Он на неё – гипервнимательный. Не понимая до конца, что же такое с ней произошло.

Она на него – слой равнодушия.

Так возникает любовь. Возникает так нудно и яростно, что практически невозможно её заткнуть.

Тем более – когда ты пьян!

Не понимая до-конца на утро – от водки ли только?

Или – только от неё?

Опохмеляясь воспоминаниями.

И не догадываясь ещё о том, что это именно её ларёк, этот коварный демон и обольститель обычных граждан, соблазнявший их покупать у него всякую-всячину, и заставил его теперь воспринимать Афродиту ни кем иным, как той самой Татьяной Лариной. В ларце ларька. Что просто была обязана, по сценарию самого Пушкина, признаваться ему в любви! Снова и снова! В каждом невольном взгляде, тут же отводимом ею в сторону. Таинственной улыбке. Через чур глубоком вздохе. Нечаянном касании, от которого она сама же невольно содрогалась и одергивала свою грешную правую руку под строгим взглядом Господа, смотревшего на неё глазами Фетиды. Как от прикосновения к святая святых. Обещая каждую минуту их общения принадлежать ему вся и без остатка. Целиком и полностью! Причем, помимо его воли. Ведь сам Ганеша в тех «тайных вечерях» в ларьке ещё и не надеялся на продолжение банкета. Ни то что в спальне, даже – и в мечтах!

Ладно бы Фетида. Влюбить в себя такую трепетную лань, как она, было легко и приятно.

Но – Афродита? Это был слишком грубый и жёсткий материал, чтобы такой, прямо скажем – начинающий кудесник, как Ганеша, мог открыто с ним работать. Серьезно надеясь на успех.

И вот тут-то в драку и вступил Ларёк. А в его глубокой чёрной тени – архидемоны. Из спецгруппы прикрытия. Которые щёлкали такие крепкие орешки, как Афродита, легко и непринуждённо. Просто, как всё гениальное! Ведь в отличии от недалёкого Диониса с его саблей непосредственного воздействия, они давно уже действовали многоходовками. Предварительно подготавливая и удобряя почву для развода. Кроликов. На которой, по их коварному замыслу, и должен был расцвести невероятно пышный сад их неземной любви!

Отвлекая его от Бога.

Но разве мог он даже предположить, что для того чтобы развести Фетиду на её любовь к нему ушло у них около трёх месяцев? Заставив её стоять в очереди за счастьем. Пока её Счастье забавлялся с Сирингой. Этим демоном Чистого искушения. И подослав к нему Орфея именно в тот момент, когда вся его затея с Фетидой уже начинала откровенно заваливаться набок, черпая воды забвения. Испугав того налоговой.

Чтобы Ганеша прямо сейчас всё это понял и тут же об этом написал. Поражаясь лишь тому, как ловко тогда у них всё это получилось!

Но для того чтобы совершить нечто подобное с Афродитой с её врождённым недоверием и чуйкой на развод? У них ушло на это более полутора лет. Начиная с того самого момента, как она ещё вначале их знакомства пригласила его и Фетиду покататься по ночному городу. И впервые, пусть и – механически, по привычке неуёмной жажды покорять, как и любая Королева, попробовала ему понравиться. Своей ласковой нежной улыбкой, широко и дружественно открытой к нему навстречу.

Как и у любой тигровой акулы. Своими доверчиво открытыми ему навстречу челюстями вдруг напоровшись на железный борт отказа. Задев её самолюбие за живое! То есть – ободрав ей шкуру. А Ганешу – буквально отшвырнув к Электре. Выбив из лодки душевного равновесия. Зализывать рану, которую две эти менады ему откровенно нанесли. Слой за слоем. Создавая на полотне его открытого нараспашку восприятия шедевр подлинного искушения.

Ведь он изначально был чужд всего вульгарного. Пусть даже это будет оргия. Оргия должна преподносится нам, как высшее откровение небес! А не как нечто уже давно привычное и заурядное – для Афродиты и Фетиды. И он тут же это почувствовал. А потому и не был ими тогда ни очарован, ни отвезён к Афродите на съемный пентхаус, ни жестоко изнасилован. Этой Лисой Алисой и домашним её Котом Базилио4. Чтобы из этого наивного Буратино, перевернув его точку зрения на ход творимых с ним «вещей», сами собой посыпались на пол столь лакомые для них обеих золотые.

Не стоит забывать, что это была разводка – на деньги. На которую он тогда тупо не повёлся. Как и учил его Пенфей.

И когда Ганеша наконец-то понял это в море, то часто об этом сожалел. Проклиная того последними словами!

Понимая, что Пенфей, как его старый школьный товарищ, которых сблизило в школе немало драк, с тех пор постоянно переживал за него и, безусловно, не хотел, чтобы его лучшего (как постоянно выяснялось в драках) друга разводили на деньги. Хоть кто-то. Всё равно – кто.

Кроме него самого.

Так же как и то, что архидемоны теперь использовали эту разводку, как присказку. К их настоящей Сказке!

То есть чтобы развести Ганешу уже в настоящем. И уже – по-настоящему! И, отнюдь, не на деньги. Ведь он наивно полагал тогда, что данным миром управляет один лишь Бог. И никто другой. А следовательно с ним тут, априори, не может случится ничего плохого. Хотя фраза: «Земля отдана в руку злодея» уже могла бы подсказать ему, что им управляют ещё и архидемоны. Причем – в сугубо своих интересах. Каких? Вот это-то он и должен был тут выяснить. Ну, или хотя бы подробно описать всё, что с ним тогда происходило. Так сказать, в назидание потомкам. И не догадываясь ещё о том, что Бог использует его тут, как грушу. Которую будут и после его смерти молотить все, кому не лень. Для подготовки к драке с архидемонами будущих чемпионов духа! Так что всё, что он тут пишет, целиком и полностью с попущения Божия. И даже не думайте в этом сомневаться. А ни то!…

И он увидел у себя перед носом огромный кулак отчима. Которым Дакша, в шутку, пугал Парвати.

Случилось так, что выпало Афродите вёдро ласк длиной в месяц. После чего приключился один иногородний ласкатель. Но у того оказался такой портативный ласкатель, что Афродите, невольно улыбнувшись, столь же невольно пришлось отказаться от этой незатейливой затеи.

То есть снова – жгучий сухостой.

В обжиженные фрагменты из коего Ганеша то деликатно, ну сущий ангел, то пытаясь мимолётно ощутить на губах вкус её кожи, не менее невольно выказывал ей своё расположение на диване в зале вечного ожидания блаженства. Путаясь под ногами её страстей.

На что зоркость Фетиды давала о себе знать в домашних терактах истерик.

Ганеша же, желая лишь того, чтобы эпизод его жизни с Фетидой (которая – рыжая и с большим пузом – напоминала ему теперь беременного таракана) побыстрей и помягче закончился, неостроумно выступал в экипировки «Егорки, у которого на всё отговорки». Видимо считая, что лучший способ нападения – оборона, а лучший способ обороны – уход от ответа. То есть применял на практике то единственное, чему только и научился у Творца.

Ганеша снова стал разыгрывать из себя Пьеро, то есть зажил спустя рукава. Всё глубже погружаясь в тёплый ил бессознательного. Рассматривая Фетиду уже не иначе, как пиявку.

Несмотря на то, что сублимация сделала Афродиту духовной культуристкой, одиночество наложило на неё синюю печать скорби. Как и все люди в этом мире, погружённые в несчастное сознание, она не выносила оставаться одна. Её прошлое, чуть забродив в тишине, тут же ударяло испарениями мыслей ей в голову, указывая ей на её былые ошибки. Но вместо того чтобы признать их как данность и досконально разобраться в каждой конкретной ситуации, она тут же начинала перед собой оправдываться. А после того, как у ней это слабо получалось, её начинали одолевать отрицательные эмоции и отравлять ей жизнь. Ведь сомнение – атрибут несчастного сознания, возникающее в попытке преодолеть своё несчастье, как следует разобравшись в себе и в своих акциденциях, проявляющихся в каждой из ситуаций, для чего они, собственно говоря, только и возникают – чтобы мы смогли взглянуть на себя более ясными глазами, начав их анализировать. А не пытаться закрыть на себя глаза самооправданиями.