В такие минуты Мел жалел, что не привык курить.

— Я написала… Проверьте, подходит ли, — раздалось из-за его спины. Госпожа Корзак вытерла нос.

Мел пробежался по документу. Ровные буквы и слова, словно бы вышедшие из-под пера заправского чиновника.

— Не придерешься, — только и смог резюмировать Мел.

— Я работала писарем до того, как родилась вторая дочь… — она сглотнула, — это ведь все?

— Боюсь, нет… Это не обязательно, но при вскрытии могилы должен присутствовать кто-то из близких родственников.

— Как скажете… вы ведь позволите подождать, — даже и не думая противиться, попросила Илинха.

И все же, несмотря на эту покорность судьбе, а быть может, как раз таки сама эта покорность лишь утвердила Мела в мысли, что нельзя позволить ей увидеть тело мужа спустя две декады в могиле.

— Это должны быть не обязательно вы, госпожа. Может, кто-то из детей.

— Н-нет… я.

— Я поеду! — раздался готовый сорваться на фальцет голос подростка от двери.

На пороге стоял такой же золотистый несоразмерно длинный мальчишка лет пятнадцати. Глаза у него были такие, словно бы он готов прямо тут прирезать эту скотину, причинившую его матери столько боли.

— Я поеду, мама, — уже тише, но куда тверже повторил Корзак, судя по всему, младший.

— Сколько тебе? — Мел ухватился за эту возможность уберечь вдову своего предшественника.

— Зимой будет пятнадцать, господин капитан.

— Что ж… я буду ждать в коридоре.

Уже на пороге Мела догнали слова хозяйки.

— Если не хотите причинять боли, господин капитан, не женитесь, лучше грешите в борделях.

Как бы Кетрин не была огорчена тем, что капитан, которого она и в дурном сне не решилась бы назвать «своим», столь стремительно удалился, семейная гордость просто не позволяла ей хоть одним глазом не взглянуть на парк, пусть даже ее никто об этом не просил. Кет не сказала бы, что проведя несколько декад в Астрале прошедшим летом, она так рвалась в него, как бывало в детстве. Но тут уж и правда «кто если не я».

Девушка свернула на совсем уж заросшую тропку, как раз присмотрев подходящую беседку, но лишь для того, чтобы смущенно промямлив «прошу прощения», и вовсе свернуть с тропы. Вероятно, те двое за беседкой, уверенные, что в столь ранний час Толто сюда-то уж точно никто не завернет, были смущены куда больше самой Кет.

Впрочем, ей ведь нужно было всего ничего — лишь отсутствие посторонних глаз на пару минут, а для этого вполне подошла и густая крона развесистого дуба, а еще не желавшего сбрасывать свои листья. Благодаря деревенскому детству по деревьям лазала она весьма сносно даже в юбке. Кожаный портфель отца, служивший ей еще со школы, она пристроила тут же на ветке, все одно вряд ли кто полезет за ним, даже если и найдет, а за гранью с ним будет, пожалуй, неудобно — потеряет еще чего доброго… И вот Ренс-младшая наконец, облокотившись о ствол, плотно закрыла глаза.

Мгновение за мгновением кора под ее пальцами теряла свою грубость и черствость. Она лишь ощущала тепло живого существа, но нет, ей нужно глубже. В омут с головой. Тьма под веками наполнилась светом. Сперва тусклым, но с каждым мгновением он становился все ярче, и вот эта тонкая кожица кажется уже стала ничем… Глаза ведьмы распахнулись.

Ренс с легкостью оттолкнулась от золотого векового ствола лишь для того, чтобы словно пушинка, сорванная с одуванчика, отдаться теплым ветрам мира за гранью. Мира, что полон света, мира, что соткан из света, да и сама она просвечивала.

Главным даром ее отца, брата и самой Кет было не прозрение мира духов, на это способны в сущности многие, хотя у большинства это не уживается с даром мага. Даже не воздействия на него, ведь треть, а то и больше магии напрямую завязано на обитателей незримого мира. Кетрин Ренс могла развоплощаться, не просто покидать свое тело, а оборачиваться живым духом, уходить за грань со всеми потрохами и даже одежкой. Что касается портфелей — с ними куда сложнее. Если утащить просто, то вернуть… словом лучше не рисковать библиотечными книгами, в этом месте едва заметными. Как видно, никто с большой любовью не зачитывался сухими параграфами «Знаков, значков и грамарий» Зельнеса. На фоне золотого дуба их и не различишь.

Кет коснулась земли. Правда, в этом месте «земля» хоть и плотная, но условность, через которую можно с легкостью провалиться. И все же с этим не стоило торопиться. Так, чего доброго, привыкнешь парить, что может создать некоторые проблемы в более материальном состоянии. С папой порой такое случалось, а как бы Кет не любила отца, такой же «не от мира сего» становиться не торопилась.

Словом, Кет направила свои стопы обратно, к стелам и камням старого кладбища, скрытых за золотом и серебром осеннего леса.

Вот только чем ближе она подходила, тем беспокойнее становилась атмосфера. Обычно кладбища в царстве Медии больше напоминали рыночную площадь в базарный день. Там и поговорить всегда есть с кем. Но не здесь. Что до знакомых, то ими Ренс обзаводиться не спешила, ей общения и в миру хватало, чтобы искать друзей среди усопших, но сейчас перемолвиться с каким-нибудь в меру беспокойным духом она была бы не прочь. Вот только было бы с кем.

Поминальные колонны серебрились былым блеском. Здесь, в Астрале, можно было увидеть даже те памятники, что давно забрал Якос-песочные часы2. Казалось, подожди еще мгновение, и по аллеи пройдет кто-то из Древних, когда-то основавших этот город. Но Кет чувствовала, что нет. Что уж говорить об обычной живности Астрала. Даже Лесочники, впадать в спячку которым, казалось, еще рано, куда-то попрятались.

И что-то настойчиво твердило, что ей тут не рады. Ну, строго говоря, навязываться она и не будет… лезть в прорубь, толком не разобравшись, что за щуки в ней обитают.

Вздохнув, Кет обернулась на восток. Коль уж она уже в Астрале, чего не срезать путь, все одно ведь ее бросили, так что лучше уж она отработает в «Горшочке» сегодня. Не говоря уж о том, что по ее лицу расплывалась улыбка от одной мысли о том, какое выражение лиц будет у девчонок, когда она появится на кухне. Конечно, куда эффектнее было бы явиться на чьем-нибудь столе, но без зарплаты сидеть как-то не хотелось. Особенно теперь, когда боги одни ведают, когда этот капитан ей вернет одолженные деньги. Если вообще вернет.

— Вы не простыли, господин капитан? — обеспокоенно осведомился рядовой Рукус Пласински, выходец из какой-то северной страны. Если Мел не ошибался — Прибала.

— Да нет… что-то в нос попало… — вытирая последний, отозвался Мел.

— Может, вас вспоминает кто? На моей родине принято считать, что если чихаешь, то это значит, что о тебе кто-то вспоминает.

— Да кому вспоминать-то старину Мела! — возразил капрал Ладис Крас, хлопнув «старину» по плечу, хоть в такой тесноте хлопок оказался скорее символический, — вы ведь у нас парень крепкий, какой вам болеть.

После чего громко рассмеялся.

— Уберите руку, рядовой Крас.

— Да убрал-убрал, и пошутить-то уже нельзя? — посмеиваясь, все же выполнил начальственный приказ этот парень.

Аль-сержант3— милицейский маг, эксперт из «башни», что сидел напротив, неодобрительно цокнул языком. И Мел был с ним в полной мере солидарен, но выбирать не приходилось. Ему для операции по вскрытию могилы выделили именно этих двоих. Рукуса, невысокого, пухлого блондина из Прибала, да Ладиса, шумного и широкого парня родом из какой-то Лендальской деревеньки. Оба они состояли в одном отделении с Еле, и видно, майор Грумм Ольх, глава отдела патрулей, рассудил, что раз Мел то и дело отрывает Еле от дел, словно бы тот его адъютант, то и эти двое пойдут.

Что же до того, где эти трое теснились, то происходило это на заднем сиденье милицейской кареты. Напротив кроме господина Селькер Тольрена, мага из центрального управления, позаимствованного в качестве эксперта, сидел Хольдерд Корзак, сын Хельма, бросавший на окружающих его мужчин недобрые взгляды. Иными словами, компания не из приятных.