Но такая роскошь ради ужина на военной заставе? Я промолчала, чтобы не показаться неблагодарной. Однако мадам Рэтбоун всё поняла без слов:

— Полковник Боден даст настоящий пир. Сама увидишь.

Я едва узнала себя в зеркале. Каким бы изысканным ни был званый ужин, меня одели на него чересчур пышно. И это не просто так.

— Ничего не понимаю. Я думала, меня встретят враждебно. Почему вы так добры? Я ведь та принцесса, что бросила вашего принца у алтаря. Неужели вы не таите на меня злобы?

Вила и Аделина стыдливо потупили взгляды. Рэтбоун нахмурилась.

— Мы злились. Другие и сейчас злятся, но… — Она повернулась к Виле и Аделине. — Девушки, почему бы и вам не переодеться к ужину? Мы с её высочеством скоро выйдем.

Она дождалась, пока нас оставят, и со вздохом обратилась ко мне:

— Что до меня, то за утаённую в прошлом доброту набежали проценты.

Я озадаченно поглядела на неё.

— Много лет назад я встретила твою мать. Ты так на неё похожа.

— Ты бывала в нашем королевстве?

— Нет, на то время твоя мать ещё не перебралась в Морриган. Я была служанкой из таверны в Кортенае, а она — дворянкой из Гастино и как раз ехала выходить замуж за короля.

Я опустилась на край постели. Об этом путешествии мне было так мало известно. Мать никогда о нём не рассказывала.

Рэтбоун подошла к зеркалу и вернула на место флакон с духами. Поправляя собственный наряд, продолжала:

— Мне тогда было двадцать два. Весь трактир на ушах стоял из-за приезда леди Регины. Она остановилась у нас всего на ночь, но трактирщик всё равно велел отнести ей тёплого молока с мёдом, чтобы спалось крепче.

Она распустила пучок перед зеркалом и стала причёсываться. Суровые черты смягчились, взгляд устремился вдаль, будто она вновь увидела мою мать.

— Мне было так страшно входить в её комнату. Страшно и любопытно. Я раньше не видела дворян, а уж будущих королев самой влиятельной державы и подавно. Но в комнате сидела не аристократка в золоте и короне, а уставшая и напуганная девчушка ещё младше меня. Она, конечно, не заикнулась про страх и даже выдавила улыбку, но я заметила ужас во взгляде и туго сжатые пальцы. Поблагодарила меня за молоко, и я хотела как-нибудь ободрить её, взять за руку, но всё стояла молча. Она смотрела пристально, словно умоляя остаться, но я не посмела выйти за рамки. В итоге просто раскланялась и вышла из комнаты.

Задумчиво поджав губы, Рэтбоун достала из шкафа короткий меховой плащ и накинула на меня.

— Та встреча ещё долго не шла из головы. Я могла столько ей сказать. Столько простых и добрых слов, что поддержали бы её в дальней дороге. Слов, что хотела бы услышать сама. Но день ушёл, и с ним ушла возможность, которую больше не вернуть. Тогда я поклялась, что буду переступать через страх. Что не позволю себе до конца жизни мучиться из-за невысказанного.

Смешно. Меня и саму терзали невысказанные слова: всё то, о чём умолчала мать. Всё то, что могло бы и меня поддержать в дороге.

Когда я наконец вернусь домой, тайн между нами больше не будет.

Глава девятнадцатая

Паулина

Впервые в жизни я нарушила таинство. Да простят меня боги! Жрецы призвали первых дочерей зажечь красные лампады у могилы, затем отпели принца и его воинов той же молитвой, которой я день за днём в Терравине оплакивала Микаэля. Выходит, напрасно, раз он жив?

Мои ногти впились в ладони. На кого злиться, на богов, Лию, на самого Микаэля? Или на то, что когда-то я была уважаема при дворе, а теперь беглянкой прячусь в тени за деревом? Боюсь показать лицо, выйти к могиле и обратиться к богам? Никогда не думала, что паду так низко.

Панихида закончилась, первых дочерей отпустили к семьям, и толпа стала неспешно расходиться. Я выискивала лицо тётушки, хоть и глупо было надеяться, что она бросит королеву в скорби и явится сюда. Брина с Реганом я спрашивать о ней опасалась. Она держалась правил во всём и вбивала их мне с первого дня в цитадели. Подумать страшно, как она относится ко мне теперь: ведь я не просто нарушила привычный ход вещей, а содействовала измене!

Брин и Реган поговорили сначала с одной, потом с другой вдовой в трауре и, наконец, двинулись в нашу сторону. Шагали осторожно: пусть нас и дальше считают скорбящими.

Подойдя, оба вопросительно глянули на Берди.

— Не волнуйтесь, Берди можно доверять, — поспешила заверить я. — Она любит Лию не меньше нас и хочет помочь.

— А тайны она хранить умеет? — Реган продолжал смотреть с подозрением.

— Как никто другой, — ответила Гвинет.

Берди искоса прищурилась на Регана.

— А вам-то самим доверять можно?

В ответ он слегка поклонился с усталой улыбкой.

— Извините меня. Последние дни выдались трудными.

— Понимаю. — Берди сочувственно кивнула. — Соболезную вам. Лия так тепло отзывалась о вашем брате.

Брин нервно сглотнул, Реган закивал в ответ. Без брата и сестры оба казались опустошёнными

— Вы говорили с родителями о Лие? — продолжила я.

— Не успели, — пояснил Брин. — Сначала пришла весть о Вальтере, затем слёг отец. Мать убита горем, из покоев выходит только к нему, но лекари говорят, она ничем не поможет и только тревожит его понапрасну.

На вопрос Берди о состоянии короля Брин ответил, что всё как прежде: слаб, но держится. По словам лекарей, сдало сердце. Он поправится, нужен лишь покой.

— Вы, кажется, хотели что-то рассказать? — напомнила Гвинет.

Вздохнув, Брин откинул со лба тёмные волосы.

— Солдат, который принёс весть об измене Лии, умер.

— Почему? Говорили, он не был ранен, — изумилась я. — Только измучен дорогой. Как же так?

— Не знаем. Сами забросали лекарей вопросами. Твердят, что, скорее всего, приступ случился от обезвоживания, — ответил Реган.

— Обезвоживания? — смутилась Гвинет. — Он же через десяток ручьёв и рек переправлялся.

— Вот именно, — кивнул Реган. — А перед смертью его успел допросить один только канцлер.

— Думаете, власти скрывают, о чём рассказал солдат? — нахмурилась Берди.

— Или, пуще того, к смерти гонца руку приложили? — добавила Гвинет.

Реган поскрёб щёку. Его взгляд омрачился беспокойством.

— Мы этого не говорили. Просто события летят так быстро, а ответов у нас нет. Будьте осторожнее, пока мы не вернёмся.

— Откуда?

— Об этом мы и хотели сказать. На той неделе нас посылают в Град Священных Таинств. Оттуда мой отряд направится в Гитос, а Брина в — Кортенай. По пути будем останавливаться в больших городах.

— Вы оба уезжаете?! — воскликнула я, на что Гвинет остерегающе кашлянула. Я понизила голос: — Вам позволят покинуть Сивику? Вальтер мёртв, король так слаб. Ты — прямой наследник трона, Брин следующий в линии. По правилам, один из вас всегда должен…

— Настали трудные времена, Паулина. — Брин взял меня за руки. — Морриган шатается. Малые королевства увидели, что между нами и Дальбреком пробежала чёрная кошка. Наследный принц, а вместе с ним и цвет знати, убиты. Отец болен, сестра, как считают, спуталась с врагами. Начальник стражи говорит, не время забиваться в угол, надо показать силу и решительность. Министры посчитали, так будет лучше. Мы с Реганом противились, но отец одобрил их решение.

— Вы с ним говорили? — удивилась Берди.

Братья переглянулись. Что-то недосказанное промелькнуло между ними.

— Да, — ответил Реган. — На вопрос о приказе он кивнул.

— Король ведь болен! — оторопела Гвинет. — Себя не помнит… а случись худшее, престол опустеет!

— Лекари уверяют, нам можно ехать. Да и начальник стражи говорит, никто не воодушевит войска лучше, чем королевские сыновья. И соседние королевства пускай смотрят.

На лицах братьев смешивались противоречивые чувства. Воодушевить войска — не главная цель.

— Вы едете доказать, что сами ещё верны короне, — догадалась я.