— Прости, Генрих.

— Ничего, Гертруда. Наш гость все будет решать сам. Все зависит уже не от нас, остается лишь ждать. Магия ведет его, хоть он сам и не верит в это, но я, лишенный магии, верю в нашу Мать, и знаю, что она не сможет терпеть несправедливость вечно. Нам нужны именно вы, Максим, а не абстрактный маг… Впрочем, я повторяюсь. Однако же, пора начинать… мана скоро потребует выхода. У вас, Соболев, сегодня день чудес. Вы увидите "взрыв" ритуала, и вновь останетесь живы. Как и мы, впрочем. А новые люди погибнут, увы. Вы готовы? Желаете что-то сказать? Говорите, но поскорее, времени сейчас нет совсем.

— Да я одного понять не могу, — в некоторой задумчивости протянул офицер, — если вы так почитаете Магию и так много о ней знаете, то как вы могли не учесть то, что известно любому магу с детства? Я ведь все думал, что это какая-то изощренность, часть некоего замысла, почему и не спешил вам подыгрывать. Но вот теперь перестал понимать.

— Что вы имеете в виду, кузен?

— Только то, что вот вы откачали у меня ману до нуля. А после перестали откачивать, по вашим словам, чтобы "не повредить ядро", так?

— Да, да, именно. И что же? Скорее!

— Но если ману перестать откачивать, то ядро начнет немедленно производить ее самостоятельно. Для этого не нужно собирать ее непременно извне, хоть так и проще, но..

— Вы хотите сказать..

— Что на Святой Руси много неправильного, но это не повод для того, чтобы отдать все оркам!

Максим призвал жезл, тот мгновенно прыгнул в руку, и офицер нанес удар всем чем мог.

День 94. Окончание.

Не знаю сколь долго продолжались мои видения, но противник уже вышел на Арену. Я не мог сразу отрешиться от увиденного, и потому смотрел на них как досадную помеху, мешающую оценить хороший фильм по свежим впечатлениям.

Надо было, однако, что-то решать, и пришлось сосредоточиться. Убийц (а как еще назвать этих магов?) было много. Я насчитал двадцать восемь единиц этой маленькой магической армии. Странноватым казался их возрастной состав. Шестеро были уже в возрасте, внешне похожие друг на друга толстошеии усачи, полноватые, одетые плохо, но с претензией. На вид — гонористая польская шляхта, изрядно поиздержавшаяся, любящая выпить так, что уже не способная скрыть этот факт. Все остальные — совсем молодняк, пятнадцати или шестнадцати лет, еще дети. Или вчерашние дети. И это сплоченый опытный боевой состав? Во всяком случае, я иначе представлял себе магов-помещиков, да еще способных вертеть городскими чиновниками, пользующихся прямой поддержкой государя. Подумалось, что здесь явно что-то не так.

Задумался еще и о том, нужно ли мне расчеловечивать противника, ведь что значит "убийцы"? А я кто? Солист ансамбля "мальчиков-зайчиков"? Убийца и есть. Так чего нагнетать? Будь они все связанные и стой на пути перед чем-нибудь хоть сколько-то для меня важным, порешил бы я их всех? Никаких сомнений. А возникни они, сомнения, замнись я немного, так это выглядело бы еще хуже, как поглумиться желаю, когда сам уже все решил, и отлично знаю итог. А значит и не нужно юродствовать ни перед собой, ни перед ними. Помню ли я, что все это нереальность, игра? Игра ли это? В памяти что-то всплывает, есть такое, но сам я давно не принимаю эту жизнь за игру, эксперимент "разум против чувств" обернулся сокрушительной победой последних. Нет, я помню свою прошлую жизнь, но почти уже не чувствую ее. Помню, что воспринимал все это новое как абстракцию, а что теперь?

И кто я теперь? Человек не может знать многое, так устроена жизнь, да и не нужно ему это, но что ему действительно необходимо, так это твердо знать кто он. Это якорь, жизнь без якоря — болтание по воле волн. Знание это — его, человека, главный секрет. Или не секрет, как пожелает. Кто-то легко может сказать себе и другим: я — врач, или я — музыкант, может быть я — военный, да кто угодно, дело вообще не в роде занятия, и не всегда совпадает с ним. Потому, многие и не ответят, или ответят нечестно, если стесняются, смущаются, предпочитают не афишировать. Да и глупо, например, проработав лет двадцать бухгалтером, говорить, что скульптор, только не очень состоявшийся как скульптор, а вот с бухгалтерией неплохо получается, потому и пришлось… Но для себя знать надо кто ты.

А вот кто я? Максим Юрьевич Соболев — кто вы? Вселенец в тело мага, обалдевший от новых возможностей, впадающий оттого в детство, с трудом пытающийся заставить себя отнестись к тому серьезно, чтобы не быть обезьяной с гранатой? И как, получается? Не очень, Максим Юрьевич, обезьяна и есть.

Или я тот офицер, из видений, судя по всему, бывший владелец этого тела? Вряд ли. Тот человек был лучше, много лучше меня, хотя бы тем, что твердо знал кто он и шел по пути воина как его понимал. Есть ли во мне хоть частица его? Хотелось бы, но зачем лгать самому себе, Максим Юрьевич? Вы можете ему лишь подражать, пока опасность не переведет вас в режим "выжить любой ценой". Режим крысы, как справедливо назвал вас наставник. Вы ему еще предлагали поставить свою жизнь на безнадежный кон, ради этой крысы. Что, стыдно? Так это хорошо, что стыдно, могло быть хуже. Может я все-таки принял немножечко от того доблестного, в этом нет сомнений, офицера? А что так мало принял в таком случае? Слабоватый симбиоз.

Или я Кровавый Гарри, прости господи? Юмор эльфийки оказался жесток, теперь я это понимал. Она дала мне именно то имя, которое я заслуживал. Это была даже не насмешка, а констатация пустоты, подчеркнутая и проглоченная пафосом того, кому "все равно" и "нормально, по-приколу", ведь только пустышка мог согласиться примерить на себя и принять подобное именование. Забавно, кто же из нас глотал, она или вы, Максим Юрьевич?

Кровавый Гарри — никто, Иван, родства не помнящий, тупой гладиатор, биомусор, возомнивший себя капитаном Немо.

В груди было больно, я думал, что это хорошо, что больно. Значит взрослею. Младенец за три месяца дорос до подростка. Искать ли оправдание еще и в этом? Некогда, ведь смерть близка, сейчас я ее чувствовал, почти как физическое присутствие. Раньше такого не было. Вылечат, повезет, а то и не повезет здесь, так вернусь в прошлое, в привычный мир. Увижу Елену. Теперь — нет ощущения возможного "потом".

Действо начинало разворачиваться. Маги не спешили, и я почему-то стремился запечатлеть в памяти их образы покрепче. Зачем? Сам не знаю. Завязалась беседа.

— Этот, что ли, Кровавый Гарри? — с недоумением произнес самый упитанный юнец, в поношеном засаленом кителе, чудом не трещавшим по швам при движениях этого борова.

— Да, не похож, — отозвался один из взрослых, — а мы уж себе напридумывали… Но мы его сделаем похожим.

Стая засмеялась немудреной шутке.

— Кровавый Гарри — перед вами, — подтвердил я с достоинством, — и я вас представлял иначе. Какие-то вы облезлые. Шайка, а не войско. По объявлению набирали?

— Да я тебя один урою! — Крикнул худенький взъерошенный паренек со злыми глазами.

— Штанишки не испачкай, полудурок. — Я только пожал плечами. Стоило ли переругиваться с этим сбродом?

— Да он никак легкой смерти просит! — Загоготал долговязый парень, видимо из рода подпевал. — Да не вопрос, конченный, ты только посох отложи, дабы не попортить ненароком, ценная вещь, это таких как ты с доплатой берут, а посох денег стоит. Так мы тебя не больно прикончим. Штаны испачкать не успеешь.

— Да хрен с ним, с посохом! — Вмешался еще один, постарше. Вид его был не то что упитанный, а просто жирный. — Я лично за то, чтобы погонять придурка. Это что же, ради подобного дерьма нас тут всех собрали? Хватило бы и пары-тройки, ей-богу. Вот противник, рассказать кому, так засмеют. Человек с мечом, эльфийская шлюха и недоделанный маг!

— Специалист по дерьму произнес свое веское слово! Подскажи-ка, сколько ты его сожрал, что раскабанел центнера на полтора в свои годы? Для мага выглядеть свиньей — серьезное достижение. Уважаю. — не удержался я от шпильки. Пора было начинать.