Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она снова опустилась на колени и прижала руку к сердцу.

В эту минуту открылась дверь и в комнату вошёл Ланской, адъютант императрицы. Он смертельно побледнел, увидав у ног своей повелительницы какого-то пажа, к которому государыня нежно наклонилась.

Екатерина Алексеевна взглянула на вошедшего с приветливой улыбкой и сказала:

— Подойди сюда, дитя моё, и поклонись этой даме. Она — твой друг и даже имеет особенное право рассчитывать на твою преданность!

— Ах, так это — дама! — воскликнула Ланской и быстро подошёл, с изумлением глядя на Софию, поднявшуюся с пола.

— Да, дама, — сказала императрица, — и даже очень красивая дама, лучезарных глаз которой ты должен остерегаться, — прибавила она, с шутливой угрозой поднимая палец.

— Ваше императорское величество! — возразил Ланской, вскидывая на императрицу полный воодушевления взор своих мечтательных глаз. — Вы знаете, что ни одна женщина в мире не может подчинить меня своей власти, потому что моё сердце безраздельно принадлежит высокой благодетельнице, поднявшей меня до себя из праха.

— Знаю, — произнесла государыня с счастливой улыбкой, подавая ему руку, которую он с чувством прижал к своим губам, — знаю! Ты — доброе дитя, в тебе нет фальши, ты мне предан и не разлюбил бы меня, если бы даже корона упала с моей головы.

— О, Боже! — с волнением воскликнул Ланской. — Этими словами, ваше императорское величество, вы высказываете или слишком много, или слишком мало. Я не могу представить себе мою высокую повелительницу без короны, да, полагаю, и никто на свете не может этого. Царский венец создан для Екатерины, а Екатерина рождена для царского венца!

— Ты прав, ты прав! — задумчиво сказала императрица, — удар молнии, который сорвал бы корону с моей головы, должен был бы сразить также и меня. Слушай однако хорошенько! — продолжала она потом, — не говори никому про эту даму, но ступай и позаботься, чтобы ей приготовили в непосредственной близости от меня отдельное помещение, куда должна иметь доступ только одна Анна Семёновна, моя доверенная камеристка. Вы останетесь здесь несколько дней, — прибавила государыня, обращаясь к Софии, — прежде чем вернётесь в Варшаву уже не в виде пажа, а как самая блестящая дама высшего общества, как моя приятельница, в распоряжение которой должен поступить князь Репнин. Я позабочусь о том, чтобы вы не имели больше надобности носить фамилию бедного коменданта Каменца и чтобы вскоре пред светом появилась графиня Потоцкая.

Ланской поспешил выйти, чтобы исполнить приказ императрицы.

— Как вы счастливы, ваше императорское величество! — сказала София; — вы находите истинную любовь, хотя вы — императрица; ведь тот молодой человек действительно любит вас; я вижу это, так как в подобных вещах взор женщины не может ошибиться. И при всём том вы остаётесь повелительницею тех, которые вас любят.

— Моё сердце остаётся молодым, — с мечтательным видом произнесла Екатерина Алексеевна, — хотя, к сожалению, уже слишком много лет пронеслось над моей головой. Находить любовь — для меня счастье, но, — продолжала она с холодным, гордым взором, — у императрицы нет сердца, моя любовь не оказывает никакого влияния на мои обязанности правительницы, и, хотя я щедро осыпаю знаками моего благоволения тех, кому дарю свою благосклонность и которые облегчают мне тягости жизненных трудов приятными часами, всё же эти люди никогда не оказывают ни малейшего давления на мою политику и ход государственных дел; я никогда не забуду несчастия, которое навлекла на Россию слабость императрицы Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.

— А если вы, ваше императорское величество, до такой степени можете властвовать над своей любовью, — воскликнула София, с восхищением взглядывая на императрицу, — то в состоянии ли вы в той же мере подавлять и свою ненависть?

— Вы были в Могилёве, — ответила государыня, — и видели моё обращение с императором Иосифом; так вот его я ненавижу всеми силами души!

— Императора? — воскликнула София, — того, кто выказывает столько восхищения вами?

— Выказывает? — пожимая плечами, произнесла Екатерина Алексеевна. — Да если бы даже он действительно питал ко мне чувство восхищения, если бы на самом деле был моим другом, как он лицемерно притворяется, то и тогда я была бы не в силах примириться с ним. Свет называет его прямо императором, и он вообразил себя наследником римских цезарей, которые владычествовали над миром, а этого я никогда не прощу ему. По этой причине я ненавижу его, по этой причине я не успокоюсь до тех пор, пока последняя тень мнимого мирового владычества этих римско-немецких императоров не померкнет пред блеском восточной короны. Но, — с улыбкой прибавила государыня, — Иосиф Австрийский не подозревает о том, и даже если бы ему сказали это, то он не поверил бы от избытка своего тщеславия. А тем временем император как нельзя лучше устраивает мои дела, ослабляя себя в борьбе с турецким султаном, как только я могу того желать. Что может быть лучше, как заставлять трудиться в нашу пользу ненавистных нам людей? Но теперь, мой друг, — ласково прибавила императрица, — вы достаточно утомились дальней дорогой, чтобы пожелать конца нашему разговору.

— Разве можно когда-нибудь утомиться, слушая вас, ваше императорское величество? — спросила София.

— Тело заявляет свои права, — заметила государыня, — и даже самый сильный ум становится беспомощным, когда ему отказывается служить орудие его работы. Отдохните, графиня, отдохните и не сердитесь на меня за то, что я заставила вас совершить такое утомительное путешествие; вы видите отсюда, как ценю я вашу дружбу.

Она позвонила в колокольчик. В комнату вошла её доверенная камеристка Анна Семёновна.

— Отведи эту даму в её покои! — приказала Екатерина Алексеевна.

Не выказывая ни малейшего удивления по поводу мужской одежды на приезжей гостье, камеристка повела Софию в богато и уютно обставленное помещение, выходившее в коридор, который непосредственно сообщался с покоями самой императрицы и куда имела доступ только царская прислуга.

В самом деле утомление в полной мере дало почувствовать себя красавице-гречанке и, несмотря на поток мыслей, вызванных разговором с императрицей, она скоро погрузилась в глубокий сон без сновидений, от которого проснулась только довольно поздно на следующее утро.

Несколько дней провела София пред всеми, кроме адъютанта Ланского, в качестве гостьи императрицы в Петербурге, и Екатерина Алексеевна сумела в этот недолгий срок до такой степени очаровать своею добротою бывшую неприятельницу, указать её честолюбию такие блестящие цели и вместе с тем так ловко внушить ей собственные идеи, что когда наконец София в ночной тиши пустилась назад в Варшаву с блестящим поездом в сопровождении казаков, то императрица могла похвастаться про себя, что совершенно привлекла к себе эту мужественную, хитрую женщину, не останавливавшуюся ни пред каким препятствием.

XX

Вацлав Пулаский всеми мерами пытался рассеять унылую задумчивость графа Станислава Феликса Потоцкого, чтобы снова привлечь его к деятельности в интересах Польши, так как обстоятельства всё более и более требовали энергичного вмешательства, которое могло удаться лишь графу Станиславу Феликсу Потоцкому.

Ненависть против русского притеснения, раздуваемая ловкими агентами, достигла крайних пределов, и если бы не представился в скором времени случай к взрыву народных страстей, то при изменчивости характера польской нации можно было опасаться, что волнение умов снова уступит место вялости и равнодушию. Кроме того по всей стране были сделаны приготовления, чтобы с помощью внезапного и всеобщего восстания изгнать русские гарнизоны из всех укреплений и прочих мест их стояки. С исполнением этого плана не следовало также долго медлить, потому что даже без всякого предательства, которое могло быть вызвано каждою случайностью, подготовленные мероприятия могли быть чрезвычайно затруднены простою дислокацией русских войск.

91
{"b":"792384","o":1}