Он прокашлялся и откинулся на спинке стула в раздумьях, словно собирался с мыслями. Джейкл замер, ожидая, какая из его теорий подтвердится и подтвердится ли вообще.

— Тебя не смущает, что твои самые близкие друзья пересекли черту в борьбе с преступностью и сами стали ничуть не лучше этих преступников?

— Ты о чём? — изумился Арканцев. — Я понял, что ты говоришь про Фидель, но Франц? Он вообще сейчас борется с Дэспертаром.

— Нет, Мэйнайо — Франц и есть Дэспертар. Всегда им был и является.

Секунда, потраченная на осознание слов Сафари… Внутри Джейкла всё оборвалось в один момент. Он осел на стул с опустевшими глазами, взгляд был направлен в бесконечное небытие. Перед Джейклом пробежалась вся его жизнь, как будто он сейчас умирает, но не физически, нет… моральные увечья не исцеляются ничем и никогда.

— Ч-ч… ч-что? — едва произнёс осипший Арканцев. — Как-ким образ-з… з-зом?..

— Считай, что в одном теле уживаются две личности: одна настоящая, Франц, а вторая, если так можно сказать, защитник, Дэспертар. Точно не знаю зачем, но в детстве у Франца была своя отдельная история, ты её лучше знаешь. К сожалению у оригинала и защитника были слишком… разные цели, слишком разные взгляды на одни и те же вещи. Итог всего этого видишь сам.

— Не верю. Нет, не верю. Ты лж… — он неожиданно оборвался — Роукейсу нет смысла лгать, он сказал ровно то, что так хотел услышать Джейкл всё это время.

Снова установилось молчание. Роукейс о чём-то серьёзно раздумывал, поглядывая в сторону, в то же время Арканцев потерял способность даже думать: в голове царила полная пустота, будто его вывернули наизнанку, выдавили всё наружу и высушили, оставив одну лишь физическую оболочку без мозга, разума и души. Ещё никогда Джейкл не чувствовал себя так плохо, ему впервые захотелось в полное беспамятство и не просыпаться никогда, а лучше стереть себе об этом память.

Франц — Дэспертар. Немного поразмыслив над этим Джейкла неожиданно охватил озноб, глаза заслезились, а рот был приоткрыт. Тот, кому он доверил свою душу оказался тем же врагом, на которого он охотился.

Ведь это было так очевидно… Всё встало на свои места.

Именно поэтому внешность Шаклза показалась Мэйнайо знакомой: всего-то перекрасить волосы, вставить цветные линзы, переодеться — и перед тобой не твой вечный друг, союзник и родич, который для тебя стал членом семьи, а заклятый враг, который стоял за всем тем, что происходило и происходит в Нирнвики до сих пор. Дэспертар маскировался под Франца не потому что хотел управлять его компанией. И в документах Парас-Иллениксет под прямым влиянием Халлинтоеллина не потому что Франц кем-то похищен. И данные Шенера о Халлинтоеллине, которые были стёрты из Базы данных полиции, оказались у него не из-за конкурентной борьбы в прошлом.

И атаку на дом можно посчитать хорошо сыгранным спектаклем или, в ином случаем, бунтом в Халлинтоеллине: ведь среди тех атаковавших дом Франца была та, кто знал его истинную личность. И Шенер, как Шаклз, тоже недоволен государственной системой и структурой Нирнвики, но не шёл против, в отличие от Дэспертара сидевшего в нём. И Франц, и Дэспертар бизнесмены, да и ещё в одной и той же сфере — технологии и благотворительность. Всё было на поверхности прямо перед глазами Джейкла, но он этого не замечал. Или не хотел замечать, потому что считал Шенера абсолютно невиновным, всё сводилось к вражде, похищениям, притворству…

Джейклу срочно нужно побыть одному. Конечно, Сафари в данный момент ничем не отличался от молчаливой мебели, но Арканцева это не устраивало. На секунду Мэйнайо пробила мысль о том, что было бы сейчас неплохо присоединиться к Дэспертару и помочь ему в борьбе. Или присоединиться к Фидель и помочь образумить Франца-Дэспертара. Или вообще на всё плюнуть и уехать из страны… если бы не пауки: перспектива оказаться съеденным заживо Джейклом не рассматривалась и была тут же отклонена.

Но Мэйнайо сейчас действительно не сдерживало ничего. Почему-то Арканцеву стало резко безразлично на свою миссию. Зачем враждовать со своими друзьями? Не проще ли присоединиться к ним? Но они по разную сторону баррикад и в этом вся проблема. Как ему одновременно выбрать сразу двоих?..

— Спасибо, — тихо отозвался Джейкл. — Я позабочусь о том, чтобы тебя оправдали.

— Нет, Мэйнайо, — возразил спокойно бывший шеф, — мне не найдётся места в будущем. Я рассказал тебе всё, что знал сам и очень надеюсь, что чем-то тебе помог. Но моя роль уже отыграна, я — выкинутая в отбой карта. Знаешь… — продолжил он с большей задумчивостью, — я скажу спасибо, что помог высказаться — в очередной раз убедился в своей ничтожности.

— Ты о чём? — насторожился от таких перемен Арканцев. — Ты не подумай, что всё кончено — я обязательно расскажу Элиасу и, думаю, он тебя тоже поймёт и хоть трижды главой Комитета сделает обратно. Или что?

— Послушай, Джей, — вытянул руку вперёд Сафари привлекая к себе внимание, — я уже своё отжил и отработал, мне пора уйти на покой. Не поймёшь? Я в любом случае окажусь в тупике: если выиграет Дэспертар, то он явно не будет нуждаться во мне более; насчёт Випридак не знаю, но вряд ли она меня привлечёт к делам полиции ещё раз, а во всём остальном я бесполезен; если победите вы, то от меня твои сослуживцы и вовсе ничего не оставят. Пойми, я — предатель, моё место в тюрьме. В лучшем случае. Очень сомневаюсь, что меня примет даже родная дочь, если узнает, какое я чудовище. Закончу свои годы на улице при самом хорошем раскладе.

— Раакэль, прекрати, что за разговоры!? — вспылил Джейкл.

Неожиданный приступ депрессии у Роукейса на время отрезвил Арканцева и помог ему собраться с мыслями. Он с самого начала заметил, что бывший шеф полиции с каким-то явным подтекстом рассказывал свою историю, будто хотел её передать кому-то, не заботясь о себе. Это напрягло Мэйнайо.

С другой стороны он понимал, что Сафари в чём-то прав — ему действительно будет нелегко жить с запятнаной репутацией, учитывая, что ему доверились миллионы и он доверие этих миллионов предал, пусть и не по своей воле.

— Видимо, ты меня всё ещё не понимаешь, Джей, — Сафари прикрыл глаза… а затем тихо рассмеялся. Этот смех показался Арканцеву очень неестественным, будто болезненным. — Я не найду своего места в новом мире. Неважно, кто победит: Дэспертар, Фидель или вы, спецслужбы. Меня никто не возьмёт, на меня уже никто не обратит внимание, а если и обратит, то добьют или посадят за решётку. А я не хочу погибать от кого-то или проводить последние годы жизни на зоне — я хочу умереть свободным, зная, что я сделал всё, что было в моих ничтожных силах и дал тебе всё, что знал. Моё время прошло, Джей… извини. Я подвёл всех: свою страну, своих граждан, своих коллег — всех, абсолютно всех. Я поклялся служить верой и правдой, я поклялся ценой своей жизни искоренить беззаконие и преступность… а в итоге сам стал таким. У меня остаётся только один выход, если я хочу остаться самим собой, а не диким зверьём на улице или в тюрьме.

— Так, Сафари. Я не знаю, что сейчас стукнуло тебе в голову, но этого делать явно не сто…

— Передай Тали, что я её любил и люблю несмотря ни на что, ладно? И… не в праве тебя просить, но можешь о ней позаботиться, хорошо? Или кто-нибудь другой, кому доверишь; всё, что у меня осталось, завещаю ей. Думаю, Аннели станет ей хорошей матерью. Я рад был с тобой служить, Мэй. И с другими тоже, правда. Помни: любая человеческая личность — бесценна.

— Стоп, СТОЙ! СТОЙ! — резко вскочил Арканцев, догадавшийся, что хочет предпринять Раакэль.

— Прощай, Джей… Аудиенция окончена, агент.

Мэйнайо потянулся руками в сторону Роукейса, но тот оказался быстрее: шеф полиции вскочил с такой же резкостью и отпрыгнул от спецагента назад, а затем вынул из кобуры пистолет и приставил его к своему подбородку. В глазах Роукейса на секунду промелькнула вся его жизнь. Секунда, которая показалась уже умершему внутри полицейскому вечностью.

БАБАХ!

Стену кухни особняка Коскиненых окрасили кровь и ошмётки мозга Роукейса, а тело самого шефа полиции замерло на месте, словно пытаясь бороться с наступившей смертью… но вот оно нерешительно покачнулось, после чего медленно упало на пол… Через минуту Мэйнайо, парализованный, упал на колени, не в силах пошевелиться…