— Через пару месяцев все будет готово, так что не благодари меня. Ты знаешь, что твой отец будет гнать тебя изо всех сил, пока ты не уйдешь. — Она начала собирать наши тарелки.

— При этой мысли я бы сказал, что мне пора двигаться дальше, иначе меня могут обвинить в безделье. — Теперь он тоже встал. Я не могла не заметить, что он избегает смотреть на меня. — Хочешь, я отнесу посуду к насосу?

— Нет, ты иди вперед. Мы с Тайрин займемся этим. — Она махнула ему свободной рукой, и он, крепко обняв меня, вылетел через заднюю дверь.

Я повернулась, чтобы посмотреть ему вслед, и на мгновение застыла в этой позе, задумчиво глядя на дверь. Мне не нравилось, что Майкл, очевидно, скрывал от меня мастера Ноланда, и теперь он делал то же самое с нашими родителями. Если этот человек действительно так хорош, как утверждал Майкл, почему бы ему не быть откровенным в своем приглашении? Звуки, которые издавала мама, убирая со стола пролитое молоко и липкий мед, вернули меня к действительности.

На мгновение показалось странным наблюдать, как мама суетится на кухне. Она была частью этого дома и этой фермы; она была такой же неотъемлемой частью мира, который я знала, как и сам дом. У меня закружилась голова, когда я представила неизбежный день, когда моя собственная дочь посмотрит на меня и подумает о том же. Я всегда думала, что будущее Майкла будет таким же, но теперь это была огромная зияющая пустота. Узнают ли его мои дети? Или это будет похоже на нашу тетю Терезу, которая посылала письма, но ни разу не была у нас?

— Как тебе удалось уговорить отца? Что, если он не вернется? — спросила я, пытаясь подавить эти зловещие чувства.

Мамина рука чуть не опрокинула кувшин с молоком, и из него выплеснулось еще больше капель, когда она провела тряпкой по столу. Она сердито выругалась. Я поставила кувшин на стойку и прислонилась к столешнице, пока она заканчивала свою работу.

Наконец она ответила.

— Это самый безопасный вариант. Если мы не сделаем этого, он найдет свой собственный путь, и есть люди, которые будут использовать молодого человека без связей.

— Майкл умен, — уклончиво ответила я.

— Эти люди умнее. — Она перестала убирать, чтобы потереть лоб. Она отвернулась от меня, но голос ее звучал устало. — Брать людей — вот что они делают. Здесь так безопасно… можно сказать, изолировано. Особенно с тех пор, как Его Величество взял на себя задачу охранять северные границы. Ты никогда не видела Нофгрин без гвардейца. Мне никогда не приходилось учить вас двоих таким вещам. Все приезжие должны зарегистрироваться у ворот; мы так далеко от фермы, что видим только четверть тех, кто приезжает в город. Майкл читал об этом, но вы оба молоды и думаете, что непобедимы.

— Это говорит женщина, которая идет в город одна на рассвете во времена грифонов! — Я показала ей язык и получила в награду слабый смешок.

— Да, хорошо, на этой ноте… давай продолжим наш путь.

Мы приготовились к отъезду в город. Из стенного шкафа, ближайшего к входной двери, мама вытащила большой пакет, в котором лежали ее швейный набор, щетки, тряпки и еще кое-что. Я редко видела ее перед отъездом, или когда она возвращалась домой, и была удивлена тем, как эта штука выпирала у нее на спине. Это делало ее похожей на непропорционально большую и комковатую раковину. Я предложила нести мешок, но она отказалась.

— Вы трое каждый день работаете в поле, чтобы оставаться в форме. — Она перекинула ремень повыше на плечо. — Пойдем.

Я размышляла о том, чтобы Крепышка шла позади нас, но, в конце концов, отбросила эту мысль. В последнее время Крепышка так нервничала, и, честно говоря, мне не хотелось иметь с ней дело, пока я не окажусь у нее на спине. Когда мы тронулись в путь, я почувствовала себя немного виноватой. Как ее владелец, я должна была найти время, необходимое, чтобы справиться с тем, что волновало ее.

Я посмотрела назад в сторону сарая на секунду, и в тоже время мать взяла быстрый темп. Быстрое движение ее коротких ног заставило простое коричневое платье зашуршать и взметнуть немного пыли. Я поспешила за ней. Она была старомодна в седле. Слегка наклонившись вперед, она обеими руками вцепилась в ремни, удерживающие рюкзак. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, но безоблачное небо предвещало солнечный день. Вещи и толстая одежда замедляли меня.

Когда мы с Майклом только начали работать в поле, мама ликовала, что у нас больше нет детей. Однако через несколько недель она начала жаловаться на то, что ей приходится гоняться за гусями, и кое-что из домашней работы свалилось на нее без помощи ее подопечных. Ничего не поделаешь. Мы с Майклом должны были научиться присматривать за овцами, и мама не возражала. К тому времени, как она привыкла работать без двух лишних пар рук, мы с Майклом были достаточно натренированы, чтобы нести вахту по отдельности. С нашей помощью, ее день внезапно показался полным времени, и вскоре она заявила, что собирается использовать его. Она хотела поехать с Глэдис в город и посмотреть, какую работу там можно найти.

До сих пор поездки в город случались гораздо реже. На нашей земле был небольшой огород, рядом с ним — наш собственный колодец, а так же с животными, не было никакой реальной необходимости совершать прогулку большинство дней. Однако, она хотела видеть людей, которые не были ее детьми или мужем, и никто из нас не мог винить ее.

Ее родители тогда были еще живы, и именно они нашли ей работу в городе. Большая часть работы была случайной для двух богатейших семей, живущих в Нофгрине. Купцы, избравшие наш город местом, где они могли бы вырастить свои семьи и состояние, ни в коем случае не были противными, но деньги мешали им. Кое-кто в городе насмехался над тем, как мало они участвуют в городских событиях. Мать, впрочем, не возражала: за работу ей платили солидную сумму. За последний год эти деньги пошли на необходимые нужды, такие как починка крыши и покупка лекарств. Она также завела много друзей, стирая, а также получала дополнительную работу у стирального колодца в городе.

С точки зрения постороннего, колодец был достаточно прост. Все, что там было — это большая каменная чаша, наполненная водой из горячего источника. Женщины в городе приходили к колодцу не только для того, чтобы постирать, но и для того, чтобы починить белье, и посплетничать, купаясь в горячем пару, поднимавшемся от воды. Для тех, кто не знал, это могло показаться смешным, но на самом деле, многие социальные круги делили бассейн. В каждый из них было так же трудно войти, как и в королевский склеп.

Хотя она выросла в городских стенах, и хотя они покупали у нас овечью шерсть, сыр и молоко, многие люди, жившие в городе, думали, что мама бросила их, чтобы жить в лесу с моим отцом, который вырос не в городе. Однажды мать вернулась домой, совершенно убитая горем, потому что была отрезана от всех разговоров, в которых пыталась участвовать. Даже Глэдис сидела на противоположной от нее стороне бассейна, чтобы не оказаться в одной группе с изгнанницей.

Мы с Майклом, хоть и были молоды, делали все возможное, чтобы утешить ее. К тому времени, как мы все легли спать, она притворилась, что чувствует себя лучше, но отец знал, что это не так. На следующий день он уехал в город, что делал редко, разве что по делу.

В детстве я была уверена, что он разобьет несколько черепов, как всегда угрожал. Он ничего подобного не сделал. Скорее, он приводил мужей тех женщин, которые причинили матери боль, в «Черный Грифон» — местную гостиницу и паб. Там он покупал кружку эля и договаривался с ними отправиться на охоту в земли вокруг нашего поля.

Словно по волшебству, мать снова была желанной гостьей среди старых друзей. Соответственно, как и мы с Майклом. Те же самые женщины, которые презирали ее, а также их семьи, иногда приходили к нам обедать. Иногда мы красиво одевались, чтобы навестить их в городе или устроить пикник в поле.

Это было тяжело для Майкла, который возмущался этим новым социальным обязанностям. Хотя он и старался изо всех сил, но так и не научился этому. Я тоже не слишком все это обожала, но именно так я встретилась с Най. Она взяла меня под свое крыло и очень помогла в социальном плане.