— Мы с братьями с Божьей помощью пока что отлично справляемся. Будьте любезны, отойдите с дороги. Этот груз не Ваш и даже не вашей церкви.

— Но и не ваш.

— Слушай, преподобный, удачно поднятый меч не делает тебя воином…

— Разве?

— И мы тебе не католики, чтобы не намять тебе бока. Понятно?

— Не хотел бы я пролить кровь добрых христиан… — Витторио потянул меч из ножен.

Евреи бросились на него пока что без оружия. Ни к чему убивать лишний раз, тем более, монаха. Схватить, связать руки-ноги и пусть полежит немножко.

— Но! Вы! Не! Добрые! Христиане!

Монах пнул в голень одного еврея, освободился от захвата другого, выхватил меч и пошел рубить направо и налево. Остальные «братья» схватились за оружие, но поздно. Даже не то, чтобы поздно, а сразу безнадежно. Классический меч и так превосходит всякие тесаки, длинные ножи, посохи и дубинки. Тем более, в умелых руках.

Витторио изрубил всех так быстро, что не все евреи успели сообразить, что пора разбегаться. Одно дело убегать от строя солдат с алебардами, а другое от одного монаха. Одно дело убегать пустыми, как пришли, а другое — бросать настоящее тяжелое золото. И, самое главное, что никто не принимал монаха за мастера меча. Будь Витторио в нормальной одежде с ровно тем же оружием, к нему бы отнеслись не в пример серьезнее. Может быть, кто-то бы и сбежать успел. Но когда берется за меч монах, это смешно и нелепо. В кого-то попал — повезло. В другого — ну этот не боец и был. В третьего — сам дурак, не подставляйся. В четвертого — да каждому иногда везет. И так далее.

Убежать попытались только последние двое, но разбойник в сутане бегал быстрее.

Даже молодой Борух при всем своем недюжинном умище попался в эту ловушку. Старый Борух бы раскусил монаха сразу. Но иногда кроме ума нужны еще опыт, чутье и осторожность.

Витторио вытер меч о чью-то спину и заглянул в телегу. Покачал ближайший ящик. Тяжелый. Интересно, кто там победил? Если французы, то они ведь не видели, что с папскими еще и священник?

За военными действиями на длинной улице внимательно следили Бонакорси и Мальваузен. Они заранее сложили вещи и вывели своих мулов на задние дворы в середине деревни. Когда первая телега прорвалась, а вторая осталась, решили разделиться.

— Тони, ты присмотри за той телегой, что осталась в деревне, а я догоню ту, что ушла, — сказал Мальваузен.

— Хорошо.

— Губернатор на Рождество будет в гостях у брата в Турине, туда и надо ехать докладывать. Все претензии на предмет, почему золото куда-то там не доехало, пусть Ее Величество адресует покойному де Ментону, а со скромных лекарей спрос невелик.

— Понял.

— Удачи!

Мальваузен подбежал к коновязи, вскочил на своего мула и поскакал к выезду из деревни, но не центральной улицей, а околицей, чтобы никто не выстрелил на всякий случай ему в спину. Тони остался наблюдать, кто заберет себе вторую телегу.

Еще до того, как начались военные действия, Тони подготовил подаренный Мартой в Марселе казнозарядный пистолет. Вставил первый заряд и подсыпал пороха на полку. Менять заряды несложно, сложнее подсыпать порох быстро и чтобы руки не тряслись. Заодно зарядил пистолет, встроенный в охотничий нож работы Содерини.

Выглянул в окно и с удивлением узнал Марту. Марту сложно не узнать, тем более, что она и не маскировалась, а вышла в бой как на праздник, в ярком открытом платье с низким вырезом. Как тогда на таможне и как раньше в Ферроне. Чтобы ни один мужчина не смог узнать ее в лицо, а тех, кто стал бы описывать фигуру, обвиняли бы в преувеличениях. Еще и без головного убора, чтобы ее запомнили как брюнетку.

Марту окружала толпа народа, которая почти полностью разбежалась от атаки алебардистов. Марта тоже побежала. Тони последовал за ней.

Пока он спускался, потерял из виду улицу, но быстро разобрался, кто где. Шестеро солдат совещались у ворот конюшни. Двое пошли к заднему входу, а четверо распахнули ворота и бросились внутрь. В это время у брошенной телеги начали собираться те странные люди, которые бросили Марту посреди дороги.

Тони решил, что лучше пока помочь Марте, а эти с одной лошадью в пароконной телеге далеко не уйдут. Он выстрелил в спину последнему солдату, входившему в ворота, спрятался и перезарядился.

Не рассчитал. Солдаты не успели обнаружить, где прячутся женщина с аркебузой и мужчина с мечом, и развернулись. Тони выстрелил в лицо первому и удачно попал. Выронил пистолет, который не успевал перезарядить. Переложил в правую руку нож и выстрелил из встроенного ствола. Но навскидку не прицелился толком, и пуля расплющилась об отгиб на верхней кромке стального нагрудника.

Попытался убежать и попался. За ногу подцепили крюком алебарды. Запнулся, упал и тут же перекатился от нисходящего удара другой алебардой. Хорошо, что не выронил нож. Вовремя перехватил нож еще и левой рукой за обух и, силами двух рук отвел укол первой алебарды.

В любом случае, нельзя продержаться против двух алебард с ножом, лежа на спине.

— Сзади! — крикнул один из алебардистов. Краем глаза он увидел, что из ворот выскочил человек с мечом, и обернулся.

Кокки не видел, кто на улице стрелял в солдат. Он подумал «Кто бы это ни был, он за нас, и я не буду прятаться в сарае, пока союзник сражается». Выскочил и успел схватить за древко одну алебарду. Второй солдат тут же ударил его, но фехтмейстер увернулся и поднырнул под то древко, за которое держался. Тут же уколол владельца древка в живот под кирасу, бросил меч и отбил укол уже трофейным древком.

Остался посреди улицы против вроде бы одного, но тут как раз вернулись те двое, что поначалу стали обходить дом. Бой на длиннодревковом не его конек, но сколько-то продержаться можно за счет превосходства в скорости и выносливости, если не делать ошибок. С двух сторон на Кокки посыплись удары, а он только и успевал брать защиты. Но успевал.

Марта ничем не могла помочь. Несработавший заряд требует распыжовника, а шомпол с насадками остался в доме евреев вместе с остальными вещами. Обычай идти в атаку со всем походным добром в заплечном ранце появится позже и не у гражданских.

Тони вскочил и полоснул одного из алебардистов ножом по ягодице. Бритвенно-острый клинок, которому пока еще не выпадало тяжелой работы, не успел затупиться и рассек большую полную крови мышцу чуть ли не до костей. Солдат заорал, и другой отвлекся от фехтмейстера. Ненадолго. Но фехтмейстеры в бою клювом не щелкают.

Кокки подскочил к оставшемуся и ударил древком ему по пальцам. Бросил свою алебарду, перехватил вражескую. Дальше элементарно. Палка, рычаг, подножка, обезоруживание и добивание лежащего уколом. Атака на последнего солдата, который затупил между Бонакорси и Кокки, не рискуя ни к одному из них повернуться спиной. Можно бы было поговорить, но не о чем. Это никакие не загадочные заговорщики, а папские солдаты из Пьяченцы. И они здесь не случайно, а в засаде на золото.

Более интересно, кто такой этот «доктор».

— Кажется, мы встречались в Генуе, — сказал Кокки, держа в руке кинжал и обходя «доктора» с большим ножом по дуге, чтобы подобрать свой меч.

— Очень приятно, — сказал Тони, на всякий случай не опуская оружие.

— Тони? — удивилась Марта, выйдя на свет.

— Марта? — повторил интонацию Бонакорси. На самом деле, он удивился не меньше, но раньше, и первая волна удивления уже прошла.

— Что ты тут делаешь? Следишь за мной? Мы неделю назад расстались в Марселе.

— Это ты что тут делаешь? Я в Марселе ничего не забыл. Помог тебе, получил свою долю и еду домой, в Феррону, — идеальный ответ, совершенно неопровержимый.

Марта знала, что у Бонакорси родина в Ферроне, а маршрут туда из французского Марселя через пока еще французские Геную, Тортону, Пиццигеттоне, Кремону и предположительно нейтральную Мантую выглядел достаточно разумным. Этим путем путешественник ни разу бы не пересекал границы территорий, контролируемых воюющими армиями.