Я хочу провести здесь остаток дня, утопая в аромате цветов и гуле пчел.

Но сначала я хочу взять книгу из библиотеки, чтобы почитать на свежем воздухе.

Поэтому я возвращаюсь в дом, все еще босиком, потому что носки я оставила на лужайке.

Возле кухни я сворачиваю не туда, и мне приходится возвращаться обратно в поисках большой библиотеки на первом этаже. Проходя мимо бильярдной, я слышу низкий, отрывистый голос Зверя. Он разговаривает с Йонасом на польском языке. Они вставляют слова и фразы на английском, как это делают люди, когда предложение легче произнести на одном языке, чем на другом.

— Jak długo będziesz czekać? (пол. Как долго ты будешь ждать?) — говорит Йонас.

— Tak długo, jak mi się podoba (пол. Сколько захочу), — лениво отвечает Зверь.

— Mogą śledzić cię tutaj (пол. Они могут следить за тобой).

— Чёрт возьми, они это и сделают! — огрызается Миколаш по-английски. Он пускает поток польского языка, на котором он явно отчитывает Йонаса.

Я подкрадываюсь ближе к дверному проему. Я не могу понять почти ничего из того, что они говорят, но Миколаш говорит так раздраженно, что я почти уверена, что он говорит о моей семье.

— Dobrze szefie, — говорит Йонас, укоряя себя. — Przykro mi.

Я знаю, что это значит. Хорошо, босс. Приношу свои извинения.

Тогда Йонас говорит: — А как же русские? Oni chcą spotkania (пол. Они хотят встретиться).

Зверь начинает отвечать. Он произносит пару предложений на польском языке, затем делает резкую паузу.

На английском он говорит: — Я не знаком с ирландскими обычаями, но думаю, что во всем мире подслушивать в дверях считается невежливым.

Такое ощущение, что температура упала на двадцать градусов. Миколаш и Йонас молча стоят в бильярдной. Они ждут, что я отвечу или покажу себя.

А мне бы хотелось раствориться в обоях. К сожалению, это не вариант.

Я тяжело сглатываю и делаю шаг в дверной проем, чтобы они могли меня видеть.

— Ты ведь знаешь, что я всегда могу точно определить, где ты находишься в доме, — говорит Зверь, устремляя на меня свой злобный взгляд.

Точно. Этот чертов браслет на лодыжке. Ненавижу, как он постоянно топорщится на моей ноге, впиваясь в меня, когда я пытаюсь заснуть.

Йонас, кажется, разрывается между желанием ухмыльнуться мне и дискомфортом от того, что Миколаш его только что отчитал. Его самодовольная натура побеждает. Подняв бровь, он говорит: — Всего несколько часов тебя не было в своей комнате, а уже нарываешься на неприятности. Я сказал Мико, что мы не должны были тебя выпускать.

Миколаш бросает на Йонаса острый взгляд, одновременно раздраженный намеком на то, что его подчиненный может «сказать ему» все, что угодно, и раздраженный использованием прозвища.

Интересно, понравится ли ему мое прозвище для него?

Кого я обманываю? Наверное, ему бы понравилось.

— Что ты надеешься услышать? — насмешливо спрашивает Зверь. — Коды к моим банковским счетам? Пароль к системе безопасности? Я могу рассказать тебе все секреты, которые знаю, и ты ничего не сможешь с этим поделать.

Я чувствую, как мои щеки краснеют.

Он прав. Я совершенно бессильна. Вот почему он позволяет мне бродить по его дому.

— Я удивлен, что твои родители не обучили тебя, — говорит Миколаш, подходя ко мне ближе. Он смотрит на меня сверху вниз, его лицо искажено презрением. — Они должны были вырастить волка, а не маленького ягненка. Это кажется жестоким.

Хотя я знаю, что это намеренно, и хотя я борюсь с этим, его слова впиваются в мой мозг, как колючки.

Мой брат Каллум знает, как драться, как стрелять из пистолета. Его учили быть лидером, планировщиком, исполнителем.

Меня же отправили в танцевальный кружок и на уроки тенниса.

Почему мои родители не подумали о том, что может случиться, если я когда-нибудь покину надежные объятия их рук? Они привели меня в темный и опасный мир, а потом вооружили меня книгами, платьями, пуантами...

Это кажется преднамеренным. И небрежным.

Конечно, они не ожидали, что меня похитит социопат, жаждущий мести.

Но, возможно, они должны были.

— Я хотел бы, чтобы ты могла сопротивляться, moja mała baletnica.

Моя маленькая балерина.

— Это было бы намного веселее.

Миколаш смотрит на мое испуганное лицо.

Он качает головой, как волк, пытающийся понять мышь.

Он пахнет так, как пахнет волк. Как мускус на настоящей шубе. Как голые ветки на снегу. Как камыши и бергамот.

Он смотрит на меня, пока я не съеживаюсь под его взглядом. Потом ему становится скучно, и он отворачивается от меня.

Не думая, я кричу: — Не думаю, что твой отец был образцом для подражания! Он отрезал палец собственному сыну!

Миколаш снова оборачивается, его глаза сузились до щелей.

— Что ты сказала? — шипит он.

Теперь я уверена, что я права.

— Мясник отрезал тебе мизинец, — говорю я. — Не понимаю, почему ты так хочешь отомстить за него, когда он так с тобой обошелся.

В три шага Миколаш пересек пространство между нами. Я не могу отступить достаточно быстро. Моя спина ударяется о стену, и он оказывается передо мной, достаточно близко, чтобы укусить меня, дыша мне прямо в лицо.

— Ты думаешь, что он должен был опекать меня и баловать? — говорит он, прижимая меня к стене своей яростью. — Он преподал мне все уроки, которые стоило знать. Он никогда не жалел меня.

Он поднимает руку, чтобы я могла видеть длинные, гибкие пальцы — идеальной формы, за исключением мизинца.

— Это был мой самый первый урок. Он научил меня тому, что всегда есть цена, которую нужно платить. Твоя семья должна это усвоить. И тебе тоже, baletnica (пол. балерина).

Как по волшебству, в его руке появляется стальной клинок, извлеченный из кармана быстрее, чем я успеваю моргнуть. Оно проносится мимо моего лица, слишком быстро, чтобы я успела подставить руки для защиты.

Я не чувствую боли.

Я открываю глаза. Миколаш делает шаг назад, длинная полоса моих волос намотана на его руку. Он отрезал их.

Я вскрикиваю, пытаясь почувствовать, откуда он их срезал.

Я знаю, что это нелепо, но мне очень обидно видеть эти знакомые светло-коричневые пряди, ниспадающие на его ладонь. Такое ощущение, что он украл гораздо более важную часть меня, чем волосы.

Я поворачиваюсь и убегаю, бегу обратно наверх. Смех Йонаса и Миколаша звенит у меня в ушах.

Я вбегаю в свою комнату и захлопываю дверь. Как будто Миколашу есть дело до того, чтобы следовать за мной. И как будто если он это сделает я могу его не пустить.

13.

Мико

Как бы мне ни нравилось оставлять Гриффинов в мучительном ожидании, пора переходить ко второй фазе психического насилия, которую я для них приготовил.

Эта часть плана служит двум целям: во-первых, я получаю удовольствие от вымогательства денег из их казны. А во-вторых, я могу заключить союз с общим врагом.

Коля Кристофф — глава чикагской Братвы. Русская мафия не так сильна на Среднем Западе, как на западном побережье. На самом деле, они только что потеряли значительную часть своих активов, когда их предыдущего босса посадили в тюрьму на двенадцать лет. Полиция Чикаго приобрела высококачественное российское оружие на восемь миллионов долларов, включая компактные пистолеты СПП-1, которые могут стрелять под водой, и Витязь-СН, самую современную версию классического автомата Калашникова.

Я знаю это, потому что один из тех ящиков с прекрасно смазанным оружием принадлежал мне, контрабандой ввезенный в Чикаго, но еще не переданный моим людям.

Братва оказалась без оружия, без босса и без денег, чтобы расплатиться с клиентами, которые уже внесли аванс.

Братва задолжала мне деньги. И многим другим людям тоже.