И это были просто школьные проделки. С тех пор он натворил много более ужасного дерьма, был вовлечен в серьезную криминальную деятельность, если слухи верны. Говорят, он состоит в итальянской мафии вместе со своим братом. Я бы в этом не сомневалась. Его отец – главарь мафии, а не просто обычный придурок.
Помню, как впервые увидела Энцо Галло, подъехавшего к автомастерской на гладком, сером Lincoln Town Car длиной в милю. Он вышел с заднего сиденья в костюме-тройке, оксфордских ботинках и пальто в клетку. Я никогда не видела, чтобы мужчина так одевался. Я подумала, что он, должно быть, президент.
Он пожал руку моему отцу, и они долго разговаривали. В какой-то момент они рассмеялись. Мне показалось, что они были друзьями. Позже я узнала, что Энцо ведет себя так со всеми. Он знает всех в нашем районе – итальянцев и всех остальных.
Он благосклонный диктатор. Отец рассказывал мне, что в какой-то момент каждое предприятие на северо-западе Чикаго платило Галло 5-процентный сбор за защиту. Северо-восток принадлежал ирландцам, но когда Галло занялись отмыванием денег через строительный бизнес, они отказались от традиционного вымогательства.
Теперь я вижу их имя на высотных зданиях в центре города. Никак не могу представить Неро, работающим на экскаваторе. Только если речь не идет о закапывании тела под фундамент… вот это я могу представить. Держу пари, он бы улыбался, делая это.
Нет, если Неро и оставил деньги, то не для того, чтобы казаться добрым. А потому, что шестьсот баксов для него полная мелочь.
Но только не для меня. Я убираю купюры в свой комбинезон. Этого хватит на покупку продуктов на два месяца или на оплату четверти арендной платы. Я возьму эти деньги, даже если он выпали из кармана дьявола.
Заканчиваю доливать жидкость в Аккорд, затем направляюсь в крошечный офис, чтобы оплатить пару счетов.
Пока я вожусь с онлайн-оплатой счетов, мой мобильный начинает звонить. Я беру его, не глядя, думая, что это Вик хочет, чтобы я подвезла его домой с работы.
– Ты еще не соскучилась по мне, Камилла? – говорит мужской голос.
Я отшатываюсь от телефона, глядя на имя на дисплее: «Офицер-Мудак».
– У меня не было возможности соскучиться по тебе, – говорю ему. – Попробуй держаться от меня подальше как можно дольше.
Он усмехается.
– Я знал, что выбрал правильную девушку, – говорит он. – Что ты делаешь сегодня вечером?
– Разбираю носки.
– Подумай еще раз. Ты едешь на Уокер Драйв.
– Что находится на Уокер Драйв? – невинно спрашиваю я.
– Ты прекрасно знаешь что, – говорит Шульц. –Удивлен, что не видел тебя там, внизу.
– Я ремонтирую машины, а не разбиваю их о столбы.
– Ну, уверен, что тебе понравится шоу в любом случае. Сблизься с Леви. Начни снова дружить со всеми своими школьными приятелями.
Я дрожу. Шульц знает о моих отношениях с этими людьми. Он узнаёт обо мне еще больше информации. Не для того, чтобы быть дружелюбным, я уверена. Он все глубже и глубже вонзает свои когти.
Вся моя одежда храниться на полке, потому что в моей маленькой импровизированной комнате нет ни шкафа, ни места для комода. В любом случае, у меня всего несколько нарядов. Большинство из них выглядят одинаково. Джинсы, пара футболок, майки, которые продаются в комплекте по пять штук, пара шорт, которые раньше были старыми джинсами.
Я надеваю их вместе с кроссовками и футболкой. Потом смотрюсь в зеркало в ванной, стягиваю темно-синюю бандану, удерживающую мои волосы, отчего кудри встают дыбом. Летом на улице влажно, поэтому волосы вьются.
Я хотела бы иметь кудри как у Бейонсе. В реальности же у меня кудри как у Говарда Стерна, которые торчат повсюду, как будто меня ударило током. Даже концы немного светлее от солнечного света, словно их действительно ударило током в десять тысяч вольт. Поэтому обычно я хожу с убранными волосами.
Я ни за что не стану носить распущенные волосы, но я, по крайней мере, могу их правильно уложить. Наношу на них немного масла ши, а затем скручиваю в пучок на макушке. Несколько завитков торчат, но мне все равно. Сойдет.
Я сажусь в свой Транс Ам и еду по Лоуэр-Уокер-драйв. Уокер похож на три автострады, наложенные друг на друга. На двух верхних улицах есть движение, но нижняя дорога гораздо менее загружена. Она проходит параллельно реке, с обеих сторон дорогу ограждают тяжелые опорные балки.
Я была здесь раньше, один или два раза, хотя, по-видимому, не тогда, когда Шульц мог меня увидеть. Я не могла устоять перед тем, чтобы посмотреть, как одни из самых быстрых автомобилей города соревнуются в нелегальных уличных гонках.
Это не просто гонки на ускорение. Это также дрифт и пробуксовка. Время от времени гонка выходит из-под контроля, и кто-то врезается в припаркованную машину или столб. Прошлой осенью этим кем-то был Неро Галло, по крайней мере, это то, что я слышала. Он разбил свою любимую Bel Air в гонке с Джонни Вергером. С его стороны было глупо даже пытаться – классический автомобиль не может конкурировать с новеньким BMW ни по скорости, ни по управляемости, какие бы модификации Неро в него не добавил, но это его проблема. Это его обычный уровень сумасшествия. У него бывают моменты, когда он, кажется, жаждет чистого жертвоприношения. Этот мужчина из тех, кто хочет уйти в сиянии славы и сам уход для него важнее этого сияния.
Когда я добираюсь туда, то вижу полдюжины машин с включенными фарами, лениво кружащих вокруг, и еще дюжину припаркованных рядом. Я вижу Супры, Лансеры, Мустанги, Импрезы, пару М-2 и один хромированный серебристый Ниссан GT-R. Паркую машину и присоединяюсь к толпе, оглядываясь в поисках знакомых лиц.
Я замечаю Патрицию Портер. Она симпатичная чернокожая девочка, которая училась в классе на год старше. Ее волосы собраны в высокий хвост, а в носу красуется маленькое золотое колечко.
– Патриция! – зову я ее.
Она поднимает взгляд, на секунду останавливаясь на мне, прежде чем расплывается в улыбке.
– Не видела тебя целую вечность, – говорит она.
– Я знаю. Я скучная. Почти никуда не хожу.
Она смеется.
– То же самое. Я работаю много ночей, так что гуляю только если кто-нибудь зовет меня встретиться за поздним завтраком, когда я не занята…
– Где ты работаешь?
– В «Мидтаун Медикал». Я рентгенолог.
– Тогда я удивлена, что ты еще не светишься.
– Я имею в виду, я ношу свинцовый фартук. Но да, я уже развила несколько сверхспособностей…
Я рада видеть ее. Приятно помнить, что не все, с кем я ходила в школу, были придурками. Всего лишь большинство из них, к сожалению.
Кстати о придурках, здесь вокруг бродит Белла Пейдж. На этот раз не со своими маленькими миньонами, а с каким-то парнем восточноевропейской внешности, которого я не знаю – он одет в джинсовую куртку, у него зачесанные назад волосы и высокие скулы. На его шее сбоку вытатуирован крест.
Судя по всему, именно ему принадлежит GT-R. У него отличный вкус в автомобилях, но не в женщинах. Не зря эту тачку называют Годзиллой. На ней можно объезжать сваи, как будто вы совершаете слалом с чертовой горы.
Я планировала стоять очень тихо и надеяться, что Белла меня не заметит, пока Патриция не закричала:
– Эй, Белла, где твои сопровождающие?
Белла хмуро смотрит на нас, раздраженная тем, что мы съязвили еще до того, как она нас увидела.
– Их сегодня не будет, – говорит она.
– Странно, – говорит Патриция. – Я думала, что они были пришиты к тебе хирургическим путем.
– Это называется иметь друзей, – говорит Белла своим самым милым, самым снисходительным тоном. – Вот почему мы Пчелиные матки, а вы, две неудачницы, едва ли чего-то стоите.
Я качаю головой, глядя на нее.
– Ты действительно не изменилась со времен старшей школы, – говорю я ей. – И это не комплимент.
– Ага. Вы в курсе, что вы, ребята, дали себе собственное прозвище? Это чертовски тупо, – говорит Патриция.