— Какой же ты бываешь нудный, когда умничаешь.

— Можешь настоять на варианте «пока смерть не разлучит нас».

— Мы еще не проиграли тяжбу за Круа.

— Только ты уже собралась сбежать от короля Франциска, чтобы сыграть агента Медичи в интересах императора Карла. До того, как я сказал про развод и про Фредерика.

— Я начала просчитывать этот вариант, как только узнала про причину сдачи Милана. Королева-мать сдает своего верного Самблансе, а он потянет на дно всех, кого тянул наверх. Коннетабль теряет остатки влияния. Счет идет на дни. Конклав позволит выиграть время, но уже без уверенности. Конечно, я подумала про запасные варианты, ты ведь не способен к долгосрочному планированию.

— Ты пока что тоже способна только откладывать проигрыш, но не выигрывать.

Шарлотта собралась обидеться, но передумала. Мужу сейчас совершенно наплевать, обидится она или нет.

— Я пока не буду на тебя обижаться, потому что ты этого не оценишь, — сказала она.

— Не оценю, — согласился Макс.

— Поэтому я тебе напомню про некий долг, который будет преследовать тебя до самого развода.

— Какой долг?

— Супружеский. Если ты, конечно, достаточно хорошо себя чувствуешь.

Макс посмотрел на жену в контексте исполнения супружеского долга и решил, что чувствует себя достаточно хорошо, если держать голову вертикально и поменьше ей трясти. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль об измене и разводе, но кровь уже отлила от мозга, и всяческая суровая проза жизни потеряла приоритет как минимум, до завтра.

Лис Маттео пережил операцию по извлечению камня глупости и сразу вступил в сговор с контрабандистами из Портофино, чтобы обналичить в Пьяченце векселя на предъявителя. 16 декабря в Пьяченце он встретил Фредерика и безуспешно попытался его ограбить.

Брат Витторио, он же «демоноложец», он же «разбойник в сутане» прервал их поединок. Фредерика с грузом золота он передал епископу Пьяченцы, а Лиса Маттео задержал для допроса, не заключая в тюрьму.

Пока Витторио ходил с Фредериком к епископу, доктор поставил Лису две пиявки на виски. Потом дал ему выпить немного макового молочка. Пациент как раз почувствовал себя лучше, когда Витторио вернулся.

— Так. Теперь самое время поговорить. Рассказывай как на исповеди.

Лис в своем состоянии не уловил разницу между исповедью и «как на исповеди» и собрался рассказывать. Доктор, услышав про исповедь, вежливо встал и вышел без напоминаний.

Почтенный Порденони держал не то, чтобы больницу, но приемную, операционную и несколько узких палат. Помещения разделялись дощатыми перегородками, обтянутыми тканью. На полноценные стены доктор пока не накопил.

Стражников Витторио тоже прогнал. Не попросил подождать где-нибудь в приемной или у входа, а дал по дукату и отправил по домам.

— Поторопился, — сказал он, вернувшись, — Теперь можешь говорить. Только не врать.

— И охота мне врать, — ответил Лис, — Теперь за меня и отомстить кроме тебя некому.

— Мне отмщение и Аз воздам! — процитировал Витторио, подняв палец к небу, — Я за тебя мстить не собираюсь. Устроил тут. Где это видано, чтобы воры охранителям порядка мстили? Украл, а тебя поймали? Сам виноват.

— Я не про охранителей, а про предателей. Да меня уже, наверное, и волновать это все не должно. И пугать меня нечем. Помру не сегодня, так завтра.

— Когда Господь скажет, тогда и помрешь. Что там про предателей?

— Во всем виновата Кармина Ладри и ее муж, этот оруженосец, которого ты сейчас арестовал…

Уважаемый Читатель, наверное, желает спросить, с чего бы это Лис так по-дружески разговаривает с Витторио? Потому что они не то, чтобы друзья, но хорошие знакомые. И у них совершенно нет и не было поводов для вражды.

Приехавший с новым епископом простоватый и добродушный флорентинец за пару лет отлично вписался в общество генуэзских браво.

Епископ не влезал в местные интриги на «силовом» уровне, и Витторио ни разу не скрестил мечи с местными в интересах хозяина. Зато перезнакомился со всеми завсегдатаями фехтовальных школ и злачных мест. Заинтересовал Антонио Кокки, что мало кому удавалось во взрослом возрасте, и ходил к нему чуть ли не ежедневно, если был в городе. Не прибежал на помощь на прошлой неделе, потому что присутствовал в соборе на той самой службе, на которую отправились рыцари.

Витторио предпочитал уходить от бытовых ссор, ссылаясь на то, что он монах и не должен проливать кровь добрых христиан. Но стоило завести спор про фехтование, как он оживленно вступал в беседу, цитировал источники и ссылался на разные случаи во Флоренции и Риме, а также на богатый личный опыт. Из научного интереса Витторио был готов скрестить мечи с кем угодно, до черта или ангела включительно. Но без всякого злого умысла и перехода на личности.

Впрочем, и по части практического применения меча он быстро доказал свою компетентность. Нельзя просто взять и приехать в Геную при оружии, чтобы потом увиливать от драки. Однажды он даже случайно забрел в «Маленький Аяччо», где мечом и кинжалом объяснил чертовой дюжине горячих корсиканских парней, что на слуг Божьих не распространяются правила о каких бы то ни было границах, принятые рабами Божьими.

В отличие от волков, которых ноги кормят, Витторио сидел на окладе и премиях. Часто одалживал деньги, часто оплачивал за весь стол. Ходил на свадьбы, похороны, крестины. Приносил подарки, травил байки из церковной жизни, забавно пересказывал библейские сюжеты. Не дрался из-за женщин, но тут скорее случайность. Живя во Флоренции, он не раз успел отметиться за прекрасных дам.

Витторио вывел Лиса на долгий разговор, и Лис рассказал все. Вообще все, что знал. Даже пришлось сбегать к доктору за пером и бумагой и тезисно записывать, чтобы не забыть.

Сначала Лис раскрыл тайну, что сподвигло Тарди на ограбление века. Одна только новость, что Тарди точно мертв, и можно взглянуть на тело, уже стоила больших денег. В Генуе Тарди объявили в розыск. Шутка ли, исчез секретоноситель высшего уровня.

То, что Тарди не был виновен в том, в чем его обвиняли перед попыткой ликвидации, тоже стоило дорого. Высшее руководство Банка Святого Георгия катастрофически ошиблось, что стало первым камешком, который стронул лавину, унесшую триста тысяч дукатов и множество жизней.

Или вторым. Странные дела начались с наследства некоего Маркуса из Кельна. Настоящее имя Рыжей Фурии, оказывается, Марта Крафт. И она вдова этого Маркуса, которого считают мертвым, но Тарди видел его живым. Это Рыжая с мужем разгромили таможню. Третий соучастник налета на таможню неизвестен, а четвертый — оружейник Содерини. Покойный. Раскрытие дела о таможне тоже дорого стоит. Как и тот факт, что патриоты действительно абсолютно непричастны.

Антонио Кокки появился в жизни Рыжей на следующий день после таможни. Был бы он у нее раньше, не понадобилась бы эта суета с живописцем и подмастерьями, которых всех порубил один неизвестный мастер меча. Кокки взял за день работы по охране Рыжей примерно двести пятьдесят дукатов. Примерно. Просто безумные деньги даже по расценкам Кокки, какие бы они ни были. Платила ему не Рыжая. Платил Максимилиан де Круа, и дукаты он отсыпал на глаз из мешочка, который прятал в протезе ноги. Про цену и протез Лису еще тогда рассказал Жирный, которого бросили раненого в школе фехтования, а Кокки забыл добить, потому что принял за мертвого. Протез ноги это не очень важно, но может и пригодиться. Но странно, откуда у этого рыцаря взялось столько денег до того, как он подошел близко к золоту королевы. И почему он так небрежно ими распоряжался, как не своими?

Кстати, в школе фехтования Кокки все это время лежал на одеяле французский рыцарь Пьер де Вьенн с раной головы. Тарди, описывая процесс приема-передачи золота упомянул этого де Вьенна и сказал, что рану ему нанес де Круа на честном поединке. Стоит ли этот факт чего-нибудь, неочевидно. Но Его Преосвященству может пригодиться.