— О, в самом деле? Что ж, один из моих гостей занимает довольно высокий пост в судебной системе Лондона. Так что, боюсь, ваш благородный корабль потонул, не успев выйти из порта. А теперь садитесь, сэр. В ногах правды нет. — Флей дотронулся до кресла рядом с собой. — Смелее. Это место специально для вас.

Адам поколебался. Он не был уверен, что доберется до стола на своих чугунных ногах. С трудом дойдя до стула, он схватился за него, чтобы не упасть, и, дрожа, опустился на сиденье.

— Теперь сможем поговорить, как цивилизованные люди, — сказал Флей, откидываясь на спинку своего стула, чтобы оценить состояние мальчика. — Предлагаю вам попробовать мою специальную смесь от той слабости и того тумана в голове, которые сейчас вас мучают.

— Больше никаких смесей, — выдавил Адам.

— Ха! Как скажете, мой юный друг, как скажете! Тогда внимательно следите за своим желудком. Между тем хочу сказать, что гости нашли вас просто очаровательным. Они были особенно взволнованы, когда я сообщил им, что вы сын викария.

— Это было до или после… всего?

— О, намного раньше. Им это показалось таким удивительно забавным.

Адам сосредоточился на том, чтобы сделать вдох без хрипов.

— Забавным? То, что сын викария стал жертвой…

— О, «жертва» — неподходящее слово, мой юный друг. А вот «потенциальный член» — вполне подходит.

Некоторое время Адам не мог произнести ни слова. Затем, когда вновь накатившая дурнота улеглась, он хрипло произнес:

— Потенциальный член… чего? Этого… этого…

— Вы сегодня очень косноязычны, Доминус. Но я помогу вам. Вы стали потенциальным членом нашего собрания. Не обольщайтесь, потому что вступление — долгий процесс. Я бы мог добавить «от начала до конца», но, по правде говоря, у него нет конца. Сам процесс до того, как вы станете полноправным членом с правом голоса, может занять несколько лет. — В ответ на многозначительное молчание Адама Флей сделал еще один глоток своего напитка и продолжил: — Я полагаю, что, пока вы росли, вас серьезно ограничивали в ваших действиях и мыслях. Вы выросли в тюрьме, как и я. Это была клетка из золотых прутьев христианства. Однако, если тронуть это золото, легко выяснить, что оно — лишь позолота, а внутри — самое низкосортное олово, созданное самыми эгоистичными и ушлыми лжецами в мире. Думаю, вы, как и я, успели это понять. И самая худшая ложь из всех заключается в том, что какая-то сущность в небесах заботится о нас. Нет. Это не так. Все мы сами по себе в этой жизни. Более того, когда наше время приходит, мы гаснем, как свеча, и нам более не суждено родиться вновь. Но никто из нас не стал бы противиться этому, потому что после смерти мы ни о чем более не будем беспокоиться. Вся эта чушь, которой вас кормил в нашей христианской тюрьме человек, которого я не могу назвать иначе как трусом, такая же омерзительная, как муть, бродящая сейчас в вашем животе. Как замечательно, как мощно будет наконец исторгнуть ее из себя!

— Сущность… существо… которое вы так высоко цените, — прохрипел Адам, — не заботится о вас?

— Оно заботится только о том, что мы можем принести на его алтарь, и о том, насколько сильно мы приклоняем колени, когда молимся ему и просим его коснуться нашей жизни и судьбы. Я вас совсем запутал?

Адам уставился на залитый солнцем сад. То, что он сейчас услышал, могло запросто обагрить топор палача. Гэвина Флея можно было оттащить в тюрьму и за несколько часов разорвать на части орудиями праведности. Начать, несомненно, следовало с языка.

— Наше собрание выбирает наслаждаться жизнью. Здесь и сейчас, — тихо сказал Флей. — Мы не обманываем себя, полагая, что наши богатства и радости будут вновь обретены нами в будущей жизни. Мы наслаждаемся тем, что у нас есть прямо сейчас. Мы не умерщвляем плоть, а довольствуемся ею. Сполна получаем то, чего маленькие люди, сидящие в своих позолоченных христианских клетках, никогда не получат. Ведь эти маленькие люди даже не задумываются о том, чтобы сбежать. А мы — сбрасываем с себя ярмо лжи, которое сдерживает и ограничивает их. Мы следуем высочайшему повелению нашего хозяина: делай то, что хочешь. И у меня есть некоторое предчувствие насчет вас, Доминус. Я думаю, что и вы — где-то в самом потаенном уголке своей души — тоже хотели бы ему следовать.

— Это неправильно, — последовал сконфуженный ответ.

— Неправильно для кого? И почему это неправильно? О, я видел ваше лицо во время порки прошлой ночью, мой юный друг. К тому моменту, как вы добрались до своей третьей жертвы, у вас изо рта шла пена, а глаза сияли, как маленькие фонарики.

— Третьей? — ошеломленно воскликнул Адам.

— Вы вчера избили многих. Очистили многих, я хочу сказать. Потому что это и в самом деле так. Очищение плоти и духа через радость боли. А теперь скажите мне вот что: если бы вы сейчас вышли на улицу и провозгласили все то, что я говорю вам, что бы произошло?

— Меня бы поразила Божья молния, либо разорвали бы на куски люди.

— Вот и вся свобода воли, которую обещает ваш маленький божок в своей книге заблуждений, — сказал Флей. — И этой книге продолжают следовать только напуганные люди. Но вы видели вчера… мы в нашем собрании действительно следуем свободной воле, которую дает наш хозяин. И мы делаем это с радостью, от всего сердца.

Адам молчал. Все это было безумием. Или нет?

— Вы можете уйти, если хотите, — развел руками Флей. — Да, вы слышали меня. Если хотите уехать, я попрошу Хаммерса отвезти вас в любую точку города, куда вы пожелаете. Если же вы предпочтете остаться и позволить мне исправить ваше положение, я буду настаивать на том, чтобы вы появлялись на следующем собрании через месяц. Я был бы рад, если б вы остались. Тогда я бы смог подыскать для вас подходящее место.

— Место?

— У меня есть связи с одним ювелиром. Он как раз ищет себе помощника. Его специальность — кольца изысканного дизайна и высокой стоимости.

Адам снова замолчал. Он наблюдал за тем, как Флей берет с тарелки кость и откусывает от нее последний кусочек мяса. Когда молчание слишком затянулось, Адам все же решил нарушить его:

— Вы сказали мне, что я здесь, потому что ваш долг и ваше удовольствие — привлекать внимание ваших гостей к интересным личностям. Кто был здесь до меня?

— Леди Эмбер. Я подобрал ее из сточной канавы. Теперь она владеет модным цветочным магазином недалеко отсюда, и дела у нее идут очень хорошо.

— И она была интересна вам, потому что у нее три груди?

— О, вы все же что-то помните! Да. Вы правы.

— Тогда кто был здесь до леди Эмбер?

Флей некоторое время наблюдал за птицами, прежде чем ответить.

— Молодой человек, у которого было темное родимое пятно во все лицо. Он… не пробыл здесь долго.

Адам задумался. Ему пришло в голову, что кучер Хаммерс — человек с кустистыми бровями и лицом, похожим на серый надгробный камень — может быть весьма искусен в том, чтобы доставлять «отбросы Флея» в ту часть Лондона, где даже в полдень требуются фонарщики, таким образом сохраняя тайны собрания в абсолютной безопасности.

Пока Адам обдумывал свой ответ и смотрел на сад, внезапно прилетела птица, ударилась о стекло и тут же улетела, оставив после себя мокрое пятно с маленьким коричневым центром.

— Они иногда так делают, — сказал Флей, делая последний глоток своего напитка, — когда сбиваются с пути.

Время шло.

Один месяц сменял другой. Адам пошел работать подмастерьем в мастерскую ювелира и вскоре по-настоящему увлекся тем, чтобы создавать сказочные (а иногда и довольно причудливые) кольца. Когда его настойчиво пригласили посетить собрание в следующем месяце — на этот раз без использования вещества, изменяющего сознание, но снова в мантии Доминуса — он отметил, что на некоторых участниках были кольца, которые он помогал создавать. Когда ему вложили в руку хлыст, а обнаженное тело распростерлось перед ним, он обнаружил что получает не только удовольствие от этого действа, но и почет и уважение окружающих.