— Вы сказали, одна ставка, — последовал спокойный ответ. — Я ставлю один шиллинг за эту лошадь.

— Что ж… я хочу сказать… — Что бы он ни хотел сказать, он промолчал, посмотрев в другую часть зала. — Могу я услышать предложение от клеевых компаний?

Прежде чем последовал ответ, Немезида снова пришел в движение, визжа и прыгая, как будто понимая значение вопроса аукциониста. Он брыкался так сильно и отчаянно, что Кодлкатту пришлось позвать двух других джентльменов со двора, чтобы оказать помощь предыдущей команде.

— Не от меня! — крикнул один из производителей клея, перекрикивая шум. — Другие лошади спокойно относятся к молотку и не пытаются поубивать всех вокруг!

— Кто-нибудь еще? — В голосе Кодлкатта звучало отчаяние. — Ну же, джентльмены, загляните внутрь себя!

— Хорошо сказано! — ответил Норвуд. — Я заглянул и хочу, чтобы мои внутренности остались внутри.

— Один шиллинг! — повторил Мак. — Продолжайте продажу, пожалуйста!

— Придется обратиться к агенту господина Роби! — Кодлкатт устремил свой водянистый взгляд на седовласого мужчину в темном костюме, попыхивающего трубкой, сидевшего справа от ДеКеев. — Мистер Синклер, ваше мнение?

Синклер молча курил свою трубку, пока четверка борющихся мужчин снова не взяла Немезиду под контроль, затем помахал трубкой и сказал:

— Мне приказано продать животное по любой цене.

— Но… черт возьми! Мои услуги в таком случае составят всего десять процентов от одного шиллинга?

— Один шиллинг за лошадь, — объявил Мак, — и один шиллинг в пользу дома. Вот, что у нас выходит, можете не беспокоиться о своей судьбе.

— О, тогда очень хорошо! У меня есть один шиллинг! Я слышу два? — Кодлкатт покачал головой в парике и стукнул молотком, от звука которого Немезида завертелся и начал брыкаться во все стороны. — Продано «ДеКей Энтерпрайз» за огромную сумму в один шиллинг. — Раздался раздраженный рев. — Итак, юный сэр! Я бы хотел посмотреть, как вы доставите этого зверя домой, не повредив свою повозку.

— Я думаю о том же, — буркнул Рубен себе по нос, но он легонько ткнул своего сына локтем под ребра, когда Немезиду вывели из ямы. — Еще до конца недели о тебе станут писать в газетах, так что приготовься к тому, что на тебя польются чернила.

Они просидели еще два показа, а затем Мак извинился перед отцом и сел на скамейку рядом с Синклером.

— Простите за вторжение, — сказал он, — но что вы можете рассказать мне о лошади?

— Опасный жеребец, — последовал ответ, сопровождаемый клубом дыма. — Кусачий и очень быстрый, так что защищайте свое лицо. Его удар на прошлой неделе сломал плечо конюху в трех местах. Это стало последней каплей, если хотите.

— Он ужасно худой, — сказал Мак. — Он действительно не болен?

— Физически нет. Как мы сообщили в аукционный дом, причина его худобы — исключительно его нервный характер.

— Хорошо, я понял. Скажите, кому принадлежало это животное до господина Роби?

— Я помню, что это был какой-то валлиец, но господин Роби купил жеребца годовалым, так что вам придется узнавать подробности лично у него.

— Спасибо, так и сделаю.

Когда Мак встал, чтобы уйти, Синклер одарил его легкой самоуверенной улыбкой:

— Я думаю, вам следует знать, что лошадь более чем темпераментна. Животное сошло с ума. Что вы собираетесь с ним делать?

— Просто… поверьте в ценность одного шиллинга, — сказал Мак. — Хорошего вам дня.

Пришло время доставить это чудовище домой. О, это был настоящий вызов. ДеКеев ждало почти трехчасовое путешествие. Они привезли с собой обычное средство передвижения для торговцев лошадьми, которое представляло собой широкую повозку, разделенную на три стойла и запряженную двумя крепкими ломовыми лошадьми, сзади был опущен пандус, чтобы обеспечить доступ к стойлам.

Это стало первой проблемой, поскольку Немезида сражался, как четвероногий демон, с мужчинами, которые изо всех сил пытались вести его вверх по пандусу. И Мак, и его отец боялись, что повозка разобьется вдребезги под стуком копыт, но, наконец, Немезиду поместили в центральное стойло, дверь закрыли и заперли на засов, а потные измученные конюхи получили плату за свой труд.

ДеКеи отправились домой, им пришлось пересечь мост через реку и пройти через город. Когда Немезида снова начал кричать и брыкаться, Рубен сказал:

— Теперь, когда мы владеем этим дьяволом, что дальше?

— Мы заставим его насытиться и успокоиться в течение сезона. Затем — если он сможет, и под этим я подразумеваю, что он все еще будет жив — начнем тренировать его, скажем, в сентябре. И будем надеяться на лучшее в следующем году.

— Успокоить его? Легче сказать, чем сделать.

— Согласен, — сказал Мак. — Но давай дадим ему время. А я попытаюсь выяснить у Бертрама Роби, что именно случилось с конем между сезонами, что сделало его таким... злым.

— Ты хочешь сказать, безумным?

— Да, — вынужден был признать Мак. — Безумным.

В двух милях к северу от Лондона Немезида вышиб дверь и отправил ее вращаться, как громоздкого воздушного змея. После вынужденной остановки повозка покатила дальше, унося отца и сына в будущее.

Следующие несколько дней в обычно спокойных и безупречно чистых конюшнях поместья ДеКей площадью тридцать шесть акров царил настоящий хаос. Немезиду с трудом разместили в дальнем конце амбара, оставив между ним и другим конем — Безупречным Парнем — пустое стойло. С самого момента своего прибытия Немезида начал кричать и пинать стены и дверь. Управляющий конюшней Лэнгстон сразу предложил упрочнить дверь дополнительным слоем дерева и парой прочных засовов. Работа была закончена, и команда плотников доложила Рубену, что им чуть не искусали лица: голова Немезиды просунулась в открытую часть двери, и конь щелкнул зубами с такой силой, что волосы плотников развеяло горячим ветром.

Дикость Немезиды даже на расстоянии действовала на других лошадей. Тренер Микельс сообщил, что Безупречный Парень, Гринграсс Денсер, Суэрти и Виксен были настолько взволнованы, что отказались от корма, а на пастбище они были слишком нервными, чтобы резвиться, как обычно, бегать или играть с козами, с которыми они всегда дружили.

— Он не станет есть, — утверждал Микельс, занимавший свою должность последние двенадцать лет. — Он не притронулся к сену, а овса у него нет. Я попробовал накормить его ведром кукурузы, но он набросился на меня и чуть не откусил мне скальп. Потом он просто повернулся ко мне задом и все. — Микельс нахмурился, переводя взгляд с Рубена на Мака и обратно. Они стояли на улице холодным мартовским утром. Микельс держал под уздцы призового голубого чалого Смелого Бегуна. — Эта лошадь нежилец, если хотите мое мнение. Не представляю, что нам делать с таким зверем.

— Я бы дал ему шанс, — сказал Мак, подойдя к ведру с яблоками, стоявшему на земле рядом с главным входом в амбар. Он нашел большое наливное яблоко и направился внутрь.

— Не хочешь защитить собственный скальп? — крикнул Рубен, его губы приподнялись в ободряющей ухмылке. — Можешь воспользоваться шлемом с доспеха в гостиной.

— Спасибо, но я как-нибудь обойдусь без стали.

— В самом деле, сынок… будь осторожен с этим животным.

— Буду. — Мак вошел в амбар и зашагал по галерее с земляным полом, по обе стороны которой располагались стойла. Большинство лошадей сейчас были либо на пастбище, либо работали на тренировочной трасе, но двое — Храбрый Воин и Песнь Ветра — высовывали головы из-за своих дверей, с любопытством наблюдая за Маком.

— Доброе утро, джентльмен и леди, — сказал Мак, улыбнувшись. Его, как и его отца, всегда занимало то, насколько разными могут быть характеры у лошадей. Большинство скаковых лошадей были довольно нервными, однако некоторые из них были дружелюбно настроены к людям и искренне наслаждались их компанией, в то время как другие демонстрировали свое презрение взмахами хвоста, надменным поворотом головы, а иногда щелчком или пинком. Некоторые лошади были холодными, некоторые теплыми, некоторые покладистыми, некоторые упрямыми, а некоторые были переменчивы, как лондонская погода. Было важно нанимать дрессировщиков и тренеров с большим опытом, которые видели личность и особенности каждого скакуна и понимали, как извлечь максимум пользы из каждого типа. Та же тактика подбора применялась и к жокеям.