А то, что это именно ее дом, у меня даже сомнений не возникло. Мало того, что в ноктусе больше ничего не походило на этот дом, кроме самого дома, мало того, что метки светлячков привели меня именно сюда, так еще и сообщение Дины непрозрачно намекало на то, что нужное мне место где-то рядом.

Да и потом — что еще в ноктусе, кроме дома Дочери Ночи могло светиться?

А он ведь светился. Его бежевые стены, покрытые причудливой вязью и словно бы углем начертанными картинами, которые отсюда было не разобрать, источали слабое свечение, которого в сумме хватало, чтобы видеть это зарево издалека. И бродящие вокруг дома лоа, сталкиваясь с этим свечением, отшатывались назад, будто напоровшись на ограду под напряжением. Впрочем, для них это так и было.

Дом Дочери Ночи явно не планировался архитекторами Города и явно появился здесь уже после того, как появился ноктус. Здания, которые окружали его, были словно обрезаны гигантским циркулем, и, по сути, обиталище Дочери Ночи стояло посередине круга, который то ли вдавили в целом квартале, то ли наоборот — изъяли из него целый цилиндр многометрового радиуса, оставив на срезах гладкую черноту.

Вот, кстати, и один из ответов мне нашелся — здания в ноктусах внутри заполнены той же чернотой и проникнуть в них нельзя. Жаль.

Или не жаль.

В любом случае, я смог по крышам подобраться максимально близко к дому Дочери, да причем так, что его свечение отсекло от меня лоа, которые уперлись в него, как в стену, и дальше двигаться не могли. Не теряя времени, я заякорился роупдартом в крыше обрезанного по углу дома, и принялся спускаться, прямо ногами по срезу.

На середине пути веревка кончилась, но я, готовый к такому повороту, раскачался на веревке, как на маятнике, шагая ногами по стене и в верхней точке, имея секунду запаса, пока не упал, со скоростью молнии смотал веревку в рукав, а нож — в руку, и снова вонзил его в стену дома, тремя или четырьмя метрами в стороне от изначального направления.

Повторив это еще раз, я наконец коснулся ногами бетона и прищурился, глядя на слабо светящиеся стены. Кажется, в черных рисунках, которые покрывали их, я разбирал что-то знакомое. Некоторые фигуры были похожи на рангонов, другие — на лоа. Вот совершенно очевидно на здание взлетает мотылек, влекомый своим крюком, вот какая-то странная фигура в широкополой шляпе и больших очках, закутанная в массивный плащ. А вот...

Я.

Нет, стоп, конечно же, это не я. Это просто кто-то другой, вокруг кого вьется ярко выраженная световая веревка. Да это, может, и не веревка вовсе — нарисовано как курица лапой! Даже ножа не видно на конце веревки — это точно не я! Может, это Птичник со своей цепью? Или кто-то другой... Короче, не я и баста. Меня тут просто не могло было быть, потому что до недавнего времени меня не было вообще.

Идя вдоль стены дома и осматривая картины, я и сам не заметил, как дошел до входа. Он представлял собой просто прорезь в покатой стене, закрытую плотными занавесями из отдельных пушистых и тяжелых нитей. Они зашуршали, когда я отодвинул их ладонью, на всякий случай защищенной Светом, и проник внутрь.

Внутри дома было жарко и где-то отчетливо потрескивали в огне дрова. В доме царил полумрак, в противовес яркому свечению стен снаружи, и в нем угадывались очертания нескольких столиков, заваленных всякой всячиной, нескольких кресел — от мягких и удобных качалок до строгих деревянных тронов, пара пуфиков, наполовину скрытых в густом фиолетовом тумане, стелющемся по полу. По круглым стенам тянулись ряды полок, на которых стояли различные склянки и коробочки, а с торцов свисали связки засушенных трав и кореньев. Создавалось ощущение, что я попал в шарлатанский кабинет какой-нибудь ведьмы, а не в обиталище местной... Мистической... Хм... Ведьмы.

Хозяйки нигде не было видно, поэтому я прошел чуть дальше, отмечая краем глаза камин, отмечая банку, в которой застыла в формалине или чем-то вроде того большая черная птица с широко расправленными крыльями, и остановился возле ближайшего кресла. Идти дальше было бы уже невежливо.

— Не стесняйся, садись. — прозвучало у меня за спиной мягким и чувственным женским голосом.

От неожиданности я чуть не прыгнул вперед, отмахиваясь за спину роупдартом, и лишь титаническим усилием воли не позволил себе этого сделать. Вместо этого я обернулся, чтобы узнать, с кем говорю.

Передо мной стояла Дочь Ночи. Даже не возникло ни малейшего сомнения, что это она. Молодая, явно до тридцати лет, миловидная девушка с мягким округлым подбородком и чернейшими, словно углем нарисованными бровями, под которыми чернели большие глаза без единого намека на белок. Просто два черных, словно залитых татуажными чернилами, глаза. И под ними — по ярко-красному пятну, которые можно было бы принять за броский макияж, если ни разу в жизни до этого макияж не видеть.

Одета девушка была во что-то вроде халата или робы, капюшон которой она накинула на голову. Сама темная, в районе ворота роба была украшена незатейливым золотистым узором в виде неизвестных мне цветков.

— Я, в общем-то, ненадолго. — наконец совладал я с собой. — Мне чисто спросить.

— А ко мне за другим и не приходят. — ответила Дочь Ночи голосом, по сравнению с которым даже голос Триллы казался плоской бездушной записью на самый хреновый микрофон в мире. — Но дело в том, что твои вопросы могут потребовать очень долгих и пространных ответов. И получать их всяко лучше сидя, чем стоя.

— У меня не так много времени для пространных ответов. — я покачал головой. — До рассвета мне надо убраться отсюда.

— О, об этом не переживай. Здесь, в моей обители, время не властно над тобой. — Дочь Ночи обвела рукой свое жилище. — Так что у нас есть все время этого мира, чтобы узнать друг друга поближе.

— Это мне тоже ни к чему. — отрезал я. — Все, что мне нужно знать, это как ты умудряешься жить в ноктусе? Ты же заражена? Как ты не превратилась? Есть какое-то лекарство?

Дочь Ночи переливчато засмеялась — как будто японский завод по производству ветряных колокольчиков устроил выпускной концерт своей продукции за целый год.

— А говоришь, что хочешь быстро. — закончив смеяться, сказала Дочь Ночи. — А сам задаешь столько вопросов.

— Я могу...

— Нет, не надо ничего сокращать и перефразировать. Первая мысль есть самая верная мысль, и ты спросил именно то, что хотел спросить. И я уже вижу истинный мотив твоего вопроса — ты заражен. И хочешь узнать у меня, что тебе с этим делать. Ты считаешь, что я переборола заражение, нашла от него лекарство, но оно имеет побочный эффект, из-за которого я вынуждена жить в ноктусе.

Я закрыл открытый было для уточнений рот — она все сформулировала чуть ли не точнее, чем я сам это смог бы сделать.

— Но видишь ли, в чем дело. — снова улыбнулась Дочь Ночи и прошла мимо меня, проводя рукой по спинке кресла, возле которого я стоял. — Мой путь тебе не подойдет.

— Почему?

— Много почему. И вот это точно не то, что следует обсуждать сейчас.

Она остановилась, развернулась ко мне и присела в одно из кресел:

— Но для тебя тоже есть путь. Твой путь. И если ты все еще желаешь получить ответы на свои вопросы — садись. В ногах правды нет.

И я сел в кресло.

— Чай? Кофе?

Да уж, последнее чего ждешь, когда приходишь за ответами к местной то ли шаманке, то ли ведьме — это что она предложит чай или кофе. Это все больше напоминало спиритический салон какой-нибудь шарлатанки, которая кутается в шаль, машет руками над плазма-шаром из ближайшего магазина приколов, и томно закатывает глаза. И все — за твои деньги. В моем случае — за мое время. Оно у меня сейчас дороже любых денег, пусть даже Дочь Ночи сказала, что тут время не властно.

Дочь Ночи, черт возьми, даже думать эти два слов долго... Нельзя было придумать себе какой-то более приземленный псевдоним? В конце концов, зачем вообще придумывать какие-то псевдонимы? Честное слово, как какая-то бабка, напечатавшая себе дипломов из интернета и придумавшая прозвище посочнее и позагадочнее.