В 10:09 они стоят там, где стоял Миллер, и колотят в дверь дома Галло. Данте открывает. Он хочет отказать им войти в дом без ордера, но у офицеров есть достаточные основания. С неохотой он впускает их.

Остальное мне передал сам офицер Эрнандес, позже тем же вечером, в своей обычной красочной манере:

— Мы заходим в дом и начинаем шарить вокруг, а Галло стоит надутый, скрестив руки. Он говорит: «Видите, никакой перестрелки нет. Так что убирайтесь к чертовой матери». Миллер притаился в столовой и выглядел как белка в ступе. Я говорю: «Выйдите сюда, пожалуйста, сэр», как будто я понятия не имею, кто он такой. Он вышел в коридор, глаза метались туда-сюда, не понимая, что, черт возьми, происходит. Должно быть нервничал, в то время как Галло был спокоен как удав, ничем не выдавая себя.

О'Мэлли спрашивает: «Что вы, джентльмены, задумали?». А Галло отвечает: «Не твое собачье дело». Миллер пытается оправдаться, а Галло обрывает его и говорит: «Не отвечай ни на какие их вопросы». Тогда я спрашиваю: «У вас есть при себе оружие, сэр?». И Галло отвечает: «Нет». Тогда я сказал: «Хорошо», и наставил на него пистолет.

Галло говорит: «Вам лучше следить за собой, офицер. Я не какой-то ребенок возле магазина 7-11. Вы не можете всадить мне восемь пуль в грудь и назвать это самообороной». Тогда О'Мэлли говорит: «Не волнуйся, мы здесь не ради тебя». И он достает «Беретту» и выпускает половину обоймы в Миллера.

Миллер падает без единого звука, с тупым выражением лица. Он даже не понял, как это произошло. О'Мэлли бьет его по ноге, чтобы убедиться, что он мертв.

Я все время слежу за Галло. Он как скала, даже не дрогнет. Но как только он видит «Беретту», он узнает ее. Его глаза расширяются, потому что он понимает, что его поимели. Он смотрит на меня, и я вижу, как работает его мозг. Я думал, что он наброситься на меня.

О'Мэлли говорит: «Даже не думай об этом, у меня осталось четыре патрона». Он направляет пистолет на Галло. Я направил свой прямо ему в лицо.

Холодный, как мороженое, Галло говорит: «Сколько тебе за это заплатят?». Меня конечно совсем не устроил его вопрос, босс. Я говорю: «Не твое собачье дело. Ты от этого не отвертишься».

Так что мы надели на этого сукина сына наручники, и О'Мэлли посадил его в патрульную машину. Я протер «Беретту», а затем засунул ее в руки Галло, пока они были скованы наручниками за спиной, чтобы получить отпечатки на пистолете. Убедился, что сцена выглядит хорошо и красиво, а затем вызвал полицию. Все прошло отлично, босс. Как мы и планировали.

Как я и планировал. Эти два идиота едва ли могли заполнить заявление в Макдональдс без посторонней помощи.

— Где он сейчас? — спрашиваю я.

— Миллер?

— Нет, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Я полагаю, Миллер в морге. Я спрашиваю о Данте Галло.

— Он в участке. Галло позвонил Рионе Гриффин сразу как только его доставили туда, и она пыталась добиться быстрого прекращения дела, но на этой неделе дела ведет судья Питц, и он сказал, что ни хрена не выйдет, и даже залог внести нельзя. Он не фанат Галло. Так что Данте будет сидеть в тюрьме в обозримом будущем, пока мы будем расследовать это дело, медленно и аккуратно.

Я улыбаюсь, представляя Данте в накрахмаленном тюремном костюме, зажатого в камере, едва ли достаточно большой, чтобы вместить его грузное тело. И его братьев и сестру, которые так и норовят пуститься во все тяжкие без старшего брата, который держит их под контролем. Энцо стареет, Данте — это связующее звено, на котором держится семья Галло. Без него они развалятся на куски.

— Вы хотите, чтобы я выяснил, кто находится с ним в камере, босс? — спрашивает Эрнандес. — Я могу в любой момент вставить хорошую ржавую заточку ему между ребер.

— Нет, — говорю я.

Данте будет гнить там, несчастный и разъяренный.

Когда я решу, что ему пора умереть, я не стану поручать это дело такому болвану, как Эрнандес.

Мне нравится, что Риона Гриффин защищает Галло. Это дает мне возможность замарать и ее руки, а не то у кого-то сложилось впечатление, что она получила юридическое образование, чтобы защищать закон.

Все складывается замечательно.

Конечно, я ожидаю некоторого отпора со стороны моих врагов. Они не собираются принимать такие удары спокойно.

Конечно, на следующий день люди Гриффинов конфисковали склад, полный оружия, принадлежащего русским, застрелив при этом двух их солдат.

Тем временем, на противоположном конце города, Неро Галло сжёг мой самый прибыльный стрип-клуб. К счастью, это было в три часа ночи, после того как все мои девушки разошлись по домам. Но я все равно был в бешенстве, когда смотрел кадры, как Неро поджигает все вокруг.

Это не больше, чем я ожидал — меньше, на самом деле. Это слабая расправа со стороны двух семей, которые обычно правят этим городом железным кулаком. Они потрясены и рассеяны, как я и надеялся. Им не хватает цели и плана.

Всех этих действий почти достаточно, чтобы отвлечь меня от девушки, живущей в моем доме. Та, которая день и ночь занимается балетом, и по лестнице разносятся скрипучие звуки музыки с ее пыльного проигрывателя.

Я наблюдаю за ней больше, чем мог бы признать. В ее студии есть камера, такая же, как в каждой комнате в восточном крыле. Я могу шпионить за ней через свой телефон в любое время. Она постоянно у меня в кармане. Принуждение достать телефон вездесуще.

Но я хочу большего.

Я хочу снова увидеть ее лично.

Итак, примерно через неделю после того, как я успешно подставил Данте Галло, я выслеживаю ее в маленькой библиотеке в восточном крыле.

На ней один из нарядов, которые я приказал Кларе купить для нее: голубой цветочный боди и шифоновая юбка, поверх кремового цвета колготок, обрезанных на пятках и пальцах, так что видны кусочки ее босых ног.

Ноги свисают с подлокотника мягкого кожаного кресла. Несса заснула за чтением. Книга раскрыта на ее груди «Кукла» Болеслава Пруса. Так, так... Несса пытается впитать немного нашей культуры. Наверное, Клара посоветовала.

Между бедром и креслом Несса прижимает еще одну книгу. Что-то старое, с потертой кожаной обложкой. Я уже собираюсь вытащить ее, когда она резко просыпается.

— О! — вздыхает она, запихивая книги с глаз долой под подушку. — Что ты здесь делаешь?

— Это мой дом, — напоминаю я ей.

— Я знаю, — говорит она. — Но ты никогда не приходишь сюда. Или, во всяком случае, не часто.

Она краснеет, вспоминая, что случилось, когда я в последний раз приходил в восточное крыло.

Ей не нужно волноваться. Этого больше не случится.

— Тебе не нужно прятать книги, — говорю я ей. — Тебе разрешено читать.

— Да, — говорит она, не совсем встречая мой взгляд. — Верно. Ну... тебе что-нибудь нужно?

Много чего. Ничего из этого Несса не может мне дать.

— Вообще-то, я пришёл задать тебе тот же вопрос, — говорю я ей.

Это не то, что я планировал сказать. Но я все равно ловлю себя на том, что задаю этот вопрос.

— Нет! — говорит она, яростно тряся головой. — Мне больше ничего не нужно.

Она не хочет больше никаких подарков от меня.

Я и не планировал дарить ей подарки. Но теперь мне почти хочется, просто чтобы позлить ее.

— Ты уверена? — я давлю на нее. — Я не хочу, чтобы ты лазила по моему чердаку, пытаясь раздобыть то, что тебе нужно.

Она прикусила губу, смущенная тем, что я узнал об этом. Это правда — я знаю все, что происходит в моем доме. Ей не помешает это запомнить.

Она колеблется. Ей что-то нужно, но она боится спросить меня.

— Раз уж ты упомянул чердак, — говорит она, — там есть платье...

— Какое платье?

— Старое. В коробке, с кучей другой модной одежды.

Я хмурюсь.

— А что с ним?

Она делает глубокий вдох, сцепляя руки на коленях.

— Могу ли я взять его? И сделать с ним все, что захочу?

Какая странная просьба. Она не попросила у меня ни одной вещи с тех пор, как приехала, а теперь ей нужно какое-то старое, изъеденное молью платье?