Что речь пойдёт о приятном, стало понятным, едва я увидел сияющие лица отца, Василия и прибывшего раньше меня дяди Андрея, а когда мы прошли к отцу в кабинет, открылась и причина столь благостного их настроения. Причина эта была чётким каллиграфическим почерком изложена на листе бумаги, предписывавшем нам явиться в будущий понедельник в Малый Кремлёвский дворец для приёма у государя.

[1] См. роман «Царская служба»

— Ты, Алексей Филиппович, и ты, Василий Филиппович, подождите пока здесь, вот и Леонид вам скучать не даст, — сказаны эти слова были вполне дружеским тоном и звучали вроде бы и как просьба, но обманываться не стоило, приказ, он и есть приказ, — а тебя, Андрей Васильевич, и тебя, Филипп Васильевич, прошу со мной, — царь направился к боковой двери, отец с дядей двинулись за ним.

— О Татьянке говорить будут? — тихо поинтересовался я у Леонида. Он молча кивнул.

Ну, слава Тебе, Господи, наконец-то!

…На награды государь не поскупился. Мне достались сразу две — Невский крест заслуг с мечами по совокупности моих дел в Усть-Невском и орден Михаила Архангела четвёртой степени с мечами же за винтовки с револьверами. Вообще мечи к ордену полагаются только за военные заслуги, но государь особо отметил, что вооружить армию — заслуга тоже военная. Приложением к наградам шло производство из отставных подпоручиков сразу в отставные же капитаны — почти что бессмыслица в моём нынешнем положении, а всё равно приятно. Васька получил тот же Невский крест заслуг с мечами, а вот его заслуги в деле с оружием царь отметил четвёртой степенью ордена Михаила Архангела, но уже без мечей. Отцу достался Михаил Архангел третьей степени, четвёртую он получил, когда служил в Палате путей сообщения, меня тогда ещё и на свете-то не было. Мастера наши, Гаврилов с Семёновым, заслужили по серебряной Михайловской медали и из мещан стали почётными гражданами, а уж когда сам царь поименовал их Никифором Арсеньевичем и Ефимом Фёдоровичем, да ещё и руки пожал, слегка даже обалдели. Ничего, им полезно. На включении обоих в наградной лист настоял, понятное дело, я. Без этих умельцев я как без рук, так что пусть и они видят, насколько работа со мной для них полезна.

После оглашения указа и вручения наград царь произнёс краткую, но воодушевляющую речь, поблагодарив всех нас за вооружение русской армии лучшими в мире винтовками и пожелав нам новых успехов в оружейном деле, а затем из своих рук вручал каждому награждённому серебряную чарку с брусничной настойкой, беря их с подноса в руках дворцового слуги. Последовала царская здравица в нашу честь и каждый чокнулся с самим государем. Даже я проникся, а уж про Никифора с Ефимом и вовсе молчу…

Пока царь объяснял дяде и отцу своё видение совместного будущего царевича Леонида и боярышни Татьяны Левской, нам сильно скучать не пришлось. Царёвы порученцы помогли прикрепить к кафтанам заслуженные награды и вручили нам кожаные папки с тиснёными золотыми орлами, в коих лежали наградные грамоты, а у мастеров ещё и грамоты о возведении в достоинство почётных граждан, далее нам предложили не особо большой выбор напитков и закусок. Новоиспечённых почётных граждан я заранее предупредил, чтобы на хмельное не налегали, но увлекаться питием они даже не думали, только в восхищении озирались по сторонам, поражённые дворцовым великолепием. Да что они! Я, и то впечатлился, бывать в Малом Кремлёвском дворце мне доводилось, но не в этой парадной зале. Царевич и Василий вели себя спокойно, что и понятно — брат мой в Кремле три года отслужил, а Леонид тут просто живёт.

Из двери, куда царь увёл отца с дядей, вышел офицер и позвал Леонида. Сговорились, стало быть, и сейчас старший брат объявит свою волю младшему. А минут через пять довольные отец и дядя вышли в сопровождении всё того же офицера и тот пригласил меня.

— Садись, Левской, — указал царь на место за круглым столом. — Леонид мне твои соображения передал, я велел государеву надзору всё проверить, как ты сказал. Как закончат, тебе все бумаги доставят.

Хорошая новость, что тут скажешь. Прислушался ко мне государь наш Фёдор Васильевич…

— И ежели вправду воровство найдёшь, не торопись, — продолжал царь. — Мне сразу доложи, или через Леонида, а сам присматривайся, выведывай, оценивай. Эту заразу надобно будет сразу всю выжечь, да с примерной строгостью, чтобы другим неповадно было.

О, а это уже начальственная классика — взять предложение подчинённого, да ему же то предложение и выкатить в виде приказа. Впрочем, никаких внутренних возражений по данному поводу у меня не имелось, а уж таких, чтобы вслух высказать, тем более.

Далее царь пожелал узнать, что там с делом Ташлиной, и я обрисовал ему положение, не особо вдаваясь в подробности. Каких-либо замечаний или пожеланий Фёдор Васильевич не высказал, значит, будем с Иваном Адамовичем и дальше работать обычным порядком. Мы вышли к остальным, государь сказал нам ещё несколько добрых слов, на том всех и отпустил.

Честно говоря, я предполагал, что Леонид отправится в дом отца с нами вместе, но он остался в Кремле. А уже дома отец изложил мне, матушке и Василию царские указания относительно Леонида и Татьянки. Сватов засылать государь готов в любое угодное нам время, но не раньше свадьбы царевича Константина Васильевича, каковая уже назначена на конец мая, до того же сам сговор следует держать в тайне, и всё должно выглядеть, как сейчас. Матушка немножко поворчала, ей такое условие показалось странным, но оспаривать царскую волю не решилась. Хм, получается, отцу и дяде царь рассказал то же, что сам Леонид рассказывал мне, и на тех же условиях… Посовещавшись, мы мудро решили, что лучше бы ждать сватов в конце июня, чтобы Татьянка как раз закончила гимназию, самой же виновнице будущего торжества ничего не говорить, пока не принесёт домой гимназический аттестат.

…В Москву Гаврилов и Семёнов прибыли не с пустыми руками, а сопровождая первую партию револьверов своего имени. В магазин на Ильинке мы её отправили сразу же, и новые изделия нашего Александровского завода уже начали свой путь к покупателям. Самойлов молодец, часть револьверчиков велел изготовить в дамском исполнении — с перламутровыми накладками на рукоятки, серебряной инкрустацией и прочими украшениями. Ну да, самое то что надо для взыскательных покупательниц, посмотрим, как новые револьверы пойдут в продаже. Одного такого красавца мы сразу отложили для Митьки, пусть Лизоньке своей подарит.

На следующий день мастеров проводили обратно в Александров, и в тот же день посыльный из Военной палаты доставил приглашение от генерал-воеводы Романова. К генерал-воеводе мы отправились втроём с отцом и Василием, дядя, как это с ним нередко случается, погряз в делах Боярской Думы. Со стороны военных, помимо самого князя Романова, присутствовали всё тот же генерал-бригадир Бервальд и генерал пехоты Делирадович, командовавший русским корпусом в Персии.

В общем и целом от их превосходительств мы услышали примерно то же, что я уже слышал от генерала Бервальда — винтовкой в войсках довольны, карабином довольны, револьвером и карабином под револьверный патрон тоже довольны, а вот драгунской и казачьей винтовками — уже не так чтобы очень. Тут же, однако, выяснилось, что причины недовольства конников оказались несколько иными, нежели те, о которых говорил Генрих Арнольдович — винтовку драгуны и казаки поругивали не за отдачу, а за длину, делавшую стрельбу с седла не шибко удобным занятием, а уж о прицельности такой стрельбы вообще оставалось только мечтать. Интересно, почему эта особенность не проявилась на испытаниях пробной партии винтовок, что мы поставили Военной палате после показа в Вешняках? Хотя, скорее всего, их тогда испытывали только на стрельбищах. Впрочем, тут же мой интерес переключился на другое — генерал-воевода начал излагать то, чего я раньше не слышал вовсе.

Выяснилось, что в условиях жаркой и засушливой погоды, обычной для внутренних земель Персии, менять каучуковые уплотнители в затворах приходилось несколько чаще, чем это было рассчитано нами на заводе. Да, запасных уплотнителей мы поставили достаточно и до сложностей с ними дело не дошло, но сам факт приятным не стал. Генерал-воевода справедливо заметил, что зимние морозы могут оказаться для уплотнителей причиной ещё более частых замен, а у нас-то морозные зимы не редкость. Да, хорошо, что прошлой осенью я нагрузил Гаврилова с Семёновым провести опыты с горным льном, как тут именуют асбест. Промежуточные результаты выглядели обнадёживающе, так что, думаю, замена каучука на горный лён окажется удачным решением. Разумеется, я это соображение озвучил, и, разумеется, князь Романов тут же заказал нам партию новых уплотнителей на пробу, заодно и увеличив заказ на каучуковые.