— Клянусь, что не брал ни дуката ни у королевы, ни у тебя.

— Черт побери, а что в телегах?

— То, что я забрал у грабителей. Ты потерял королевское золото, а я его вернул и наказал воров.

— Так отдай его владельцу.

— Я отдам его кому положено. Но не тебе.

— Кому?

Макс задумался. Стоит ли говорить, что золото поедет в Кремону? Конечно, армия не сможет скрыть тот факт, что Его Величество все-таки расплатился. Швейцарцы перестанут дезертировать, а то и убежавшие вернутся. Через пару дней после того, как золото приедет в Кремону, о нем будут знать в Милане, а еще через неделю — в Париже. Но нужно ли, чтобы в связи с этим упоминался Максимилиан де Круа? Королева-мать никогда не простит. Если выбор между «не простит королева-мать» и «зарезать беззащитного», то что хуже? Да понятно, что.

Макс сжал руки на горле француза. Тот захрипел и потерял сознание.

Трое браво возвращались к нему, подняв клинки.

Золотой обоз движется со скоростью телеги, а преследователи раза в два быстрее. Максимилиан свернул на второстепенную дорогу, но его догнали у деревни Казальночето. Макс временно вывел из строя Рыцаря Королевы и остался один против троих противников. Еще с десяток гоняются за Устином, который купил в Генуе самого быстрого коня. Остальные преследуют собственно обоз. Тодт, Фредерик и все остальные должны встать в оборону на мосту.

— Что делаем? — спросил Птичка, едва переехав через мост.

Он мог бы и не спрашивать, но сам ничего не придумал. Убегать от конных на телеге или пешком особого смысла нет. Если догонят, то можно сдаться и прикинуться простым возчиком. Догоняют, вроде бы, наемники из Генуи, так что, если узнают, то может и не убьют. Все свои, ничего личного, сколько раз вместе пили. И кто-то же должен вести телегу куда они скажут.

— Остановись и слезай.

Птичка остановил. Тодт дал проехать Терцо и приказал ему встать слева на дороге. Боевой воз остановил на самом съезде с моста, еще и посередине. Ширина дороги позволяла худо-бедно разъехаться двум телегам, а мост был шириной с одну, и даже пешеходу пришлось бы ее пропустить, или прыгать в реку. Задний борт боевого воза из крепких досок позволял обороняться с него, как с вагенбурга. Тодт оставил его как запасную линию для отступления.

— Камни под колеса! — скомандовал Тодт, — И все сюда!

Все просочились мимо боевого воза на мост. Тодт опустил задний борт и выдал каждому по алебарде из числа взятых на «Пегасе». Фредерик привязал Паризьена к первой телеге и присоединился к пехоте.

— Теперь на мост!

Книжник и Бруно с рукой на перевязи остались присматривать за телегами и лошадьми и хотели бы сделать что-то полезное, но пока не придумали, что конкретно. Остальной отряд выстроился в верхней точке моста с алебардами. Два ряда в шахматном порядке. Сам Тодт в первом ряду слева, чтобы всех видеть. Справа Мятый, в середине двое негров и Терцо. Фредерику Тодт поручил второй ряд, намного менее сильный. Раненый Джованни, мелкий Птичка и Генрих, который вообще не боец.

Кто из них слабое звено? Да кто угодно. Только на Фредерика и Мятого можно рассчитывать.

— Копий у них нет, — сказал священик, — Алебарды коротковаты, но мечами с седел до нас не дотянутся. Повторяйте за мной.

— Айн! — Тодт встал левым боком к врагу и уперся подтоком алебарды в камни у правой ступни.

— Цвай! — двумя руками поднял алебарду параллельно земле на уровне груди, выставив острие максимально вперед.

— Драй! — сделал подшаг и выпад в сторону противника.

— Фир! — шаг назад в позицию «цвай».

— Фюнф! — алебарды к ноге, положение «вольно».

Все кое-как повторили. Тодт так и не выучил строевые команды по-итальянски, а на немецком их никак не понимали местные. Поэтому он еще с первой своей галеры перешел на айн-цвай-драй.

Конный отряд подскакал почти вплотную и остановился. «Транспортные» кони и мулы совершенно не горели желанием атаковать на алебарды. Всадники же откровенно не умели сражаться в конном строю против пешего строя. Городские браво всегда бились пешими. Или не бились лицом к лицу, а нападали с кинжалом, дубинкой или удавкой. Но все равно пешими.

Алебарда, конечно, далеко не пика, но дотянуться до врага мечом, сидя в седле, никак не получалось. Вперед, мимо лошадиной шеи и головы? Или повернуть лошадь боком и тыкаться клинком в вытянутой руке против алебарды в двух?

— Строй держать! — скомандовал Тодт.

Отряд напряженно замер.

— Цвай!

Все вразнобой выпрямились и направили алебарды на врагов.

— Драй!

Жалкий подшаг с выпадом неровным строем не испугал ни одного браво. Но небоевые кони по недостатку эрудиции приняли скромный отряд любителей за настоящую армию и попятились.

— Драй! Драй! Драй!

Чья-то лошадь заржала, встала на дыбы и скинула всадника спиной на каменный парапет моста. Первый ряд попятился, тесня задних.

— Разворачивай! — наперебой крикнули сразу несколько человек.

— Драй! Драй! Драй! — Тодт продолжал теснить, но осторожно. Если лошадь хорошо испугать, она может рвануть и вперед. Одной лошади хватит, чтобы снести половину строя, а то и весь.

Тупик. Прорвать строй верхом может только рыцарь, а он застрял в поединке с главарем банды грабителей.

— Никто, случайно, не захватил аркебузу или арбалет? — спросил один из браво.

— По кой черт? — недовольно ответил другой.

— Я аркебузу взял, — ответил третий.

— И я, — сказал четвертый.

Еще несколько браво умели стрелять из арбалетов. Они в лучших генуэзских традициях даже участвовали в городских соревнованиях. Но не относились к арбалету, как к надежному оружию городского убийцы. Отлично стреляли из арбалетов и Антонио Кокки, и Лис Маттео, и старый Борух из Тортоны, но они тоже никогда не предпочитали арбалет мечу. Также и стрелять из аркебуз умели многие, но брались за них только для того, чтобы жахнуть с городской стены по вражеской армии.

Разбойник по прозвищу Фитиль, входил в круг друзей Лиса Маттео и участвовал в нападении на школу фехтования Кокки. Поскольку сидеть по домам скучно и холодно, люди, которым не надо вставать чуть свет на работу, курсируют между фехтовальными школами, чтобы прокачать боевые навыки, и кабаками или им подобными местами собраний, чтобы эти навыки небезвозмездно применить. Вчера вечером Фитиль пил на свадьбе Кармины. Утром вместе со всеми, кто остался спать за столами, сбегал за тысячей дукатов к Лису, днем в той же компании вернулся к «Мавру» выпить и закусить, там же и попался под «ректурский набор» французского рыцаря. К утреннему выезду он сходил домой за аркебузой. Мало ли вдруг пригодится.

Всадники отъехали. Фитиль достал из седельного чехла аркебузу, повесил на себя перевязь с зарядами и принялся заряжаться. Его собрат по оружию занялся тем же.

Тодт нахмурился. Баталия из восьми алебард стояла на мосту как достаточно большая мишень.

— Что они делают? — спросил Давид, абиссинец.

— Заряжают аркебузы, — недовольно ответил Тодт.

— Зачем?

— Будут стрелять.

Двое стрелков вышли вперед. Остальные наемники толпились вокруг с мечами в руках.

Давид покинул строй, сделал пару шагов навстречу врагам, замахнулся алебардой и бросил ее как копье. Копье из алебарды неважное, но разве кто-то усомнится, что если ее бросить сильной рукой, то она полетит вперед, а не назад? И, если уж попадет в человека, то попадет острием, а не плашмя?

Поскольку в руках у отряда на мосту не просматривалось ничего стреляющего, аркебузиры решили не играть в снайперов, а безнаказанно жахнуть с как можно более близкого расстояния. Алебарда, брошенная шагов с двадцати, попала стрелку в живот и сбила его с ног. Аркебуза упала в пыль, но фитиль не погас. Второй стрелок замешкался. Он сначала хотел подстрелить священника, который тут главный. Потом решил, что опаснее негр, который кидается алебардами. Потом понял, что этот негр остался с пустыми руками, и выстрелил во второго. Вдруг они все так умеют.