Мне снился странный сон, будто я целую вечность стоял на пляже, совершенно обнажённый, обдуваемый холодным бризом. И я смотрел на устрашающую стихию, массивный ураган, который медленно, но неотвратимо приближался ко мне. Гул становился всё громче, порывы ветра сталкивали меня с места. Солёные капли стекали по лицу, оставляя на губах металлический привкус, так похожий на…

Кровь.

Раскрыв глаза, я сипло вдохнул, разом ощутив тяжесть собственного тела. Гравитация придавила меня к спортивному мату. Я не мог пошевелиться, лишь безучастно смотрел на красный ручеёк, оставлявший бороздку на пыльной поверхности.

Чувствительность возвращалась ноющей болью в затылке и противным, металлическим привкусом крови. Мышцы пронзали тысячи игл. Похоже, я отлежал себе всё тело…

— Он жив! Смотрите, шевелится!

Высокий мальчишеский голос прозвенел как устаревший будильник, назойливый и неотвратимый, способный поднять человека даже из могилы. Безумно хотелось заткнуть уши, но руки совсем не слушались. Каждое движение отзывалось болезненным покалыванием, но я упрямо продолжал ёрзать. Всегда себе повторял, что движение — это жизнь!

— Повезло тебе, — прозвучал сердитый голос. — Если бы он сдох, я бы тебя вместе с ним похоронил.

— Но я же говорил, что плохо даром владею! Ты не слушал!

— Уже не важно. Дело сделано.

Смирившись со звоном голосов, я медленно дышал, постепенно возвращаясь в норму, и вместе с усталыми мышцами пробуждалось множество вопросов. Какого, собственно, хрена происходит, где я, кто эти ублюдки, избившие меня, и… Кто я?

Общее состояние похоже на последствия ночного угара, но с потерей памяти я сталкиваюсь впервые. Даже собственное имя вертелось на языке, но неизбежно ускользало. И стоило сконцентрироваться, попытаться вспомнить, как я очутился в аду…

Сжавшись в позе эмбриона, я схватился за голову и застонал. Мозги будто пожирали черви, и как бы сильно я не давил, боль отступила лишь тогда, когда я прекратил даже малейшие попытки вспомнить. Всё внимание я сосредоточил на одной простой мысли, выстраивая на ней реальность, как на фундаменте.

Я в опасности.

— Так у нас вышло? Теперь он станет дурачком?

— Да он и раньше не особо умным был, — довольно заржал незнакомец.

— Но…

— Откуда мне знать? Я не могу заглянуть ему в голову! Мы сделали так, как велел отец, и если Федя не стал овощем, это уже не наша забота.

Заставив себя подняться на локтях, я огляделся по сторонам: исчерченный линиями пол напоминал разметку в спортивном зале, только вместо стенок-лестниц — стойки с шестами разной длины. Характерного запаха пота не было. Вместо него, здесь пахло пылью и запустением. Окон нет, дверь всего одна, да и ту преграждает троица подростков.

Их спортивные костюмы дорогого покроя, но вышитый на груди символ мне незнаком. Непопулярный бренд, или эмблема гимназии? Дьявольщина, что я забыл в какой-то долбанной школе?

Пока я изучал их, парни наблюдали за мной. Тощий со звонким голосом стоял в стороне, сгорбившись и пряча руки в карманах. Крепыш, с закатанным до локтя рукавом, замер за спиной очевидного главаря. В глаза бросился его подбородок, острый, как у старухи из старого мультика. Впалые щёки, прилизанная причёска, и нахальный, надменный взгляд "хозяина жизни".

— Узнаёшь меня, Федя?

Его лицо показалось знакомым, в глубине души пробуждалась свирепая ярость к этому человеку. Стиснув зубы, я встретил его взгляд и позволил ярости распаляться. Мало того, что избил, так он ещё и издевается! Таких надо сразу ставить на место, иначе всю жизнь испоганят. Совсем недавно давал этот совет одному пареньку, сыну одноклассника, а теперь будто сам стал… Школьником?

Забыть. Срочно забыть! Сначала выберусь отсюда, а потом уже можно умирать от боли. Так, что мы имеем? Как минимум, двое из трёх опасны, но они похожи на доморощенную золотую молодёжь, уличной крысе они не ровня. На моей стороне внезапность, на их — численный перевес. Нормальный расклад, шансы есть.

"Подбородок" присел на корточки, и, продолжая ухмыляться, потребовал:

— Давай, Аронов. Сосчитай до пяти.

— Раз два три четыре пять, — просипел я, опираясь на колено, — сейчас буду убивать…

Парень только раскрыл рот, и я смачно впечатал кулак ему в висок. Хороший вышел удар, хлёсткий. Не дав ему рухнуть на спину, подтянул за кофту и врезал ещё раз и ещё, но его приятели опомнились, подскочили, пытаясь схватить за плечи.

Кувыркнулся в сторону, подсёк тощего и крепко приложил головой об пол. Жесткий удар, он должен был вырубиться, но тощий лишь округлил глаза от ужаса и вцепился в мою ногу. Икру будто молнией пронзило, я рухнул на колено.

— Помогите же, ну! — завыл он.

— Вали его, Лёш, — прокричал "подбородок", — прибей ублюдка!

Кое как отпихнув тощего, я дёрнулся назад — кулак крепыша пролетел мимо носа. Слишком быстро. Люди так не бьют, черт подери!

Разорвав дистанцию, я боролся с неестественным желанием поймать его руку, схватиться за него и давить. Зачем? Выдавить из него кровь, как из тюбика? Кто подсадил мне эту тупую идею…

Чувствуя, что собственное тело начинает бунтовать, я упрямо бросился в атаку. Крепыш попытался встретить меня ударом, но пригнувшись, я на полном ходу врезался в него плечом и с грохотом повалил на пол. Успел врезать дважды, но от его удара по рёбрам отлетел на пару метров. Грудную клетку сдавило, даже вдоха не сделать

— Аронов, успокойся! — рявкнул он.

Аронов… Кто, чёрт подери, этот Аронов? Эта фамилия много для меня значила, и как бы отчаянно я не сопротивлялся, память пробудилась.

Это я, Аронов. Младший сын графа Аронова, претендент… Новая вспышка головной боли едва меня не прикончила. Картинка поплыла в глазах, в ушах стучали барабаны. Прекратить, немедленно! Прекратить вспоминать!

— В сторону! — голос "подбородка" прозвенел сквозь барабанный бой, — я убью это тварь!

Скосил на него взгляд, и увидел материализующийся прямо из воздуха ярко-красный шест в руке, будто джедайский меч расцветки "плохих парней". И вот ведь странное, меня это зрелище шокировало, но совершенно не удивляло. Память твердила, что всё норм, я не раз такое видел, но… где? Когда?

— Погаси дар, Сём, — прохрипел крепыш, загородив меня. — Мы так не договаривались! Убьёшь его вне Казерай, и что? Кто нас отмажет?

— Я всё решу! Я здесь главный!

— За тебя граф вступится, а нам что?

Подавляемая память услужливо подсказывала. Казерай — магическая дуэль. Единственный способ выяснить отношения для двух одарённых, не вызвав гнева Ассамблеи графов.

Джедаи… Казерай… Чудные слова, как будто бы из разных миров, маленькими комочками проникали в моё сознание, угрожая прорвать с трудом удерживаемый блок.

Я не должен вспоминать. Память — зло. Память причиняет боль. Я должен драться, но не должен позволять телу брать власть над разумом. Боже, что со мной творится…

Ещё две попытки завершались парой ударов, после которых прилетало уже мне. Я совсем перестал слышать речь, вместо картинки — мутные цветные пятна. Крича во всё горло, я бился до конца, но даже не заметил, как этот самый "конец" наступил.

Я лишь отметил, что вокруг столпилась куча народу, что меня потащили куда-то на носилках. Потолочные лампы яркими звёздами светили в глаза, не давая уснуть, и это равномерное мельтешение что-то переключило во мне. С трудом сдерживаемые воспоминания хлынули лавиной.

Я вспоминал графа отца, но также помнил отца-наркомана. Вспоминал мать, красавицу из богатой семьи, но в то же время помнил, что матери у меня не было с детства.

Две разные жизни стекались в одну воронку, бесконечным потоком заполняя мой ослабший разум. Эта лавина неотвратимо закапывала меня всё глубже, и наконец-то, организм сжалился, позволив провалиться в сон.