Она окинула взором вокруг. Её окружали десять-двенадцать человек. Всякое бегство здесь было невозможно, зато, как подумала София, во время предстоявшей поездки в карете скорее мог представиться случай к этому. Невольным движением София прижала руку к левой стороне груди своего костюма, в котором у неё был спрятан кинжал, и быстро вскочила в карету.
Предводитель отряда последовал за нею и сел с нею рядом. Дверца захлопнулась. Карета быстро покатилась к Минску.
Довольно долго царило глубокое молчание. София старалась по возможности лучше ориентироваться.
Большая и удобная почтовая карета была выстлана мягкими подушками и обита тяжёлой шёлковой материей. Окна в дверцах были плотно прикрыты и снабжены крепкими железными решётками. Между этими решётками и оконными стёклами были опущены шёлковые занавески, так что снаружи совершенно не видно было решёток и экипаж, должно быть, имел вид простой почтовой кареты.
Все эти наблюдения были далеко не утешительны; весь этот аппарат не позволял предполагать о похищении разбойников, которые ведь и без того не могли ничего ожидать от простого пажа графа Потоцкого.
Мужественное сердце молодой гречанки начинало боязливо биться, но тем не менее она сохранила присутствие духа, твёрдо решившись наблюдать за всем и с обычной смелостью использовать малейшую возможность к спасению. Склонясь к окну, она прислушивалась к шуму снаружи, желая удостовериться, сопровождает ли карету отряд всадников, но слышала лишь размеренный топот четвёрки почтовых лошадей.
София радостно вздохнула. Всадники остались позади, следовательно ей предстояло иметь дело всего лишь с тремя слугами и с её стражем в карете.
Всё чаще прижимаясь к решётке, София заметила, что карета загрохотала по каменной мостовой, и в то же время увидела сквозь шёлковые занавески мерцающие огоньки. Следовательно, похитители не избегали городов, что снова представляло возможность к спасению, так как в городах она могла надеяться найти помощь, если ей удастся лишь подать знак из кареты.
София тихо скользнула рукою по дверце и слегка нажала её ручку; но дверь не подалась; должно быть, она была крепко заперта. Следовательно, оставалась открытой только другая дверь, через которую они вошли в карету и возле которой теперь сидел её спутник.
Сделав все эти наблюдения, София откинулась на подушки и углубилась в размышления, стараясь придумать способ для своего освобождения.
Так проехали они около часа, как вдруг её спутник обратился к ней со следующими словами:
— Я знаю, что вы — не то лицо, за которое себя выдаёте; вы — не паж графа Потоцкого, а дама, и я охотно облегчу ваше положение, если вы обещаете мне не делать никаких попыток к своему освобождению, чем вы вынудили бы меня прибегнуть к насильственным мерам. Выразите своё обещание пожатием руки и тогда я освобожу вас от позорного кляпа, к которому я принуждён был прибегнуть в первый момент.
Он прикоснулся к руке Софии и она, в знак согласия исполнить обещание, крепко пожала его руку своими тонкими пальцами. Он тотчас же ловко нажал пружину грушеобразного кляпа, находившегося в её рту, прибор распался на части, и в один момент София была освобождена от мучительного стеснения.
— Благодарю вас за ваше внимательное отношение, — сказала она почти весёлым тоном. — Если вы знаете, что я — женщина, чего я и не отрицаю, то вы, наверно, не удивитесь, если я по любопытству, свойственному моему полу, спрошу вас, куда собственно меня увозят.
— На этот вопрос я не могу ответить вам, — возразил её спутник, — я не смею сделать это, так как мне запрещено давать вам какие бы то ни было сведения; да мне и самому известен только путь следования, цель же этого путешествия будет сообщена мне по дороге.
— Этого достаточно; я умею ценить должным образом повиновение, так как и сама требую от своих подчинённых беспрекословного повиновения.
— Впрочем мне приказано предоставлять вам как можно больше удобств и стеснять вашу свободу, лишь поскольку это необходимо в целях предупреждения попыток к бегству. Во всём остальном прошу вас вполне располагать мною; все ваши желания будут исполнены с неменьшей готовностью, как бы то сделал ваш личный провожатый.
— Благодарю вас за это сообщение, — сказала София несколько насмешливым тоном. — Другими словами, это значит, что клетка должна быть хороша заперта, но по возможности красиво разукрашена, а пойманную птицу следует кормить сахаром. Всё же это — кое-что!
Через окно стал проникать бледный утренний свет. София с любопытством присматривалась к своему спутнику. По тонким, благородным чертам его лица, по его речи и обращению можно было судить, что, несмотря на простую одежду, этот человек принадлежал к высшему кругу общества. София вполне убедилась, что тут и речи не могло быть о разбойничьем нападении. Впрочем это мало утешило её. Она охотнее была бы во власти разбойников, чем под охраной этого таинственного провожатого с белыми руками и изящными манерами.
— А как будет с занавесками? — спросила она. — Я люблю видеть пробуждение утра; местность незнакома мне, следовательно, я не узнаю дороги. Могу я отдёрнуть занавеску, чтобы полюбоваться небом, зелёными полями и деревьями? Ведь это разрешается птице в клетке.
— К моему искреннему сожалению, я вынужден отказать вам с этом, — последовал ответ, — мне приказано не разрешать вам смотреть в окно и всякой попытке к тому я принуждён был бы воспротивиться всеми мерами.
— Хорошо! — промолвила София, — я не поставлю вас в необходимость употреблять насилие над женщиной; я слишком благодарна вам за то, что вы так любезны ко мне в своей роли тюремщика.
— В роли, которая, клянусь вам, навязана мне долгом повиновения и которую вы сами признали.
— Которую солдат должен исполнять беспрекословно, — заметила София, бросив испытующий взгляд на своего спутника, который, потупясь, опустил голову. — Однако очень затруднительно разговаривать с человеком, не зная его имени, в особенности со столь характерным и милым человеком, как вы. На мой вопрос, кто вы такой, вы, конечно, не ответите мне правды; но, быть может, вы назовёте мне имя, которым зовут вас друзья и близкие любящие вас люди; тогда наш разговор примет по крайней мере личную форму. Я, со своей стороны, даю вам право называть меня просто Софией; это — моё имя, что, быть может, вам уже известно.
— Нет, этого я не знал да, быть может, и не должен был бы знать, — возразил её спутник. — Что касается меня, то меня зовут Николай; это имя очень распространённое, так что я смело могу назвать вам его; я желал бы только услышать его из ваших уст при более благоприятных обстоятельствах!..
Между тем совершенно рассвело и колёса загрохотали по довольно плохой мостовой; очевидно, проезжали через маленький городок.
София стала прислушиваться и подумала, что если здесь будут менять лошадей, то, наверное, представится возможность выглянуть из кареты.
Однако остановки не последовало. Скоро грохот колёс прекратился, и снова поехали по ровному шоссе.
София откинулась на подушки кареты, делая вид, что заснула, на самом же деле её изобретательный, беспокойный ум усиленно работал над измышлением способа спасения.
Первым делом нужно было избавиться от тягостного, непосредственного надзора её спутника; если бы удалось обезвредить его, то можно было бы надеяться при проезде через следующий город искать помощи и найти её.
Несмотря на почти закрытые веки, София с истинно женскою ловкостью внимательно .следила за своим спутником; она заметила, что он, убедившись в действительности её сна, упорно смотрел на неё, что его взор становился пламеннее и порою из груди вырывался подавленный вздох. Действительно эта женщина в костюме пажа, с распустившимися локонами, освещённая голубоватым отражением солнечных лучей на шёлковой занавеске, была чудно хороша. Вполне естественно, что молодой человек вздыхал и тяготился своим печальным и щекотливым положением в её обществе.
София чувствовала всю силу своей красоты и на минуту у неё явилась мысль зачаровать своего спутника, увлечь его и тем облегчить себе возможность бегства. Но она сейчас же отвергла эту мысль; на успех этого было мало вероятия, так как едва ли доверили бы её человеку, не испытанному в стойкости; кроме того она не знала, как долго протянется их путешествие и сколько времени будет в её распоряжении для того, чтобы пустить в ход все чары своей красоты. Поэтому она решила остаться при первом своём плане и выполнить его со свойственными ей отвагой и силой воли.