Победил очень сильного игрока, матерого зубра. Того самого, кто очень сильно атаковал меня на протяжении всей партии. И я, честно говоря, с трудом смог вытащить ее. Только в самом конце отбился, используя пешечное преимущество.

— Как вы себя чувствуете после партии? — ко мне подошел корреспондент с микрофоном и записной книжкой. — Вас ведь зовут Архаров, вы самый молодой участник чемпионата. Какие ваши ощущения после победы?

Я некоторое время удивленно смотрел на него. Высокий худощавый парень, длинноволосый, в костюме, он пытливо смотрел на меня.

— Я из еженедельника «64 клетки», — пояснил журналист и переспросил: — Вы ведь Архаров?

Я кивнул. Муромцев хотел сказать, что я устал после первой игры, но я уже опомнился.

— Ощущения просто прекрасные, — сказал я и улыбнулся. — Хочется петь и веселиться. Победа всегда окрыляет.

Муромцев кашлянул. Я вспомнил, что он всегда советовал хвалить соперников после игры. Ах да, точно. Мне надо упомянуть добрым словом и Бондарева. Этот человек доблестно сражался со мной и почти победил. Чего не удавалось уже многим и очень долгое время.

— А еще я хочу поблагодарить моего оппонента Бондарева за отличную игру, — тут же добавил я. — Он очень мощный игрок. Честного говоря, я полагал, что проиграю и только в середине игры мне удалось взять над ним немного вверх. Если бы не преимущество в пешках, возможно, я проиграл бы ему.

Я говорил это, а перед глазами как раз стояла моя стальная пешечная структура из черных фигурок. Острый треугольный клин посреди доски. Она осталась до последнего, и развалилась только в самом конце игры, что доказывает ее жесткость и удивительную жизнеспособность.

Именно такие оборонительные структуры я упорно учился строить во время подготовки к чемпионату. Муромцев утверждал, что они играют важную роль во время сражения. Будучи грамотно расставлены, такие структуры способны разбить самую мощную атаку противника.

Это походило на пешечные крепости Гаспаряна, именно их мой тренер брал за образец. Собственно говоря, именно в этом и заключался его стратегический план на чемпионат.

— Сначала ты должен обороняться, — сказал мне Муромцев, когда мы обсуждали стратегию. — Я знаю, ты любишь атаковать, но вначале, пожалуйста, потерпи. Обуздай своего внутреннего скакуна. Придержи поводья. Закуси удила. Пусть твои соперники выпустят боезапас в первые же дни, и потом выдохнутся. А вот ты сможешь набрать скорость к самому концу чемпионата и это будет для них неприятной неожиданностью.

Я очнулся от раздумий и удивился, что журналист больше меня ни о чем не допрашивает, но он вдруг как будто сорвался с места, извинился, распрощался и помчался мимо меня. Партию закончил очередной игрок, гроссмейстер Васильев, и корреспондент побежал брать у него интервью.

Муромцев потащил меня дальше.

— Сейчас отдохни до ужина, а потом будем разбирать твои ошибки, — тренер показал мне лист бумаги, исписанный его пометками во время моей партии. — Это только то, что я записал навскидку. Сейчас подумаю и напишу еще столько же. Денис, как ты мог, ты чуть было не сдал Бондареву всю партию! Хорошо, что ты удержался в миттельшпиле, иначе тебе была бы крышка.

Я почувствовал себя лучше, но все равно желал отдохнуть. Муромцев остался в Доме культуры, а я отправился в гостиницу. В номере я обнаружил Рожкина, который безучастно лежал на кровати, забравшись в нее с обувью на ногах. О нет, бедолага проиграл.

Дело в том, что турнир проходил по олимпийской системе и если ты проиграл партию, то вылетал из чемпионата. Надо сказать, что это самая жесткая система и я помню, что в моей реальности такую почти не использовали. Многие критиковали такую систему, утверждая, что в шахматах необходимо проводить по нескольку партий кряду, чтобы выявить сильнейшего.

Возможно, именно в этой системе крылась одна из причин наших неудач на международной арене. Поговаривали, что в следующем году ее будут отменять и переходить к международным стандартам, когда игроки играли матчи из нескольких партий для определения победителя.

Но пока что на этом чемпионате все проходило по старым правилам. Справедливости ради надо добавить, что финальный матч все-таки состоял из трех партий, в которых и определялся чемпион.

— Я хочу напиться, — сказал мой напарник по номеру. — Прямо сейчас. Пойдем, пожалуйста? Составишь мне компанию.

Я намеревался отдохнуть, но подумал, что тоже не мешало бы прогуляться по набережной. Проветрить мозги.

— Пойдем, — согласился я.

Олег поднялся с кровати и вышел из номера. Я отправился следом, еще не подозревая, что тем самым чуть не провалил свое выступление на чемпионате.

Мы вышли из номера и спустились в вестибюль. Я заметил через окно, что на улице испортилась погода. Дождя еще нет, но небо хмурилось и скоро явно пойдет дождь.

— Эм, Олежка, может, в ресторане гостиницы посидим? — предложил я. — Я, конечно, хотел проветриться, но на улице сейчас будет слишком ветрено.

Но сердце Рожкина было разбито, а голова плохо соображала. Плевать на плохую погоду. Главное — забыться на время.

— Здесь полно участников чемпионата, — поморщился он и направился к выходу. — Нет, пошли отсюда ко всем чертям.

Ладно, я не стал спорить. Видно же, горе у человека. Рожкин так надеялся продвинуться хотя бы до полуфинала, а не вылететь в самом начале. И вот теперь его надежды разлетелись вдребезги.

Мы вышли на улицу и столкнулись около крыльца с еще одним нашим ровесником, молодым претендентом на титул чемпиона. Вот уже три года подряд Уголков Толя, ныне аспирант МГУ, пытался взобраться на вершину пьедестала, но каждый раз ему не везло.

Два раза он проиграл, а в третий год сильно заболел прямо накануне турнира и не смог участвовать. Тем не менее, Толя не сдавался и продолжал оставаться сильным шахматистом, постоянно выигрывая в различных первенствах. Кроме того, над ним шефствовал Макаров и вселял надежду, что рано или поздно у него все получится.

— Ну, как все прошло? — спросил Рожкин. — Выиграл?

Уголков радостно кивнул. Он буквально светился от счастья и являл собой резкий контраст установившейся погоде. И еще хмурому Олегу, который услышал Толю и помрачнел еще больше.

— Я из Коротынцева дух выбил! — чуть ли не закричал Уголков, воинственно потрясая кулаком. — Я же говорил вам, а вы не верили! Никто мне не верил, даже Макаров!

Вообще-то, мы с ним почти не разговаривали до начала турнира, разве что когда познакомились и еще за обедом в столовой обменялись парой фраз. Но он был настолько возбужден, что забыл об этом.

— Поздравляю, — сдержанно вздохнул Рожкин, а я пожал победителю руку.

— Вы куда? — спросил Уголков. — Тоже прогуляться? Пойдем, я с вами, не могу сидеть на одном месте.

Рожкин болезненно поморщился, но Толя уже встал рядом с нами и снова потряс кулаками.

— Я его сломал, ребята! Просто сломал. Коротынцев улыбался мне в лицо, думал, что я опять проиграю. А я его победил!

Ишь ты, страсти, какие. Там, в двадцать первом веке мы вели себя чуточку скромнее. Не реагировали так бурно. А вот здесь и сейчас люди более искренне выражали свои чувства.

Все эмоции написаны на лицах. Говорят все, что думают. Благо это или большой минус?

Мы отправились дальше, в компании с хмурым Олегом и радостным Толей. Прошли пару кварталов, в противоположную от Дворца культуры сторону и увидели кафе через дорогу. Олег целеустремленно направился туда, а Уголков хотел идти дальше, он вчера рвался на набережную.

— Мне плевать, куда ты хочешь, — безапелляционно заявил Рожкин. — Я собрался промочить горло. Немного выпить за твою победу. И за мое поражение.

Только теперь Уголков обратил внимание на безрадостное лицо коллеги.

— О, так ты проиграл, — пробормотал он. — Тогда извини, что-то я и не заметил.

После такого заявления поход на набережную уже был забыт и мы отправились в кофе. Судя по всему, Рожкин собирался нас напоить от души, потому что он заказал бутылку водки и закуски. И явно не хотел останавливаться на достигнутом.