– Я помню, в конце там говорилось, что если ты хочешь чтобы у тебя хоть что-то получилось в жизни и в бизнесе, тебе нужно работать одному. Да и вообще, – восторженно добавила она, вспоминая и слегка закатив глаза, – у тебя здесь вообще ничего не получится, пока ты действительно не станешь одним из них. – и счастливей её, казалось, не было никого на свете. – А что означает «стать одним из них»?

– Это означает стать святым, – глубоко вздохнул Ганеша.

– Я так и знала! – воскликнула она в отчаянии. – Поэтому я и порвала его!

– Ты думаешь, что святым нельзя быть с женщиной? – усмехнулся он. – Если она грешна перед ним, то – да. Так может они взывали и к тебе тоже? Раз уж они передали его через тебя. Может и тебе уже давно пора наконец-то покаяться и тоже стать святой? Только так мы сможем стать по-настоящему близки друг другу и любить друг друга во всей полноте. Ведь тогда уже не останется ничего, что до сих пор нас друг от друга отделяло бы и через это – постоянно отдаляло. Всё дальше и дальше. Пока мы не станем внутренне так далеки друг от друга, что наш разрыв станет уже пустой формальностью. Пойми, только раскаяние друг перед другом снова сможет нас по настоящему сблизить. Примирив и слив в любви и гармонии друг с другом. Религия – это не просто глупая писанина, не имеющая с обычной жизнью ничего общего. Нет, это конкретное описание пути, двигаясь по которому только и достигают любви. Подлинной взаимности! Становясь святыми прежде всего друг перед другом. Чтобы внутри каждого уже не осталось ничего, что могло бы изнутри нас самих разделить нас уже и в пространстве. С ненавистью отшвырнув друг от друга.

Но Фетида только бессмысленно хлопала на него глазами. Пытаясь захлопать его и утопить в овациях? Якобы восхищаясь тем, какой он умный. И Ганеша понял, что он уходит от своего Предназначения. Куда-то сворачивая с пути Любви. На который он случайно набрел в рейсе чтобы не покончить с собой. И чтобы ему не было больно за бесцельно прожитые с ней годы, когда снова придётся в этом каяться чтобы продолжить свое саморазвитие, Бог, увидев его будущее, решил его об этом предупредить. То есть чтобы он перестал совершать то, о чем ему очень скоро придется пожалеть. И не тратил время своей лучшей жизни попусту.

Но что именно они хотели ему сказать? Продолжал не понимать Ганеша. О чём предупредить? Чтобы он держался подальше от Фетиды? Или – от Орфея? Ведь Орфей только и делал, что пытался вовлечь его в съем менад. Навязывая ему тот смысл жизни, из которого даже Дионис уже давным-давно вырос и перерос. Чувствуя себя уже довольно-таки неловко в его тесных штанишках. То и дело потрескивавших на нём по швам, когда он с Орфеем вынужден был на эту тему общаться. А уж тем более – с излишками его любви. Подругами его очередных избранниц. Стоявших в очереди за счастьем. На четвереньках.

– Так что ты молчишь? Теперь ты меня точно бросишь?

– Откуда мне знать? – огрызнулся он. – Ведь ты порвала моё письмо и теперь я не знаю своего будущего.

Это её успокоило. Она расслабилась и решила отдохнуть от словесной битвы.

– Так. А что было потом? – прервал он её возню с укладкой тела на диван.

– Когда – потом? – не поняла Фетида, повернув к нему голову.

– Ну, после того, как ты его порвала?

– А потом мне вдруг стало так хорошо, что я тут же легла на диван и уснула. А потом пришел ты. И разбудил.

– Всё понятно, – усмехнулся он.

– Что понятно? – растерялась она.

– Значит, всё это было во сне.

– Нет, это было на самом деле! Я всё очень чётко помню!

И он выглянул в окно.

– А ты глянь за окно. Где бумажки-то?

Фетида в недоумении встала, глянула под окно, но ничего там не обнаружила.

– Странно. Но может быть их уже кто-нибудь подмел?

– Ага, специально для тебя.

– Ну, или их ветром развеяло…

– Что, все до единой бумажки? Так не бывает.

– Ну, не знаю.

Ганеша сходил вниз, но не нашел там ни одной бумажки нигде вокруг. Словно бы все они испарились. Как манна небесная.

Но тогда он лишь подумал о том, что если бы даже он и напечатал это послание всё целиком, ему всё равно никто бы здесь ни поверил. И это было единственное, что пыталось его хоть как-то утешить.

Глупое мясо. Оно не ведало, что творило. Мешая Богу творить его. Прерывая их со-бытие.

Так и не поняв, что они намекали ему держаться подальше от Афродиты.

Раньше Ганеше всегда казалось, что для того чтобы воплотить гармонию группы «Нирвана» в жизнь нужно снова стать Королём Жизни. Теперь же, после раскаяния в своей грешной жизни, он вдруг с удивлением обнаружил, что в его душе свила себе гнездо такая неслыханная гармония, которая по силе своей космичности даже и не снилась Кобейну в самом млечном порыве его души. И рядом с которой гармония «Нирваны», которая раньше настолько сильно его завораживала, казалась теперь какой-то вымученной гармошкой.

Каждый миг его жизни теперь сам собой стал превращаться в «Непреходящее, поэтическое мгновение» по Сартру. И понял, что философия Сартра – это философия глубоко несчастного существа. И ему стало его даже немного жаль. Ведь Сартр перевел столько бумаги и мыслительной активности впустую, так и не разгадав подлинного секрета жизни. Ганеша понимал, что теперь, после Глубокого Раскаяния, он находится, по Хайдеггеру, в здесь-бытии, в состоянии блаженства. К которому он успел уже даже привыкнуть и практически перестал его замечать. А Сартр так и остался в «ничто». В том состоянии, в котором Ганеша и сам томился до этого всю свою полубессознательную жизнь. Которую Сартр проанализировал полностью, но так и не понял, что всю свою жизнь он анализировал не экзистенцию, а лишь «феномен несчастного сознания». То есть – «ничто», в котором, в отличии от Ганеши, и пребывал до самой смерти, постоянно убегая от него из мясорубки своих мыслей в прямое действие. Как и все обыватели, что просто физически не могут надолго оставаться одни (терзаемы бесами, как Афродита). Хотя Кьеркегор, как учитель Сартра, с молодых ногтей талдычил ему, что экзистенция – есть движение сверху вниз Бога (читай: твоей высшей сущности) в мир через поступки своего биологического носителя, пребывая в здесь-бытии. И обогащённое жизненным и культурным опытом взаимодействия с окружающими возвращается к Богу же в форме художественных произведений и благих дел. Тогда как движение снизу к Богу из «ничто» Кьеркегор назвал словом «трансценденция». Не учтя лишь возврат своего нерадивого ученика из ничто к себе в виде разочарования в Боге и отрицания его существования. Так как Сартр не обнаруживал для себя его поддержки. И наплевав на Знаки, которые Тот ему постоянно посылал через ангелов или даже уже и демонов, рвался в прямое действие, исступлённо участвуя во всех политических событиях. Одурманивая себя рефлексией над данным ему видом деятельности. Возомнив себя публицистом и литератором. Не понимая ни природы Бога, ни своей собственной, ни сущности, которая их обоих объединяет, служа для человека своеобразным компасом, с которым он сверяет истинность своих поступков и постулатов, позволяя ему всё тесней и тесней сближаться с Богом, и через это – своей высшей сущностью, постепенно действительно становясь самим собой. Переставая быть Буратино. Шлифуя сучки и заусеницы. А не тем, во что ты превращаешься, пользительно реагируя на то, что тебе предлагает жизнь, выхаривая лучшую долю для тела и его более комфортного бытия.

То есть Сартр всю свою жизнь льстил себе, наивно считая себя «экзистенциалистом», тогда как, по сути, являлся недо-трансценденталистом. Вышел из ада, прожил жизнь в чаду действий, постоянно рефлектируя о собственном в нём пребывании, и возвратился в ад.

И Ганеша ждал, что выполнение его предназначения должно произойти как-то само собой, вне его целенаправленного участия, толком-то не понимая ещё, в чём же оно заключается. Не понимая, какие именно знания ему нужно детально изучить и проработать в своем поведении, о чём, прощаясь, говорил ему на Летучем Корабле Николай-угодник. Чтобы, как он тогда думал, произвести изменение данной реальности. Ведь он думал о том, что ему необходимо будет развернуть здесь то самое Царствие Божие, о котором так надрывно мечтал Творец. И бухнув предварительно с корешами чтобы случайно не улететь навсегда от них на Седьмое Небо, но, как и всякий грешник, иметь официальную возможность снова тут перевоплотиться, добровольно пошёл на крест. Когда понял, что в тех исторических условиях он реально не сумеет этого осуществить. Отложив это до следующего раза.