— Вот так? — говорит она, упражняясь с пустым патроном.

— Вот так, — говорю я. — Не держи его так близко к лицу, иначе он ударит тебя при отдаче.

Несса прекрасно помнит каждый шаг — в конце концов, это своего рода хореография. Но потом она кладет пистолет на колени и серьезно смотрит на меня.

— Я не хочу никому причинять боль, — говорит она.

— Я тоже этого не хочу, — говорю я ей. — Это просто на всякий случай.

Мы едем в парк Ла Виллита и ждем.

Примерно через сорок минут рядом с нами останавливается патрульная машина. Очень раздраженный на вид офицер Эрнандес встает с водительского сиденья. Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто не увидит его в этом пустынном уголке стоянки, затем открывает заднюю дверь, чтобы Данте Галло мог выйти.

Данте все еще одет в свою тюремную униформу, которая выглядит как пара коричневых докторских халатов с надписью «Врач округа Кук» на спине. У него нет подходящей обуви, только носки и тапочки. Его руки скованы наручниками. Форма немного маловата, из-за чего он выглядит еще более огромным, чем раньше. Его плечи натягивают материал, а манжеты сжимают запястья. Его темные волосы растрепаны, лицо небритое.

Я вылажу из Land Rover с гораздо большим трудом. Когда Данте видит меня, его черные брови опускаются вниз, как гильотина, а плечи вздергиваются, словно он собирается наброситься на меня, будь прокляты наручники. Так было до тех пор, пока Несса не встала между нами. Тогда Данте выглядит так, будто увидел привидение.

— Несса? — говорит он.

— Не злись, — умоляет Несса. — Теперь мы все на одной стороне.

Данте, похоже, вообще в это не верит.

Эрнандес не менее взволнован.

— Мне пришлось подделать документы о переводе заключенных, — шипит он на меня. — Ты знаешь, в каком дерьме я буду по пояс? Я не могу просто отдать его вам, меня уволят! И также дадут под суд.

— Не волнуйся, — говорю я ему. — Ты можешь сказать, что сделал все это под давлением.

— Как, блядь, они в это поверят? — кричит Эрнандес, подтягивая штаны ниже своего пухлого живота. — Я никогда не соглашался на это, я...

Я прерываю его тираду, выстрелив ему в ногу. Эрнандес падает на землю, плача и причитая.

— Что за хрень! Ты гребаный польский ублюдок...

— Закрой свой рот, или я выстрелю снова, — говорю я ему.

Он перестает кричать, но не перестает стонать. Он хватается за бедро, всхлипывая, хотя я целился в мышцу и даже не задел ни артерию, ни кость. На самом деле, он и мечтать не мог о более чистом выстреле.

Повернувшись к Данте, я говорю: — Русские и половина моих людей идут за Каллумом Гриффином. Ты можешь нам помочь?

Данте смотрит на офицера Эрнандеса, катающегося по асфальту, а затем на меня.

— Возможно, — говорит он.

Он поднимает руки, чтобы цепь между наручниками натянулась.

— Не забудь ключи, — говорит он.

Я киваю Марселю. Он опускается на колени, чтобы снять ключи с пояса Эрнандеса.

— Лучше надави на рану, — говорит Марсель Эрнандесу.

Мы все забираемся обратно в Land Rover, Марсель и Данте спереди, Клара, Несса и я сзади.

— Она выглядит удобной, — говорит Марсель Данте, кивая на его униформу.

— Так и есть, — соглашается Данте. — Еда, правда, чертовски ужасная.

Теперь мы готовы ехать обратно в дом Нессы на озере. Я покидаю свой мир и вступаю в ее. Ничто не помешает Гриффинам убить меня, как только я войду в их дверь.

Но я боюсь не этого.

Я боюсь потерять свою власть над Нессой.

Была ли она привязана ко мне только потому, что была моей пленницей?

Или она будет хотеть меня по-прежнему, когда у нее под рукой будет любой другой вариант?

Есть только один способ узнать это.

28.

Несса

Есть роман под названием «Ты не можешь вернуться домой снова». Он о человеке, который уезжает на какое-то время, а когда возвращается, так много изменилось, что он уже не возвращается на прежнее место.

Конечно, больше всего изменился он сам.

Когда я наконец снова вижу дом своих родителей, он одновременно и самый знакомый, и самый незнакомый из всех, что я когда-либо видела. Я знаю его архитектуру, как свои собственные кости. Но кроме того, он выглядит ярче, ровнее и проще, чем я помню. Это прекрасный дом — просто в нем нет того жуткого величия, как в доме Миколаша.

Та же странность охватила и моих родителей. Они одеты, как всегда, в дорогую, хорошо сидящую одежду, их волосы аккуратно подстрижены и уложены. Но они выглядят старше, чем раньше. Они выглядят усталыми.

Я плачу, когда они обнимают меня и обнимают крепче, чем когда-либо прежде. Я плачу, потому что я так по ним соскучилась. И я плачу, потому что они так счастливы, что их дочь вернулась. Но я боюсь, что они не вернут ее обратно — не ту самую.

Когда они видят Миколаша, происходит взрыв негодования. Мой отец кричит, его люди угрожают застрелить Мико и Марселя, а Миколаш молчит, ничем не защищаясь, а я стою перед ним и кричу прямо в ответ на этих людей, которых я люблю, которых я так долго ждала, чтобы увидеть.

Потом на кухню приходят Каллум и Аида, и снова начинаются объятия и слезы.

Проходит много времени, прежде чем мы все успокаиваемся настолько, чтобы говорить разумно.

Мой отец прислонился к кухонному острову, скрестив руки. Он убийственно смотрит на Миколаша, он слишком зол, чтобы говорить. Моя мать наливает напитки тем, кто хочет. Я вижу, как дрожат ее руки, когда она пытается налить виски в каждый стакан.

Кэл сидит ближе всех к Миколашу, друг напротив друга за кухонным столом. Он тоже зол, но он слушает, как Миколаш коротко и без эмоций объясняет текущую ситуацию с Братвой и Братерством, которые встали на сторону Йонаса.

Забавно — обычно на этом месте сидит мой отец. Кэл постепенно занимает его место. Я знала, что когда-нибудь он это сделает, но, видя, как это происходит, я понимаю, что мы все взрослеем. Все меняется.

К этому времени также приехали Неро и Себастьян. Все три брата Аиды сидят рядом с ней на барных стульях, выстроившись от младшего к старшему.

Себастьян сидит справа от нее. Он самый младший из братьев и самый высокий. У него мягкие, вьющиеся темные волосы и нежное лицо. Раньше он играл в баскетбол, пока Джек Дюпон не повредил ему по колену — один из последних безобразных поступков во вражде между нашими семьями. Себастьян все еще немного прихрамывает, хотя Аида говорит, что ему уже лучше. Я удивлена, что вижу его здесь. Он студент колледжа, и обычно он остается в кампусе, не вмешиваясь в эту сторону семейного бизнеса. Его присутствие показывает, насколько все серьезно.

Рядом с Себастьяном — Неро Галло. Наверное, можно сказать, что он самый красивый из братьев Аиды — если только дьявол может быть красивым. Честно говоря, Неро меня пугает. Он дикий и жестокий, а его полные губы всегда кривятся в усмешке. Он — воплощение хаоса. Я никогда не могу чувствовать себя комфортно рядом с ним, не зная, что он скажет или сделает.

А еще есть Данте. Он самый старший и единственный, кто может держать остальных в узде. Я не знаю, слышала ли я когда-нибудь, чтобы он произносил десять слов подряд. Он сложен как гора и выглядит старше своих лет. В отличие от Себастьяна, в которого влюблена половина девушек в его колледже, и Неро, который делает спорт из соблазнения женщин, я никогда не видела Данте с девушкой. Аида сказала мне, что однажды, давным-давно, он был влюблен. Но девушка разбила ему сердце.

Наконец, остаётся Аида. Она единственный человек, который совсем не изменился. И единственная, кто безоговорочно улыбается. Она рада моему возвращению. В отличие от всех остальных, кто, кажется, хочет убить Миколаша, она смотрит на него с любопытством, ее проницательные серые глаза изучают каждую деталь его лица, от татуировок, до перевязанных рук и покорного выражения.