Фредерик в компании Пьетро, Симона, Кармины и Маринеллы выехал по маршруту Алессандрия — Асти — Турин. Возчик, которого нанял Брассо, и ухом не повел. Наняли в Турин и едем в Турин. Что до происшествий по пути, то и не такое видали. Возчик, которого нанял Пьетро до Кремоны, только обрадовался, что маршрут сменился с рискованного на безопасный.

15 декабря Максимилиана де Круа во встречном бою в северном Парпанезе подстрелили из арбалета. Раненого доставили в Пиццигеттоне, родовое владение профранцузской семьи Тривульцио и важную французскую опорную точку на переправе через Адду.

Мальваузен проник в Пиццигеттоне под легендой врача и готовится к операции, назнеченной на светлое время 16 декабря.

Бонакорси принял предложение от Службы Обеспечения банковского дома Фуггеров и получил первое задание. Доставить в Милан Максимилиана де Круа.

Конечно, мы все помним, что путь воина ведет к смерти. На самом деле, это выражение сильно приукрашает Путь. Спросите у настоящих воинов, почитайте мемуары и летописи. Путь воина ведет к шрамам, травмам, профессиональным заболеваниям, увечьям и инвалидности намного чаще, чем к смерти. Это при условии, что воин не свернул с Пути в сторону небоевых потерь или не вышел из строя полностью и бесповоротно, как де Баярд от случайного выстрела.

Конечно, мы все читали мемуары и летописи. Просто нам не актуально держать их в фокусе внимания. «То, что нас не убивает, делает нас сильнее» это рекламный ход массовой культуры. Становится ли воин сильнее, частично утратив боевые навыки? Некоторые через заметное время после травмы могут восстановиться. Но это не правило, не исключение, не тренд и даже не корреляция. После того не значит вследствие того.

В средневековых реалиях многие сказали бы по-другому. Тому, что нас не убивает, надо дать еще один шанс. Гец фон Берлихинген без руки отлично умел и участвовать в войне, и начинать войну. Хулиан Ромеро не бросил военную карьеру, потеряв сначала ногу, потом руку, потом глаз. Генрих VIII после серьезной травмы колена продолжал участвовать в своих любимых турнирах. Венгерский рыцарь Марк Бакса получил сквозную рану в голову копьем через правый глаз и через год вернулся к войне. Уже упоминавшийся Генрих V после ранения при Шрусбери лично сражался при Азенкуре. Ян Люксембургский в свой последний бой при Креси пошел, будучи слепым на оба глаза. Федериго да Монтефельтро потерял глаз на турнире, думаете у него это отбило охоту к войне? Он сделал операцию по изменению формы носа, чтобы лучше видеть левым глазом то, что справа.

Простолюдины не отставали. В мемуарах, а особенно в документах полным-полно упоминается увечных и калечных солдат с несколькими десятками ранений, продолжавших честно нести службу там, где им это по силам.

Сколько травм не вошли в летописи и легенды, потому что по тем временам это пустяки и дело житейское? Больные суставы, скрипящие громче, чем протезы. Простуженные от ночевок в поле и переправ вброд легкие, почки и мочевые пузыри. Головные боли от постоянных сотрясений и хорошо, если не психические заболевания. Плохо сросшиеся переломы. Вечные проблемы с пищеварением. Совершенно адские побочные действия медицинских процедур в рамках борьбы с вот этим вот всем. Не так страшно погибнуть от меча, чем от поноса или от лечения поноса. Тем более, что чем богаче пациент, тем богаче фантазия у лекарей. Знали бы вы, как лечили Генриха VIII.

Да от той медицины у многих возникало вполне разумное желание «дайте мне коня и меч, я пойду лучше в бою погибну». А у кого-то желание повоевать и понаводить порядок возникало как неразумное и обусловленное расстройствами психики. Беда, если это не простой рыцарь, а крупный феодал. Или даже король.

В средневековых европейских реалиях бытие определяло сознание. Если уж ты пошел по пути воина, то ты или погибаешь в бою, или доживаешь до такого состояния, что сам понимаешь, лучше погибнуть в бою. Если тебе совсем не везет, то доживаешь до «лучше бы было еще тогда погибнуть в бою». Но погибать, чтобы просто погибнуть, никому не хочется. Надо умереть за все хорошее против всего плохого. Можно за короля, можно за Господа. Главное, чтобы за высокую цель, а не за булочку с изюмом.

Что мы так мрачно? Люди ведь умели веселиться. Не сидели всю оставшуюся жизнь на антидепрессантах. Да и какие у них тогда антидепрессанты, кроме алкоголя? Два-три литра вина в сутки в холодном или теплом виде ведь не делают человека алкоголиком. Просто для утоления жажды, не воду же пить с неизвестными тогдашней науке микроорганизмами. Анонимные микроорганизмы, если кто не знает, могут быть не менее вредны для здоровья, чем документированные.

Сразу по прибытии днем шестнадцатого декабря гостеприимный хозяин любезно предоставил благородному гостю лучшие гостевые апартаменты. Мальваузен тут же спросил, не найдется ли более освещенного помещения для операции. Тривульцио любезно предоставил освещенное и даже освященное помещение, своего доктора в ассистенты и потребное количество слуг на всякий случай.

Утром перед операцией пациент, едва придя в сознание, богохульно пожаловался на головную боль и не пожелал ни о чем говорить. Ему дали аквавиты, он за несколько тостов выхлебал большую кружку и вернулся в забытие.

Перед операцией Мальваузен не стал ломать голову насчет наркоза, а разбудил пациента и предложил повторить. Пациент согласился. Когда Максимилиан снова уснул, слуги перенесли его на операционный стол в светлой комнате.

Доктора опасались, что наконечник сидит между лобовой костью и мозгом, и придется расширять дыру в черепе, чтобы его извлечь. Повезло, что рыцарские лбы такие крепкие. Наконечник застрял непосредственно в кости, и его самое широкое место осталось снаружи.

Если вдруг кто забыл, то наконечник арбалетного болта того времени это одна кованая деталь. Со стороны древка в наконечнике полый цилиндр, а со стороны мишени умеренно вытянутая четырехгранная стрелка.

Специального инструмента для втулок у докторов не нашлось. Пришел кузнец с напильником и наметил на втулке две глубокие канавки. Голову пациента на время работы накрыли чистым полотенцем, чтобы опилки не попали ни в рану, ни в глаза. Потом рану вокруг наконечника полили розовым маслом для смазки. Мальваузен взял любезно предоставленные клещи, зацепил втулку за канавки и дернул. Не пошло. Дернул еще раз. Не пошло. Залез на стол, уперся коленом пациенту в лоб и дернул как следует.

Слетел со стола. Кузнец еле подхватил. Но наконечник выдернул.

Рана быстро наполнялась кровью. Местный коллега тут же повернул голову пациента на бок, промыл рану водой и заткнул заранее подготовленным по размеру раны тампоном, пропитанным кровоостанавливающими квасцами.

С полминуты смотрели, как края тампона краснеют. Стоит ожидать, что у рыцарей густая быстро сворачивающаяся кровь. Или они бы от своего полного мелких ран образа жизни давно вымерли, не оставив потомства. Ожидания оправдались. Кровотечение остановилось.

Зашивать рану нельзя. Надо, чтобы она сама затянулась в положенном порядке, из глубины наружу. Так гласила и «Филомена», и личный опыт обоих врачей. Наложили плотную повязку. Губкой вытерли измазанное кровью лицо. Вроде все правильно сделали.

Пришел слуга.

— Сеньор Джан Франческо спрашивает, как прошла операция, — спросил он.

— Если пациент сейчас придет в сознание, будем считать, что операция прошла успешно, — ответил Мальваузен.

Все вместе подождали более получаса. На всякий случай почитали полезные для здоровья молитвы. Пациент хотя бы не переставал дышать. Потом он хрипло вздохнул и выругался.

Доктора пожали друг другу руки. Слуга убежал докладывать.

Максимилиан попытался встать, но ему не дали.

— Лежите-лежите, мессир. Вам сделали операцию, и Вам показан покой.