Наконец, Лис добрался до ограбления. Поклялся, что они с Тарди грабили исключительно в целях личного обогащения и не собирались отдавать золото ни королю Франциску, ни кому-то еще. Перечислил полный состав участников.
Далее началась история, услышанная от Терцо. С конского рынка, где Птичка дал самую низкую цену посредникам-генуэзцам, а те снова воздрузили на шею Птичке и Терцо это проклятое золото. И до того момента, как Кокки, Рыжая и этот доктор, который был с французской стражей в доме Абрама, угнали телегу золота. Про то, что Терцо ушел живым и прячется в Пьяченце, Лис не стал говорить, а Витторио не стал спрашивать. Зачем Его Преосвященству нужен какой-то безымянный возчик? Вот французам он бы пригодился как живой свидетель, но на нужды французов Витторио плевал. Не будучи генуэзцем, он и на «смерть французским оккупантам» плевал. Но никого на службе Медичи интересы французов не волнуют.
Конечно, Лис не забыл упомянуть Кармину. Каким еще образом на галиоте мог оказаться Фредерик? Хотя Кармина совершенно точно не участвовала в ограблении, но догадаться по косвенным уликам она могла. Умная слишком.
— Знаешь что, — сказал Витторио, — Я бы должен тебя или убрать под землю за то, что ты так много знаешь. Или наоборот, притащить живого.
— Хрен ты меня куда притащищь живого, а сдохнуть я и сам неплохо могу. И с чего тебе меня убирать, если ты служишь епископу, а про него я никаких тайн тебе не открыл. Как на исповеди говорю, епископ Инноченцо Чибо во всех этих историях абсолютно не при чем. Слушай, а почему «как на исповеди»? Я на исповеди или нет? Ты отпустишь мне грехи? Ты вообще настоящий священник?
— Я брат-демоноложец и рукоположен лично епископом, — успокоил его Витторио, — Отпускаю тебе все грехи твои, вольные и невольные. Покойся с миром.
Лис понял, что пора уже и умереть по-хорошему, в постели. А не в луже крови на грязном полу, не на эшафоте и не в пыточном кресле.
— Господи, зачем ты дал мне эту неделю? — спросил Лис на прощание, не рассчитывая услышать ответ.
— Его Преосвященство молился о моей удаче, — ответил за Господа Витторио. Может ведь иногда слуга ответить очевидные вещи за господина?
— Рад был помочь, — искренне сказал Лис и закрыл глаза теперь уже навсегда.
Как ни странно, вор и убийца Лис Маттео считал себя добрым католиком. Молился. Ходил к причастию. Более-менее старался соблюдать посты. Волей случая никогда не наступал на мозоли ни епископу, ни Витторио. Грешил. Много грешил. Но Господь добр и слушает своих служителей. Поминовение от епископа может сильно облегчить существование бессмертной души в аду.
Довольный Витторио позвал доктора. Доктор констатировал смерть, послал за могильщиками и вежливо спросил, кто платит за похороны. Витторио залез в вещи покойного и с удивлением обнаружил там полный кошель золотых флоринов. Именно что не сверкающих дукатов из Генуи, а флоринов, которые разное время в обращении. И еще кожаный футляр с векселями на предъявителя. «Хорошо быть предъявителем», — подумал он. Щедро оставил денег на похороны и на помин души, а остальное без зазрения совести присвоил. Покойный не оставил распоряжений насчет наследства и семейством не обзавелся.
Сияющий Витторио отправился за благодарностью к епископу. Узнал, что грустные ювелиры перевешивают повторно все слитки. Узнал, что Фредерик сбежал, и за ним уже отправлена погоня.
Отец Скарамуцио вызвал писаря и надиктовал письмо для отца Инноченцо с общим содержанием «В целом вышло не совсем по плану, но милостью Господней золото у нас, хотя его и нельзя пока употребить по своему усмотрению».
Витторио получил письмо и подорожную, заночевал в Пьяченце и с утра пораньше 17 декабря выхал в Геную на перекладных через Боббио и Монтебруно. Если не торопиться, маршрут занимает три дня, но если есть желание порадовать хорошего человека, можно и за два уложиться. По пути узнал, что горе-вояки из Пьяченцы Фредерика не догнали, а в процессе потеряли четырех человек убитыми, одного подстреленным, и еще один неудачно упал с лошади и сломал руку. Потеряли двух лошадей, одну со сломанной ногой, а другую угнал Фредерик, но честно вернул. Отец-конюший в Генуе из-за лошадки со сломанной ногой сильно ругался и ставил Фредерика в пример как хорошего наездника и честного человека.
Вечером 18 декабря Витторио уже докладывал епископу в Генуе.
— Бог в помощь, Ваше Высокопреосвященство!
— Спасибо, Витторио.
— Как здоровье?
— Не жалуюсь.
Епископ действительно выглядел намного здоровее, чем неделю назад. И кашель прошел, и даже насморк.
— Иеремия сегодня утром уехал, — продолжил епископ, — Прислал «Ключ Соломона» и корзину полезных снадобий. Как-то даже неудобно. Я бы ему на дорогу хотя бы рекомендательное письмо выдал.
— Куда это он?
— Он даже записки не приложил. Наверное, в Турин. Сейчас половина высшего света из Генуи едет в Турин. Хоть бы зашел, благословения попросил на дорогу. Я поеду в Рим здоровым, благодаря его лекарствам, и даже отблагодарить не могу. Нехорошо.
Епископ вздохнул, и Витторио тоже вздохнул.
— Ладно. Благословляю доложить, — вернулся к теме беседы епископ.
Витторио выложил на стол письмо от отца Скарамуцио из Пьяченцы и бодро доложил про то, что Карло Сола с полусотней пехотинцев две телеги из трех упустил. Зато брат Витторио погнался на лодке за паромом, проследил все перегрузки, собственноручно задержал оруженосца Фредерика в Пьяченце и передал отцу Скарамуцио буквально из рук в руки вместе с полной телегой золота.
— Молодец, — искренне похвалил отец Инноченцо, — У этих, в Пьяченце, конечно, руки дырявые. Надо будет туда кого-нибудь более хваткого назначить.
— Вашими молитвами, — искренне ответил Витторио, — А еще я раскрыл дело о краже королевского золота. Полностью.
— Ты раскрыл дело?
— Вы же молились о моей удаче.
— Я-то молился. Но не помню, чтобы поручал тебе раскрывать дела.
— В общем, Господь услышал Ваши молитвы и послал мне того самого Лиса Маттео.
— Которого до смерти запытали в Портофино?
— Его самого. И вовсе не досмерти. То есть, до смерти, но не до мгновенной. Он дожил до Пьяченцы и умер у меня на руках, а перед этим рассказал всю свою историю.
— Как исповедь?
— Вот и нет! По-дружески. Хотите услышать? Уверен, что Вам понравится.
— Благословляю рассказать.
Витторио достал свой конспект и близко к тексту пересказал всю историю королевского золота.
— Великолепно! — Его Высокопреосвященство так обрадовался, что чуть не взлетел к потолку, — Надо тебя повысить. Только приход выдать, извини, не могу. Без тебя как без рук.
— А можно сделать, чтобы у меня был постоянный доход с прихода, обедню там пусть кто другой служит, а я с Вами останусь?
— Можно. Ты уже присмотрел приход под Генуей?
— Нет, конечно! Дайте мне под Турином, если не жалко. Вы ведь и Туринский епископ.
— Вернусь с конклава и займемся.
— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство! — Витторио тоже обрадовался и мог бы помахать хвостом, будь у него хвост.
— Теперь к делу, — епископ вернулся на грешную землю сам и спустил туда же демонолога, — Послезавтра я уезжаю в Рим. Морем. Завтра я поговорю со старшим, кто остался в Банке, насчет Тарди. Пусть все проверят и будут нам благодарны. Меня отлично устроит, если благодарность поступит уже во время конклава.
— Это я еще и на выборы Папы повлиять могу? — удивился Витторио.
— Можешь, — серьезно ответил епископ, — Но поедешь в Турин. Завтра с утра я напишу несколько писем, передашь их адресатам из рук в руки.
— В Турине что-то важное? Конклав же в Риме. Разве есть события важнее?
— Не знаю, насколько важнее, но очень значимые. В Турине пройдут переговоры о создании некоей Конфедерации от Савойи до Папского государства включительно. Савойя, Милан, Генуя, Мантуя, Феррара, Урбино и, возможно, даже Сиена.