Бессонная ночь утомила, наконец, и спутника Софии. Он прислонил голову к подушке и закрыл глаза, предварительно загородив дверцу кареты ногами и положив руку на дверную скобку.

София как бы во сне сделала лёгкое движение и при этом засунула правую руку в карман своей куртки; затем она, лёжа неподвижно на подушках, полуоткрыла глаза; из-под длинных ресниц они горели фосфорическим блеском, как у пантеры, выслеживающей всякое движение своей жертвы.

Карета ехала медленно. Не слышно было ни стука колёс, ни удара лошадиных копыт; очевидно, проезжали по песчаной местности. Молодой человек, казалось, погрузился в глубокий сон.

Из-под кружев рукава в руке Софии блеснул трёхгранный клинок венецианского кинжала. Быстрым движением она бросилась на спящего и нанесла сильный удар, намеченный прямо в область сердца.

Радость торжества блеснула в её глазах, но тотчас же сменилась ужасом, так как смертоносная сталь встретила сопротивление и не проникала дальше. Молодой человек болезненно и испуганно вздрогнул, но тотчас же гибким движением вскочил, с силою схватил Софию за руку и в один момент обезоружил её.

С криком гнева и ужаса откинулась она в угол кареты, а он посмотрел на неё грустным взглядом и сказал:

— Как видите, всё предусмотрено, и я вполне снаряжен для охраны такой храброй и отважной женщины, как вы.

— Моя отвага и храбрость не послужили ни к чему, — возразила она со скрежетом, — моя попытка не удалась; делайте теперь со мной, что хотите!..

— Я ничего не могу хотеть, — сказал молодой человек, — я лишь обязан послушно выполнять данное мне приказание. Это происшествие, указывающее, к моему глубокому огорчению, на вашу ненависть и вражду ко мне, не меняет вашего положения; но я по-прежнему готов к вашим услугам, за исключением только того, что касается сообщения с внешним миром.

Она посмотрела на него с удивлением и сказала:

— Не вражда и не ненависть к вам заставила меня так поступить, а лишь естественная необходимость, которую вы, надеюсь, признаете. Я сравнила себя с пойманной птицей, но, чтобы сходство было вернее, причислите меня к хищным птицам — орлам и соколам, с которыми я чувствую сродство. А так как царям воздушного царства свобода дороже самой жизни, то они стремятся уничтожить всё препятствующее их свободе и часто при этом сами погибают. Простите мне мой поступок!..

Она протянула руку своему спутнику. Тот прикоснулся к ней губами и сказал:

— Мне нечего прощать; обстоятельства сделали меня вашим врагом, и я должен нести естественные и необходимые последствия этого положения.

— Я вам раньше обещала не отдёргивать занавески, чтобы выглянуть из окна, — продолжала София, — теперь я вам даю добровольное обещание ничего не предпринимать против вас; даю вам слово, что кинжал, который вы отняли у меня и остриё которого не могло проникнуть через ваш прекрасный панцирь, был единственным моим орудием. Обыщите меня, если хотите удостовериться, — прибавила она с улыбкой.

— Я не имею права требовать от вас никаких обещаний, равно как не имею права оскорблять женщину; я достаточно вооружён для того, чтобы, исполняя свой долг, защитить собственную жизнь, и не хочу никаким иным способом ограждать себя от вашего нападения.

— Вы можете быть спокойны, нападения с моей стороны не будет, во-первых, потому, что это было бы безуспешно, а во-вторых, — прибавила она почти сердечным тоном, — я прежде всего уважаю гордую самонадеянность, даже если она враждебно направлена против меня. Те, кто приставил вас охранять меня, не могли сделать лучший выбор, и мне остаётся только подчиниться своей судьбе.

Её спутник ответил ей молчаливым поклоном.

— Так как мир снова водворён между нами, — сказала София несколько спустя, — то давайте от скуки болтать, как то подобает благоразумным и отважным людям, невольно попавшим в положение, изменить которое они не в состоянии.

Не дожидаясь его ответа, она завела разговор на самые разнообразные темы и встретила в своём спутнике полное понимание и поддержку всех тем, каких она ни коснулась, даже из области искусства, наук и высшей философии жизни.

В короткое время между ними завязалась такая оживлённая беседа, как будто они были старыми друзьями и совершали наиприятнейшее в мире путешествие; София, казалось, забыла, что она — пленница, а её охранитель позабыл о своей роли тюремщика; изредка только в её глазах загорался луч торжествующей радости; казалось, она придумала новый план, обещавший ей больше успеха, чем уже испробованный.

Вдруг карета остановилась.

София вздрогнула и побледнела. Если они были уже у цели, то все надежды её должны были рухнуть.

Лакей в изящной ливрее отворил дверцу кареты. Спутник Софии вышел, галантно подал ей руку и сказал:

— Здесь будут менять лошадей, и вы немного отдохните и подкрепитесь.

Она вышла из кареты и стала с любопытством озираться вокруг.

Они находились в лесу, в стороне от дороги, на таком месте, с которого ни в одном направлении ничего не было видно. Четвёрка свежих лошадей стояла наготове. Лакеи занялись устройством маленькой палатки, причём обнаружили чисто военную ловкость и уверенность. В несколько минут палатка была разбита, туда внесли удобное походное кресло и корзину со всевозможными яствами.

— Не угодно ли вам войти сюда? — обращаясь к своей пленнице, сказал Николай, — эта палатка в полном вашем распоряжении; у нас имеется для отдыха полчаса времени, и никто не войдёт к вам без вашего разрешения.

Он приподнял полог палатки и тотчас же опустил его, после того как София вошла.

Молодая женщина выпила стаканчик мадеры и закусила, так как сознавала потребность поддерживать свои силы и быть готовой на всё, а затем погрузилась в глубокое раздумье и, съёжившись в походном кресле, стала ждать времени отъезда. Порою на её лице мелькала улыбка. Казалось, она была довольна результатами своих соображений, и, когда Николай появился наконец за нею, она весело и охотно взяла его под руку и направилась к карете.

В несколько минут палатка была разобрана, дверцы закрыты, и путешествие продолжалось.

— Моё любопытство будет подвергаться сильному испытанию, — улыбаясь, сказала София, — если каждая остановка будет происходить в таком же чудном лесу.

— Да, полагаю, что так будет, — возразил Николай, — так как я имею приказание при каждой перепряжке разбивать палатку и предоставлять вам достаточно времени для отдыха и подкрепления.

Довольная улыбка снова скользнула по лицу Софии, затем она возобновила прерванную беседу и пустила в ход все чары своего ума и красоты, чтобы увлечь своего собеседника. По временам он, вздыхая, потуплял свой взор, причём можно было заметить явное сожаление о том, что ему пришлось встретиться с такой красавицей при таких исключительных обстоятельствах.

Время шло незаметно. Карета снова остановилась. Взорам Софии представилась та же картина, что и в первый раз, тот же густой лес без всякого просвета. Снова слуги разбили палатку и внесли обильно нагруженную корзину. Снова Николай помог ей выйти из кареты и проводил в палатку, оставив её одну за спущенным пологом.

На этот раз София ничего не ела, а принялась внимательно перебирать всё в корзине. В её глазах блеснула радость, когда она нашла там несколько различной величины бокалов, предназначенных, очевидно, для различных сортов вина.

Она поставила два бокала на поднос, находившийся в крышке корзины, достала бутылку великолепной душистой мадеры, затем вынула из-за обшлага своего рукава узенькую бутылочку и накапала в бокал четыре-пять капель бесцветной жидкости, которая осталась совершенно незаметной на дне бокала.

Затем она поднесла бокал к носу и, убедившись, что жидкость совершенно без запаха, с довольным видом поставила бокал на поднос.

— Это усыпит его на несколько часов, — сказала она, — потирая руки, — и даст мне возможность при проезде чрез следующий город открыть дверцы кареты и позвать на помощь или — что ещё лучше — с наступлением ночи самой покинуть карету. Ну, а теперь, силы неба или ада, помогите мне! Мне всё равно, откуда бы ни пришла помощь!