Господи, я говорю как сумасшедший.

Не знаю, что со мной происходит.

Камилла меня даже не любит. Почему она должна? Я вел себя с ней, как настоящий осел. Ничего личного – я просто был самим собой. Но я не хороший парень. Не материал бойфренда. Я всегда это знал. . Я эгоистичный. Импульсивный. Легко обижаюсь. Гоняюсь за тем, чего хочу, а потом ненавижу это, как только получаю.

Я не думаю, что люди могут измениться. И я не знаю, как быть другим.

И все же…

Хоть раз в жизни я хотел бы быть другим.

Когда я лежал рядом с Камиллой и целовал ее, я действительно на секунду почувствовал себя счастливым. Я чувствовал связь с ней. Чувствовал, что она совсем чуть-чуть открылась мне, и я тоже, не беспокоясь о том, что другой человек собирается нанести нам удар в самое уязвимое место.

Потом все закончилось, и я не знаю, как туда вернуться, потому что я вообще не знаю, как это произошло.

Я снова беру телефон и нахожу ее номер. Я получил его от Мейсона, который получил его от Патриции.

Я мог бы позвонить ей. Мог бы пригласить ее на свидание.

Но мысль о том, что я сижу за столом напротив девушки, просто напоминает мне о моем дурацком обеде с Беллой. Я ненавидел это. Все было так чертовски фальшиво.

Нахмурившись, я снова положил мобильник.

Данте входит в комнату. Мои бумаги разбросаны по всему старинному дубовому столу в столовой. Мы больше никогда здесь не едим. Мы часто устраивали семейные ужины, когда Аида и Себ еще были здесь. Теперь мы в основном едим за маленьким столиком на кухне, где Грете не нужно ходить так далеко, чтобы принести нам еду. В половине случаев наши блюда даже не пересекаются – Грета просто держит еду теплой на плите.

Я немного скучаю по этим семейным ужинам. Я думаю, что последний раз мы вместе ужинали на вечеринке у Нессы Гриффин. Мы все ели на крыше, под виноградными лозами. Мы могли видеть фейерверки, вспыхивающие над заливом.

Та ночь многое изменила. Аида хотела сорвать вечеринку Гриффинов. Я согласился. Мы понятия не имели, что последует за этим глупым, маленьким порывом: карьера Себа разрушилась. Аида вышла замуж против своей воли. Союз с Гриффинами. Война с Братерством.

Дело не в том, что я хочу, чтобы все вернулось на круги своя. Но я хотел бы знать, когда наступит момент, который навсегда изменит твою жизнь. Хотелось бы мне насладиться этим ужином подольше и не так торопиться вставать из-за стола.

– Что это? – хмыкает Данте.

С него капает пот, он только что пришел с пробежки.

Мой брат уже был зверем к шестнадцати годам, и с тех пор он еще больше вырос. Я думаю, что он провел большую часть своего времени в Ираке, тренируясь на базе. Он вернулся домой размером с полувзрослого быка. Теперь он гребаный Кадьяк.

Я слышу, как он кряхтит и напрягается в нашем подвальном спортзале. У нас есть древний набор штанг, покрытых ржавчиной. Данте набрасывает на шею пару гигантских цепей, затем отжимается, подтягивается и опускается, пока его мышцы не выпирают в тех местах, где у людей даже не должно быть мышц.

– Ты выглядишь выжатым. Ты не пробовал вместо этого завести подружку? – спрашиваю я его.

– Кто бы говорил, – отвечает Данте. – По крайней мере, у меня была девушка, однажды.

О, да. Но мы о ней не говорим. Если только не хочешь, чтобы Данте оторвал тебе руку и скормил ее тебе.

– У меня было много подружек. На час или два.

Данте фыркает.

– Маме бы не понравилось, что ты так говоришь.

Теперь моя очередь напрягаться. Это единственная женщина, которую я не хочу обсуждать.

– Мы не знаем, что бы ей понравилось, – говорю я. – Потому что ее здесь нет.

Данте спокойно смотрит на меня, пытаясь решить, должен ли он сказать что-нибудь еще. Вместо этого он возвращается к разбросанным бумагам.

– Это хранилище? – говорит он, указывая на самый верхний чертеж.

– Да.

– Зачем тебе чертежи хранилища?

– Сегодня день очевидных вопросов? – спрашиваю я его.

Данте глубоко вздыхает. Поскольку его легкие похожи на гармошку, он сдувает со стола несколько бумаг.

– Папа знает об этом? – спрашивает он.

– Нет. Ты знаешь, доктор Бернелли говорит, что стресс вреден для его сердца. Я собирался рассказать ему об этом позже.

Мой отец в настоящее время на девятой лунке с Анджело Марино, главой второй по величине итальянской семьи в Чикаго. Папа ненавидит гольф, но ему нужно больше двигаться. Марино заманил его обещаниями клубных развлечений и хорошеньких официанток. Взамен Марино получил возможность прожужжать папе все уши о том, как его четверо никчемных сыновей могут продвинуться внутри организации.

Папы не будет дома еще несколько часов, а это значит, что я могу работать, ни на что не отвлекаясь. Кроме Данте, конечно.

Данте молча просматривает чертежи, его темные глаза бегают от страницы к странице.

– Это банк Пейджа, – тихо говорит он.

– Угадал с первой попытки.

– Ты собираешься его ограбить?

– Не совсем его. Лишь того, кто хранит свои деньги в его банке.

– Ты же знаешь, что он имеет дело с серьезными людьми. Не с кучкой врачей и юристов.

– Вот почему я собираюсь сделать это анонимно. Не буду оставлять свою визитную карточку, как обычно.

Данте не улыбается.

– Рэймонд не бюрократ, – говорит он. – Он пачкает руки.

– Данте, – хмурюсь я. – Мы самые крутые ублюдки в городе или нет? Я не боюсь Рэймонда Пейджа. Или кого-либо еще, у кого есть там счет.

Он молча размышляет.

– Какая прибыль?

– Существенная. Восемь цифр. И это не считая Зимнего Бриллианта. Я думаю, Кристофф спрятал его в хранилище. Никто не знает, кроме меня.

Санкт-Петербургская Братва восемь лет назад украла этот драгоценный камень из императорской коллекции Эрмитажа. Я не знаю, купил ли его Кристофф или украл у своих братьев. Но я гарантирую, что если бы другая Братва знала, где он находится, они бы не оставили его в руках Рэймонда надолго.

Один только бриллиант, вероятно, стоит пятьдесят миллионов для правильного покупателя.

– Один предмет. И мы можем профинансировать весь наш проект на Южном берегу.

Данте медленно качает головой.

– Это рискованно, – говорит он.

– Масштабное строительство – один из лучших способов отмыть грязные деньги, – говорю я. – Русские делают это постоянно.

– Ты можешь нажить себе много врагов.

– Только если меня поймают, – ухмыляюсь я. – Кроме того, мы вряд ли сейчас имеем много друзей. Насколько хуже это может быть? Гриффины по-прежнему будут на нашей стороне. При условии, что мы оставим их сейф в покое.

– Ты не собираешься привлечь их к этому?

Я качаю головой.

– Я думаю, что они больше не хотят лично нарушать закон. Им нужно поддерживать имидж.

– Но не тебе, – улыбается Данте.

– Нет. Моя репутация настолько плоха, насколько это вообще возможно.

Данте снова просматривает мои бумаги. Я не мешаю ему – нет смысла торопить моего брата. Он любит все обдумывать.

Но его скрупулезность выходит за рамки моего терпения. В конце концов, я говорю:

– Ну, ты в деле?

– Нет, – говорит Данте.

– Почему, черт возьми, нет?

Он скрещивает руки на своей массивной груди.

– Потому что ты действуешь за папиной спиной.

– Я же сказал тебе, что не хочу повышать его давление.

– Чушь собачья. Ты же знаешь, ему бы это не понравилось. Он бы сказал, что это слишком рискованно.

– Никто из вас не заботился об этом, когда мы грабили все эти бронированные грузовики.

– Это было по-другому, – Данте хмурится. – Тогда нам нужны были деньги.

– Нам и сейчас нужны деньги!

– Нет. Мы можем сделать это другим способом. Найти еще партнеров…

– Я не хочу больше партнеров!

– Ты безрассуден.

– А ты потерял смелость! – кричу я. – Что с тобой случилось? Раньше ты любил вызовы.

Теперь Данте выглядит по-настоящему злым. Требуется много усилий, чтобы зажечь его фитиль. Но как только вы это сделаете, за этим стоит целая куча динамита. Он сжимает челюсти, сдерживая то, что на самом деле хочет сказать.