Мирослав не умел читать и писать. Но был любознательным и добросердечным, воспитанным и скромным. Он сразу подружился с братом и сестрой и пытался им в чём-то помочь. Хотя помогать приходилось ему: Рада стала обучать его алфавиту. Мирослав был рад, что у него появились друзья в лице брата с сестрой: он часто в прежней жизни тайком наблюдал за играми других детишек, не осмеливаясь подходить к ним и помня о запрете на это со стороны деда. Сын Глеба Никифоровича знал, что это - его родители, а так же брат с сестрой, после того, как ему об этом рассказал лесник, как знали это и Рада с Данилой. Но в семье эта тема не обсуждалась, а как-то деликатно замалчивалась. Родители не спрашивали Мирослава, как он жил с дедом в лесу, но всегда внимательно слушали, если мальчик сам проговаривался, или желал всем что-то рассказать. Из этого они сделали вывод, что Мирослав хорошо разбирается в травах, лесных животных, любит их, и является добрым и рассудительным мальчиком, но немного печальным. Они пока не понимали причины этой печали: то ли сын тосковал по деду, но не признавался открыто в этом; то ли причина была в его непростом детстве и недоброжелательном окружении, то ли это было свойство его характера, вместе с задумчивостью и рассудительностью.

Сестра же, Рада, часто пытала Мирослава, как он жил там, в лесу, не могла понять, почему он не приходил к ним раньше вместе со своим дедушкой. И упрашивала брата периодически сходить вместе в лес, чтоб он ей всё показал, на что Мирослав пока тактично отмалчивался или деликатно отказывал. Родители радовались, что дети подружились. Они были спокойны, поняв, что Мирослав не научит ничему плохому. Только сами иногда переживали, чувствуя некую отдалённость и отстранённость мальчика: не уйдёт ли он снова в лес? Не позовёт ли его прежняя жизнь? Они не знали, как больше сблизиться с ним, и предоставили это дело заботе, тёплому отношению и времени.

Тем временем приближался день тайного праздника, о котором говорил Мирослав. В этот день в скрытом от глаз посторонних и непосвящённых месте собираются все служители тьмы, чтобы предстать перед своим Хозяином, обновить клятвы, засвидетельствовать почтение и сакральным ритуалом взять себе побольше демонической силы. Этот шабаш ведьм устраивался далеко в лесах, на болотах, чтоб ни одна душа не была свидетельницей происходящего. Ведьмы и колдуны со всей округи заранее готовились к этому празднику. И Мирослав однажды там был. Но помнит только огни, дым, и крики воронов, чьи груди разрывались и чьей кровью окроплялся какой-то камень. Неприятное и жуткое зрелище.

Год назад Никодим, планируя вернуться в родное село для реванша, договорился со старым колдуном, что если явится он через год на этот праздник - зайдёт в их село и навестит Никодима. Прошёл ровно год, оборотень убит, но старик помнит уговор и пришёл, разыскивая старого приятеля. Чутьё привело его в заброшенную хибару на краю леса, где жил когда-то, а после повесился один пропойный морячок, а ныне беспробудно пьянствовали Арий и Данис.

Старый колдун вошёл на закате, без стука, и взору жен братьев предстал сухенький невысокий старичок в сером плаще со стоячим воротничком и чёрной шляпе с полями. Быстрыми хитрыми глазами он вмиг пробежался по избе и, не представляясь, по-свойски, снял с себя плащ и шляпу и скомандовал Аиде:

- Ну-ка, хозяюшка, повесь!

Изумлённая такой бесцеремонностью Аида молча, повиновалась, по очереди поглядывая то на гостя, то на мужиков, развалившихся на лавках. Те громко храпели и даже носом не повели.

Старичок, пригладив ладошкой плешь перед пыльным паутинным зеркалом возле двери, довольно потирая руки, прошелся вглубь комнаты с вопросом:

- А где у вас тут рукомойник? - как бы намекая на то, что гостя было бы приличным с дороги угостить. Аида, не спрашивая, кто это такой, как зачарованная поспешила вынимать из печи остатки ужина. Другая женщина, Яра, принялась расталкивать мужиков. Те недовольно кряхтели, и просыпаться отказывались.

Помыв руки, старичок тем временем жадно наворачивал остывшие щи, причмокивая. Обе женщины сидели с ним за столом и безмолвно наблюдали за происходящим. Арий и Данис проснулись и опухшими глазами недоверчиво всматривались в лицо неизвестного, но так шустро командующего в их логове гостя. Старик доел, промокнул губы оставшимся кусочком хлеба и хитро осмотрел всех присутствующих.

- Вот теперь - другое дело! - весело заявил он и полез в нагрудный карман своего пиджачка, откуда вынул колоду карт. - А где у нас хозяин-то, Никодим, забыл как по батюшке? Отлучился куда?

Присутствующие, молча, переглянулись.

- Отлучился, - безучастно пробасил младший брат, - на тот свет отлучился.

- Ай-яй-яй! Как нехорошо! - машинально посетовал гость, успев разложить карты и внимательно всматриваясь в каждую, - Да, вот, вижу, что хозяин отлучился надолго, почитай, что навсегда... - старик зорко рассматривал, комбинацию, попутно рассуждая:

- Ну, дак мы с ним ещё в прошлый раз договорились, что будем друг другу помогать. Он меня когда-то выручил, теперь и мне время должок вернуть. Так что... так что... - щурился он в полутьмах, нацепив на нос очки и напоминая педантичного бухгалтера, - хозяюшка, свечку принеси!

Аида покорно метнулась в другую комнату и принесла свечу. От её пламени, озарившего карты на столе и лицо колдуна, все увидели, что у него один глаз - совершенно красный, навыкате, и смотрит косо вверх. Но, не смотря, на такое расположение глазного яблока у всех создалось впечатление, что этим своим красным глазом колдун смотрит именно на него, и прям в душу. Присутствующие робко заёрзали на лавках, стараясь не смотреть в лицо старику.

Данис, натягивая сапоги, пробасил:

- Ну а чем ты нам помочь-то сможешь?

Старик спросил в ответ, снова путая карты на столе:

- Ну а что бы вам хотелось?

- Нажраться бы им хотелось... - недовольно сказала Аида, протирая скатерть от крошек и убирая рюмки со стола. Братья задумчиво молчали, почёсываясь и припоминая, чего бы им хотелось. Тут сказал Арий:

- Село наше, наших дедов и прадедов. Здесь место силы, здесь кости предков. Наш род древний. Нас выгнали отсюда, не дали жить. Хотелось бы вернуть всё обратно. Взять власть, так сказать, в руки. Уничтожить всех, а нас, чтоб оставили в покое...

- Власть, говоришь... - прошептал старик, всматриваясь единственным, загоревшимся отчего-то увиденного при раскладе карт, глазом, - Подожди-ка, подожди-ка... будет тебе власть!

Колдун победоносно поднял от стола голову и уставился на Ария.

- Дадут тебе власть. На три дня. Над всеми людьми в селе. Как хочешь это, так и используй. Хоть перережь всех. Но будешь убивать - смотри: чтоб один не видел, как ты убиваешь другого.

- Как это - на три дня?... - не понял Арий.

- Наведу гипноз на жителей. Будут тебе подчиняться. В их глазах ты будешь - как главный человек. Хочешь - избирайся председателем, или кем там? Все за тобой пойдут! В эти три дня что хочешь, то с народом и делай. Как олухи они будут, не ведающие пастыря. Но действуй с умом. Продумай всё сначала, как распорядиться этой властью, чтоб жителям житья здесь не было. Поспеешь за три дня управиться - молодец. Не поспеешь - не взыщи...

- Как это гипноз? На всех? Так не бывает... - недоверчиво мотал головой Данис.

- Ну как это не бывает? - снова хитро прищурил свой глаз старик, - На вас же навёл... Вы меня знаете? - Нет. А впустили, слово не сказали, накормили, а сейчас ещё и последние деньги отдадите. Ну-ка, хозяюшка, принеси-ка мне деньги! - скомандовал он.

Аида встала и с каменным лицом и широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами, полезла в щель за печью, доставать свёрток с оставшимися деньгами. Все сидели, молча, и слова не сказали. Старик довольно засмеялся и, снова всех хитро оглядев, сказал:

- Вот видите! А вы говорите!

К избе подъехала телега без кучера, запряженная лошадью. Братья хотели было вскочить, но старик поднял руку и успокоил их: