— Брату недосуг сейчас, других дел хватает, — начал Леонид с не самых приятных новостей. — Он мне велел пока что с тобой эти палатные дела обсуждать, потом ему докладывать. Решать он сам будет, но, думаю, на меня же многое в исполнении своей воли и возложит.

Вот как? Царь захотел совместить проверку Палаты с обучением младшего брата? Ну на то его царская воля, меня, кстати, вполне устраивающая. А раз так, то, я сразу и сунул Леониду свои записи.

— И как предложишь с этим поступить? — спросил царевич, бегло проглядев бумаги и выслушав мои к ним пояснения.

— Проверить этих лиц, — ответил я. — Искать, какие у них связи с Ташлиным, Серовым и Варчевским. Родственные, приятельские, учились или служили вместе, да любые, лишь бы те связи нашлись. Но проверять строго негласно, чтобы не спугнуть.

— И кто же проверять будет? — озабоченно просил Леонид.

— Палата государева надзора, естественно, — не замедлил я с ответом. — Сам же говорил, что тайных к делам Палаты государева двора лучше не подпускать. Тем более, проверять там надо будет по бумагам, а это как раз для государева надзора дело.

— А почему именно связи искать надо? — не понял царевич.

— Потому что если хотя бы у каждого третьего из моего перечня эти связи отыщутся, значит, речь идёт о воровстве, — раз для Леонида это пока что не настолько очевидно, так у него же есть я, чтобы подсказать, объяснить, а то и пальцем ткнуть куда надо. — Если казённые деньги выдаются по родству, приятельству или иным таким связям, это всегда воровство. Всегда, — с нажимом подчеркнул я. — Просто надо будет выискивать, как и где воруют. И шума пока ни в коем случае не поднимать, да никого не пугать. Чтобы потом и воров поймать, и всё уворованное в казну вернуть, — закончил я.

Леонид моей краткой лекцией об основах казнокрадства и способах его выявления явственным образом впечатлился и тут же пообещал, что доложит царственному брату мои соображения и будет просить его к ним прислушаться.

Дальше я позвал Варвару — не дело это, лишать любимую жёнушку очередного повода похвастаться перед прочими боярынями приятельством её мужа с младшим братом нашего государя. Посидели, попили кофею с шоколадом, поговорили… Разговор получился, хм, своеобразным — Варенька пыталась намёками и полунамёками вывести царевича на некое прояснение интриги с его увлечением Татьянкой, Леонид старательно делал вид, что эти намёки не замечает, но тут же как бы случайно проговаривался, ещё больше распаляя интерес собеседницы. Честно сказать, наблюдать за этаким соревнованием в уклончивости, недоговорённости и иносказаниях оказалось намного веселее, нежели в нём участвовать, так что я почти и не высказывал своё ценное мнение, разве только когда Леонид или Варенька обращались ко мне напрямую. Победу в этом соревновании я не отдал царевичу потому лишь, что мы-то с ним оба знали, что и как тут на самом деле. Но всё когда-то кончается, и царевич через некоторое время нас покинул, а там подошло время ужина, а потом мы с Варей принялись уделять всяческое внимание друг другу, и вскоре уснули счастливыми…

К Ташлину я всё-таки обратился — мол, помогите, Евгений Павлович, разобраться, что за непонятные такие явления? Кажется, мне удалось более-менее убедительно показать своё полное непонимание и тем самым притупить настороженность приказного советника, потому как он пустился в разъяснения:

— Видите ли, Алексей Филиппович, — терпеливо втолковывал мне он, — эти собиратели постоянно выискивают старинные книги и вещи, скупая их у владельцев. Понимаете, для них важно не просто обладание большим количеством предметов старины, но создание собраний по сходству этих предметов. Кто-то собирает только книги и рукописи, кто-то старинные украшения, кто-то предметы одежды и так далее. Некоторые собирают только вещи времён, скажем, Владимира Пятого, некоторые — времён Фёдора Великого. И наличие других предметов позволяет им обменивать их у таких же собирателей на другие, нужные уже им. А если речь идёт не об обмене, а о покупке вожделённых древностей, то продажа лишних предметов казне становится для этих собирателей неплохим подспорьем. Вот они часто и продают их нам.

Выглядело объяснение полне правдоподобно, но по-настоящему оценить это правдоподобие можно будет только после проверки, которую я заказал царевичу Леониду. Окажется там всё чисто по связям продавцов с покупателями — скажу спасибо Ташлину за толковое разъяснение. Отыщутся связи — придётся разбираться, откуда на самом деле взялись купленные казной предметы. Какая-то выгода для всех участвующих в этих делах должна же быть! То, что я этого не понимаю, вовсе не означает, что её нет…

Пока продолжалась эта рутина, я успел выкроить время, чтобы уделить внимание и некоторым другим своим делам. Прежде всего я изыскал возможность зайти к генералу Бервальду и поговорить с поручиком Фильцевым. Я несколько успокоил поручика, сказав, что убийство его сестры самым тщательным образом расследует очень дельный губной пристав, а заодно попытался выяснить, не знает ли Владимир Георгиевич что-то о мужчине, тело которого нашли вместе с Ташлиной. Увы, но он даже понятия не имел, кто бы это мог быть. Впрочем, иного я не ждал — что Ташлин, что его покойная супруга показали себя любителями и умельцами по части всяческих тайн и умолчаний. А вот краткая беседа с самим генерал-бригадиром меня воодушевила — Генрих Арнольдович сообщил, что в Военной палате уже почти готов официальный отчёт об испытаниях нашего оружия в бою, и вот уже на днях этот отчёт представят царю. Ну что, новость стоило признать хорошей, и ради такого случая я даже на обратном пути заглянул в родительский дом, чтобы порадовать отца и Василия. Теперь оставалось дождаться ещё более приятных новостей в виде царских наград и большого казённого заказа…

Однако раньше до меня успела дойти другая новость, тоже очень даже хорошая. Из Александрова посыльный доставил письмо от Самойлова и списки с разрядных листов моих заводских учеников. Что ж, мои предположения подтвердились — только у двоих разряды остались прежними, остальным же тридцати девяти разряд по итогам испытаний повысили. Всё, аргументы для заключения с казёнными заводами договоров на обучение у меня их работников у нас теперь появились, и аргументы очень весомые. И, кстати, не только для казённых заводов, поэтому я устроил себе перерыв в изучении бумаг Палаты государева двора и отправился к профессору Маевскому.

— Невероятно, Алексей Филиппович! Просто невероятно! — профессор Маевский наконец-то смог оторваться от бумаг. — Я даже не мог предположить, что ваша метода обучения столь благотворна!

— Ну почему же, Михаил Адрианович, — демонстративно поскромничал я. — Я так понимаю, любое систематическое обучение благотворно. У меня самого, кстати, после университета тоже разряд повысился.

— Вот как? — профессор ненадолго задумался. — По-вашему, после учёбы в университете тоже следует проходить испытание на разряд одарённости?

— Не знаю, — особой уверенности в надобности такого у меня и правда не было. — Это, как я понимаю, решать университетскому начальству, а то и Палате народного просвещения.

— А перед началом обучения ваши ученики испытания проходили? — вот что значит настоящий учёный, огрех в постановке эксперимента заметил почти что сразу.

— Нет, только при окончании народных школ и гимназий, — хорошо ещё, что эксперимент я на самом-то деле и не проводил.

— Не думаете при следующем наборе учеников такое испытание провести? — поинтересовался Маевский.

— Пожалуй, — согласился я. — Хотя бы единожды такое сделать следует, для чистоты эксперимента.

— Вот это вы верно заметили, Алексей Филиппович, — назидательно сказал профессор. — Диссертация ваша от того только выиграет!

Я поблагодарил профессора Маевского за ценный совет, пообещал непременно им воспользоваться, на том мы и простились. Михаил Адрианович абсолютно прав, и диссертации моей оно на пользу пойдёт, и мне самому будут понятнее возможности моей учебной методики.