Он отказывался избивать женщин, хотя некоторые из них умоляли его об этом, однако находил определенное удовольствие в том, чтобы хлестать по оголенному телу извивающихся и стонущих мужчин или помогать заковывать в цепи какого-нибудь ублюдка в маске и — когда его об этом просили — мочиться прямо на задыхающееся лицо.

Так продолжалось дальше.

Когда вода попадает на камень капля за каплей, камень имеет свойство трансформироваться. Когда кто-то открывает потайную дверь души человека и бродит по ее тайным комнатам, душа постепенно преображается. Кнуты… цепи… оргии… осознание того, что маленький божок, о котором говорил Гэвин Флей, не собирается убивать мальчика… злое возбуждение от безнаказанности… растущее притяжение и интерес к существу, стоящему в центре всего этого… сила, волнение и провозглашение принципа «делай, что хочешь» — все это изменило Адама.

Вода капала. Капля за каплей, капля за каплей.

Он стал кем-то важным. Настоящим Доминусом. Господином.

Он не был уверен, что верит в сатану, равно как не был уверен и в том, что верит в мстительного бога, о котором столько говорил его отец. Но те, кто входил в собрание, верили. И Флей верил. Адам решил, что истовая вера здесь не обязательна. Так или иначе, он наслаждался теми благами, которые приобрел: удобная комната, деньги, которые можно потратить, роскошные обеды, стильная одежда и обувь, а также посещение в компании Флея эксклюзивных клубов, где в свете множества свечей сверкали изумительные люстры, полы были отполированы до блеска, и толпа гостей улыбалась ему, даже не зная его имени.

И все же на этом гладком дереве была одна зазубрина, которая не переставала беспокоить Адама со временем.

Спустя десять месяцев с момента, как он впервые приехал в Лондон, настал день, когда шестнадцатилетний юноша (который теперь был выше большинства взрослых мужчин в городе) зашел в кабинет Флея наверху.

— Мне нужно отлучиться, — решился сказать он. — Я хочу увидеть свою мать.

— О? — воскликнул Флей. В последние месяцы он начал носить очки во время изучения своих счетов и заказов. Сейчас он снял их, чтобы лучше рассмотреть Адама. — И почему же?

— Мне снились сны о ней. Прошлой и позапрошлой ночью. Я хочу вернуться в Колквит и повидаться с ней.

— Сны ничего не значат.

— Сны могут быть не просто снами, — покачал головой Адам. — Я видел свою мать в доме и слышал, как она зовет меня по имени. Разве это не может быть посланием от нашего благодетеля?

Он не был готов сказать «хозяина», как это делали другие: гордость не позволяла ему добровольно назваться чьим-то рабом, даже если это существо было реальным.

— Что? По-вашему, он хочет, чтобы вы приползли обратно к своим родителям в эту грязную мелкую деревеньку? Я сомневаюсь, что они даже узнают вас.

— Я поеду, — сказал Адам. — Я не спрашиваю вашего разрешения, я просто сообщаю вам это.

Повисло молчание. Через несколько секунд Флей заговорил:

— Хм, — протянул он с мрачной улыбкой. — И что же у нас здесь?

— Отчасти — ваше творение, — был ответ.

— Не уверен, что оно мне нравится.

— Нравится или нет, но я отправляюсь в Колквит. У меня есть деньги, так что…

— А если я запрещу?

Сын Черного Ворона уставился своими темными глазами на человека за столом и сказал:

— Я буду делать то, что захочу.

Уголок рта Флея слегка дернулся.

— Возможно, я должен гордиться этим заявлением. Да… вы отчасти стали моим творением, но вам предстоит пройти еще очень… очень долгий путь. Я собирался предложить вам должность на кожевенном заводе. Вы могли бы заработать там много денег. Это не изменит ваших намерений?

— Я сказал, что еду в Колквит, чтобы повидаться со своей матерью. Я не говорил, что не вернусь.

— Это будет долгое путешествие. Остальные будут скучать по Доминусу. Вы стали любимчиком публики.

— Они смогут подождать меня. Только не отдавайте мою комнату мальчикам с родимыми пятнами на лицах или девочкам с тремя сосками.

Компромисс был достигнут в течение следующих нескольких минут. Хаммерс должен был отвезти Адама в Колквит в экипаже, а затем вернуть обратно. Таков был уговор.

Две недели спустя после серии остановок на различных постоялых дворах Адам Блэк стоял под легким летним дождем на пороге знакомого дома. Позади него Хаммерс сидел на мягком облучке дорогого экипажа, который нанял Флей. Адам сжал кулак и постучал в дверь, сердце сильно билось в груди, пульс стучал в висках. Он приготовился отвечать на вопросы своего отца, пытаясь продумать, что он скажет и сделает …

Дверь открылась.

Дородная молодая женщина с каштановыми волосами под чепцом объяснила, что да, это дом викария, а я его жена… О, нет, фамилия преподобного не Блэк, а Эдмондс. Если вы хотели поговорить с ним, то он сейчас в церкви… Преподобный Блэк? Они с женой уехали больше года назад… Я не знаю, куда, но Джон может знать. У вас были дела с преподобным Блэком?

— Да, своего рода, — уклончиво ответил Адам. — Спасибо. Доброго вам дня.

— Церковь недалеко. Просто идите по…

— Я знаю, спасибо.

В знакомой церкви молодой и свежий Джон Эдмондс вспомнил, что Еноха Блэка отправили в деревню Донафорд, в шестнадцати милях к северо-западу.

Эдмондс сказал, что в семье Блэков произошла какая-то трагедия, но он не был уверен в деталях.

— Донафорд, — сказал Адам Хаммерсу, и экипаж покатил дальше: в Донафорд, затем в Ленчворт, следуя по пути опального викария, который не мог удерживать свою паству под контролем дольше двух месяцев. Он либо оскорблял кого-то из чиновников в суровых мрачных шахтерских городках, либо попросту не справлялся с людьми. Итак, Адам гонялся за ним от одного городка до другого и через пять дней обнаружил себя на грязных улицах Грира в тридцати милях к северу от Бирмингема, где сухопарый старый викарий, опирающийся на сучковатую трость, сказал сыну Черного Ворона, что Енох Блэк уехал в марте, но его жена все еще здесь.

— Где? — спросил Адам, стоя под темнеющим небом.

— Бедная душа, — сказал старик. — Бедная, бедная разбитая душа. Она находится в больнице на вершине Брайерли-Хилл.

— В больнице?

— Да, сэр. Ну… она больше известна как бедлам.

— Хотите сказать, это… сумасшедший дом?

— Да, сэр, — последовал ответ. — Именно это я и имею в виду.

В экипаже, поднимавшемся по извилистой дороге, окаймленной высокими деревьями, Адам дрожал. Под бордовой треуголкой на лбу выступил холодный пот. Слова «сумасшедший дом» эхом отзывались в его мозгу и звучали, как сдавленный крик. Он закрыл руками лицо, попытавшись сбежать от страшной правды, пока экипаж раскачивался взад-вперед, а лошади тянули его все выше и выше. Опустив руки, Адам вздрогнул, потому что на мгновение — всего на мгновение — ему показалось, что на сиденье напротив он видит фигуру в пурпурной мантии, чье лицо было скрыто капюшоном… если у нее вообще было лицо.

— Тпру! Тпру! — услышал он крик Хаммерса. Экипаж остановился, подъехав в черным железным воротам. Сторож вышел из своего караульного помещения, чтобы спросить, что нужно нежданным посетителям. Как только прозвучало имя Эстер Блэк, ключ был вставлен в замок и ворота распахнулись. Экипаж продолжил свой путь к прямоугольному зданию с высокой башней с остроконечной крышей. Адаму показалось, что он начал слышать крики задолго до того, как они достигли арки, но, возможно, это было лишь игрой его воображения.

— Ах, да, сэр, верно, сэр, — сказал худощавый мужчина в черном костюме, который представился Джейкобом Скрэггсом, когда Адам стоял у него в кабинете. — Женщина по фамилии Блэк, я хорошо ее знаю. Так вы пришли навестить ее?

— Да, был бы признателен за такую возможность.

— Тогда следуйте за мной, сюда, в женскую секцию. Здесь много дверей, сэр, но они все надежно заперты. Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь из них разгуливал на свободе? Следите за ступеньками, сэр. Упадете — костей не соберете. Итак, мои ключи прямо здесь… минутку. Давайте-ка найдем тот, который подходит. Могу я поинтересоваться, кем вы ей приходитесь, сэр?