничего не нашел, если что.

В дом мы Ваську тащить не стали, занесли в баню, где уже подпрыгивала от нетерпения Аглашка… да одетая подпрыгивала, что вы в самом-то деле! Кто бы эту баню топил?!

По дороге я понял, что быть прогрессором, даже в таком, казалось бы, простом деле, как уличный гоп-стоп — не так-то легко, как кажется. Я решил надеть на нас с моими девушками… моими подружками… подельницами, в общем… решил надеть на нас маски, вроде тех, что носят всякие криминальные личности и личности, с криминалом борющиеся (до сих пор не знаю, как они друг друга не путают). Черные, с прорезями для рта и глаз. Зверски неудобная штука, доложу я вам, все время съезжает, глаза закрывает, да еще и нитки в рот лезу. Ну или у кого-то — то есть у того прогрессора, который самолично делал эту маску, руки не под портняжное ремесло заточены.

Васька-Кузнец сел на пол, прямо на зашуршавший веник, прислонился спиной к полку и заулыбался:

— Ребята, а вы что, черти?

Судя по довольной улыбке, он мечтал познакомиться с чертями с самого рождения.

— Ага, — я раздраженно поправил маску, — еще какие.

Поздравляю, вы теперь одеты, как чёрт.

— А вы меня к себе за Грань утащите?

— Если будешь плохим мальчиком, — я исподтишка погрозил кулаком Аглашке, которая сидела на полке, свернув ноги калачом и тихонько угорала.

— А еесли хороошим…? — голос Васьки начал плыть, как у обкуренного.

— А если будешь хорошим — отпустим. Ответишь нам на пару вопросов — и пойдешь домой, спатьки.

— Хорошооо…

— Помнишь, ты вчера приказного подьячего ловил?

— Помнюю… Хозяин сказал, если он про венец знает — хватаать…

Мы переглянулись. Я наклонился к Ваське и напряженно спросил:

— Что за венец?

— Не знааю… Хозяин сказал, скажи, чтобы он про венец сказаал… Если Марк по лицу поймет, что приказный знает про венеец… Тогда хватаать… Марк хорошо по лицам читаает…

— А что за венец — ты знаешь?

— Не знааю…

Я со злостью сплюнул. Столько возни — и все впустую! Если не считать того, что я теперь точно знаю, что встрял по полной. Эти гады наверняка рассказали князю про то, что я отреагировал на слово «венец» и, значит, что-то про него знаю. Тут малейшего подозрения достаточно, чтобы сначала под боярскую магию попасть, а потом, если князь заподозрит, что она на меня не подействовала — то и на дыбу.

— Погоди, — Настя произнесла это таким хриплым басом, что я сам испугался. Потом сообразил, что она мужской голос имитирует. Мало ли у Васьки память покрепче окажется.

— Может, ты слышал что-то про венец? — сказала она, — Вспоминай!

Васька честно задумался. По крайней мере, я надеюсь, что он задумался, а не наблюдает за танцем розовых феечек. Уж больно у него лицо… незадумчивое.

— Слышаал… — наконец произнес он, закрыл глаза и начал заваливаться на бок. Настя толкнула его загнутым носком сапога в бок, Аглашка стащила колпак и отвесила главарю разбойников щелбан. И гордо выпрямилась, довольная своим подвигом.

— Что ты слышал?

— Хозяин с Телятевским разговариваал… Он сказал, что у него дома бумаги есть старинныеее… Где сказано, как венец заставить показываать…

— Что показывать?

Надеюсь, не телепрограмму…

— Не знааю… Он не сказаал… Сказал, что ему жена покаажет…

Ну, что там ему жена покажет — это мы и сами знаем. И вообще — «он», «ему»…Кто на ком стоял?

— Чья жена?

— Телятевскогооо…

Ну, его жена точно никому ничего не покажет. Убили ее как бы.

— А венец тут при чем?

— В бумагах сказанооо…

— А где эти бумаги хранятся?

— У Телятевскогооо…

— Где хранятся, ты слышал?

— Мы что, пойдем грабить боярский терем? — охнула Аглашка. Правда, по-моему, не от испуга, а от восторга, наркоманка адреналиновая.

— Не слышааал…

Отлично. Мало того, что нам, для того, чтобы узнать, что там за венец, нужно проникнуть в дом боярина — так еще и обыскать его сверху донизу.

— А как ты думаешь? — Настя попыталась придать голосу девичью вкрадчивость, что, в сочетании с хриплым басом, давало совершенно феерический эффект. Не будь Васька накачан этой дурью — уже давно орал бы от страха.

— Сундууук… — Васька начал раскачиваться из стороны в сторону, — В горнице сундууук… В том сундуке — ларееец… В том ларце боярин бумаги своих хранииит… Там могут быть…

— Бумаги про венец тоже там лежат?

— Может быыыть… — Васька окончательно завалился на бок, обнял веник и, блаженно улыбаясь, засопел.

Я выпрямился… ну, насколько позволяет это сделать банный потолок… и почесал ушибленный затылок. Ну низкие в банях потолки, низкие.

— Ты и вправду хочешь к Телятевскому забраться? — судя по спокойному, и теперь вполне девичьему, голосу, Настя ничего против не имела. Аглашка счастливо округлила глаза и изо всех сил кивала головой, мол, она за любой кипиш, кроме голодовки.

— Пока не знаю… Нужно подумать. Это вам не Ваську-Кузнеца скрутить. Кстати, что с ним делать будем? Здесь оставим?

— Можно и здесь… — Настя задумчиво посмотрела на красавчика-разбойника, — Только… Его нужно раздеть?

— Как?! — не понял я. Нет, не так — ВООБЩЕ не понял я.

— Догола, — спокойно ответила она.

Аглашка неожиданно густо покраснела.

— Зачем? — кажется, я тоже…

— Ну, во-первых, мы же хотели, чтобы он подумал утром, что его ударили по голове и ограбили. А что это за грабители, что деньги забрали, а одежду не тронули? Вон она у него какая богатая.

Логично. А… А во-вторых? Я посмотрел на Настю, на ее коварную улыбку — маску она сняла — и почему-то подумал, что если я спрошу — то ответ мне не понравится.

Но я спросил.

— А во-вторых?

— Если бы ты проснулся утром голышом и ничего не помнящим о том, что было — ты бы стал кому-нибудь рассказывать?