— Не волнуйтесь, я буду говорить по-гречески, на одном из старых диалектов, — пояснил Костас. — Так нам будет проще общаться во время сеанса.

— Тогда я тем более не смогу понять вас.

— Вы уверены в этом, Вереники? И все же давайте попробуем!

Мало веря в успех, я тем не менее легла на кушетку и попыталась сосредоточиться на маятнике в руках мужчины. Он использовал иной метод, чем Ахметов, для погружения в транс, но меня волновал только результат. Стоило Хадзитису замолчать, как я очнулась, но в ином времени и пространстве.

Женщины вели меня под руки. Каждый шаг давался с трудом. Я не видела дороги не только из-за плотного покрывала на голове, спадавшего складками до земли, но и из-за слез. Проплакала всю ночь, умоляла отца не отдавать меня Аполлинарису, но тот остался глух к моим словам. Устав слушать мои стенания, он схватил меня за волосы, заставив запрокинуть голову и посмотреть в его глаза.

— Позор семьи! — воскликнул отец. — Мои сыновья и братья погибли, защищая нашу землю, а дочь спуталась с этим проклятым варваром! Хвала богам, что твоя мать не дожила до этого дня.

— Папа, зачем ты говоришь такие страшные слова?

— Горе мне! — крикнул он и оттолкнул меня. Я упала на земляной пол, сжалась, ожидая удара, но отец не прикоснулся ко мне.

— Папа, этот брак разрушит мою жизнь. Пощади, во имя Геры!

— В ногах у мужа будешь валяться, благодарить его за то, что он взял тебя, несмотря на все слухи, заплатил все наши долги. Хорошо хоть у тебя хватило совести не отдаться этому проклятому римлянину и сохранить чистоту тела, раз уж душу ты запятнала предательством своего народа.

— Я люблю его. Он не виноват в гибели наших родных, он такой же солдат, как твои сыновья.

— Замолчи, бесстыжая!

На этот раз отец не сдержался и ударил меня, наотмашь, не жалея силы, и оставил одну, заперев дверь комнаты.

Утром тетка напоила меня каким-то отваром для поддержания сил, но он странно подействовал на меня: во всем теле ощущалась слабость. Я позволила женщинам надеть на меня белый хитон и покрыть голову свадебным покрывалом. Вышла вслед за ними к гостям. Как во сне повторяла слова брачной клятвы, находясь под действием дурмана, лишавшего меня воли к сопротивлению. Все ждала, когда закончится его действие, но церемония подошла к концу, отгремели звуки процессии на пути в дом будущего мужа и свадебного пира, а я все еще с трудом передвигалась. Со вчерашнего дня ничего не ела, и этот только усугубило мое состояние.

Когда в комнату вошел мой муж, когда, не обращая внимания на мои протесты, повалил на пол, я, собрав последние силы, сказала:

— Ты оправдываешь свое имя Аполлинарис, разрушитель! Я ненавижу тебя!

— Кричи, сколько хочешь, только теперь ты моя, Иола. Не он, а я стал твоим мужем, меня ты станешь ублажать каждую ночь, моих детей будешь рожать.

— Будь ты проклят! Лучше смерть! — воскликнула, чувствуя тяжесть его тела, придавившего меня к земле, грубые руки, запах вина.

Ужас накрыл удушающей волной. Вместе с ним пришла боль.

— Очнись! Все дурное осталось в прошлом, — голос Костаса постепенно возвращал меня к действительности. — В этот раз ты сильнее, тебя есть, кому защитить, ты справишься.

Я понимала грека ровно до того момента, как очнулась от гипноза. Словно в подтверждение сказанных им слов Ник сжал мою руку. Я никогда не видела любимого таким: боль, ненависть, презрение исказили черты его красивого лица. Конечно, он же был рядом, все слышал, а мне было стыдно за свое бессилие, пусть даже события относились к далекому прошлому. Хотелось спрятаться от всего мира, очиститься от грязи и начать все сначала.

— Я с тобой, я рядом, любимая, — произнес Ник, крепко обнимая меня. — Больше никто не посмеет тебя обидеть.

— Ты знал об этом? — спросила мужчину. Я вдруг испугалась, что он отвернется от меня после услышанного, оттолкнет.

— В общих чертах, без подробностей.

— Что было потом? Я умерла, да? Поэтому я оказалась на краю обрыва? Не смогла пережить случившееся? Но почему ты не спас меня?

— Когда я пришел к твоему отцу просить твоей руки, он сначала отказал мне, потом поставил условие: привезти огромный выкуп за невесту. Он был хитер и никогда не ссорился с нами, римлянами, но в тайне поддерживал повстанцев. Он обманул меня дважды: когда обещал подумать над моим предложением, когда в нарушение всех традиций отдал тебя замуж в сентябре. Я вернулся несколько дней спустя, чтобы застать похоронную процессию. Ты исполнила свою угрозу, оставив этот мир, а я опоздал. Прости.

Я видела боль в его глазах и, если бы могла, всю ее забрала себе, только бы он не страдал. Хотела как можно скорее закончить этот неприятный разговор, но все же задала вопрос, который мучил меня:

— Что стало с Аполлинарисом?

— Он бежал в священную тополиную рощу Афины, едва я появился на пороге его дома, надеясь спастись. Никто не смел войти туда с плохими помыслами, тем более с оружием в руках. Я же не только нарушил все запреты, но и осквернил святость места, убив Аполлинариса, и навлек тем самым гнев богов на нас обоих. Только едва ли думал об этом, потеряв тебя.

То, что мне открылось сегодня, причинило боль, но, пройдя сквозь этот ужас, встретившись лицом к лицу со своими страхами, переборов их, я испытала облегчение. Я не знала, было ли это концом наших испытаний, но точно началом конца.

В Янине нас больше ничто не задерживало, хотя Костас предложил и в дальнейшем наблюдать меня, если потребуется. Утром мы вылетели в Керкиру, а оттуда отправились в поместье, принадлежавшее семье Ника. Я по-прежнему знала о нем непозволительно мало: где и с кем он жил, чем интересовался, как проводил свободное время — все это было для меня тайной. Решила наверстать упущенное по дороге домой. Мужчина вел автомобиль нарочито медленно, давая мне возможность насладиться красотой греческих пейзажей, с гордостью рассказывая историю острова, неразрывно связанную с его семьей.

— Погоди, так созвучие твоей фамилии с названием этого места неспроста? — спросила, а про себя усмехнулась: просто «мисс наблюдательность» в огромных кавычках.

— Многие греческие фамилии образованы от названий географических объектов. Керкирэос — означает «родом с Керкиры».

— Можно я буду говорить «Корфу»? Греческие названия такие сложные!

Для себя уже решила, что со временем я выучу не только их, но и язык, просто сейчас мне хотелось позволить себе эту слабость.

— Можно, если поцелуешь, — ответил Ник, свернув с дороги на обочину.

Вот хитрец! Знал же, что я не могла ему сопротивляться! И все же за беспечной улыбкой, в лукаво прищуренных глазах я заметила беспокойство — не за себя, за меня. Нет, не это чувство он должен испытывать, глядя на меня. Если я могла избавить его от страхов, от его личных демонов, то должна была это сделать. Нежность к этому невероятному мужчине наполнила мое сердце. Отстегнув ремень безопасности, перебралась к нему на колени и прошептала:

— Я люблю тебя с первой встречи и буду любить до последнего вздоха.

Он обнял меня, пожалуй, слишком сильно и целовал так исступленно, будто прощался. Его губы, его руки были, казалось, везде. Желание охватило обоих, но мы не позволили себе большего: дорога — не место для любви, хотя дело было не только в этом. Я, наконец, разгадала эту загадку — больше всего на свете он боялся потерять меня, поэтому так отреагировал на мои слова. Казалось бы, это естественно: любящий человек подсознательно всегда испытывает нечто подобное, но чаще всего это абстрактное чувство. Ник же словно ждал этого с минуты на минуту.

— Я чувствую, что тебя что-то беспокоит. Расскажи мне все, — попросила его, вернувшись на свое место автомобиле. — Я должна знать, к чему готовиться.

Он боролся с желанием открыть мне правду и оградить меня от нее. Я видела это по его изменившемуся взгляду, рукам, которые крепче, чем требовалось, сжимали руль, по тому напряжению, которое, казалось, можно было почувствовать.