Окинув быстрым взглядом симпатичный домик, перед которым остановился мой БМВ, спешу к крыльцу и стучу в дверь. Сердце набатом колотится в груди, а вместо крови бурлит кипяток. Почему-то думал, что Элейн сама откроет дверь, но вместо нее на пороге показывется седоватая женщина в возрасте, с покрасневшими от слез глазами и каким-то отрешенным взглядом.

Пытаюсь объяснить кто я и зачем приехал, но моя тирада падает в пустоту. А тело прошибает холодным потом. Творится здесь что-то неладное. Кое-как добившись от расстроенной женщины ответа на вопрос «что произошло», делаю пару шагов назад и кидаюсь к машине, приказав гнать в больницу святой Анны.

Букеты, выпавшие из разжавшихся пальцев, так и остаются лежать на снегу…

А у меня внутренности так и свело страхом. Таким, какого не чувствовал уже много лет. Вот тебе и дурное предчувствие. И не доверяй после этого своим ощущениям.

Без конца подгоняю водителя, чтобы ехал быстрее, дорога кажется просто бесконечной. Скользко, машину периодически заносит на поворотах, но мне все равно. А еще эти чертовы пробки, будь они неладны. Чтобы не застрять, приходиться нарушать правила, идти на рискованные обгоны и игнорить мигающие красным светофоры.

Мне просто нужно туда, к ней, убедиться, что жива, что не пострадала. Обнять, успокоить, сказать, что люблю. Люблю до безумия сильно.

Да, похоже, это и вправду так. Даже такой закоренелый циник, как я, все же умеет любить… Мда. Еще совсем недавно упрекал друга в том, что тот совсем погряз в море розового сиропа, а сейчас и сам готов туда кинуться сломя голову. Лишь бы не было слишком поздно…

Элейн

— Как себя чувствуешь? — в палату к Артуру захожу с гудящей головой. Вымоталась донельзя, да и перенервничала сильно. Держалась на одном лишь кофе и последних выживших нервных клетках. На вкус он был примерно как деготь, зато хорошо прочищал мозги.

Пока ожидала известий от врачей, успела дать показания полицейским. Мурыжили они меня долго, хотя и весьма деликатно. Но чего уж там жаловаться, это их работа. Ко мне пытались прорваться журналисты, но их быстро спровадили. На всякий случай, если возникнут проблемы с этими ушлыми типами, в вестибюле первого этажа остались дежурить двое сержантов.

Первое время вокруг толпились люди, выражали сочувствие, поддержку, сожаление по поводу того, что произошло. Профессор Клафлин был особенно удручен. По его словам, Элеанор всегда казалась адекватной личностью, никаких поводов подозревать ее не было. Произошедшее стало для него настоящим шоком. Мне даже показалось, что уходил из больницы он порядком постаревшим.

Постепенно народа становилось меньше, и я испытала нечто вроде облегчения. Хотелось остаться одной и спокойно подумать. Последней ушла Роза, старинная подруга Марты, но обещала вернуться завтра.

— Вполне сносно, — парень морщится, пытаясь устроиться поудобнее. — Грудина болит, но могло быть и хуже.

Артур и правда везунчик. Пули оказались резиновыми, ранения непроникающими. Ребра тоже остались целыми, диагностирован лишь ушиб мягких тканей первой степени. Раны дренировали, обработали и наложили повязку.

— Вот и здорово. Врач обещал, что через пару дней тебя могут выписать.

— Поскорее бы. Ненавижу больницы.

— А уж как я их терпеть не могу, — нервно ежусь. Да, оказаться в больнице и переживать за здоровье близких людей отнюдь не предел мечтаний. Само пребывание в этих стенах давит на тело, высасывая и физические силы, и моральные. Ощутив внезапный приступ головокружения, сажусь в кресло и прикрываю глаза.

— Эль, ты в порядке? — в голосе парня слышится тревога и я спешно открываю глаза.

— Нормально, просто устала очень. Да и стресс, сам понимаешь. Не каждый день в меня стреляет поехавшая психопатка.

— И слава Богу, — хмыкает. — А тебе бы сейчас домой поехать. Не мучай себя зря.

— Не могу. Хочу еще подождать, может, бабушка очнется.

— А что врачи говорят?

— Сказали, что это не инфаркт. Но все равно состояние требует тщательного медицинского присмотра. Поэтому пока поддерживают глубокую седацию. Обещают выводить из сна постепенно, а пока ждут когда общее состояние стабилизируется. Я еще раз хочу поговорить с врачом, а потом уеду.

— Вот и дуй давай. Со мной нянчиться не надо. Марте ты тоже ничем не поможешь. Или ты хочешь попасть сюда к нам за компанию?

Артур подкалывает, а меня аж передергивает. Нет уж, на фиг такое счастье.

— Анна передала твои вещи, держи, — подвигаю сумку поближе к кровати — там еще пара книг, чтоб не скучал, и что-то из выпечки.

— О, круто, а то тут кормят только постной баландой, — Артур дергается и тут же хватается за грудь. — Черт, уже и шевельнуться нельзя. — Откидывается на подушку и тяжело вздыхает. — Завтра утром прилетают родители. Никак не смог отговорить.

— Боже. И как мне им в глаза смотреть? Ты же пострадал из-за меня.

— Эль, даже не думай загоняться по этому поводу, — лицо Арта становится мрачным, кадык резко дергается. — Не ты в меня стреляла, и не ты толкала меня под пули. Мои предки достаточно адекватны, чтобы это понять. К тебе они точно претензий иметь не будут, гарантирую. — к последнему предложению его тон смягчается и я улыбаюсь. Хотя и не особо успокаиваюсь. Все равно часть вины в произошедшем лежит на мне.

Подхожу к кровати, беру его руку и крепко сжимаю:

— Спасибо…

— Да о чем речь? Разве друг мог поступить иначе? Все, давай, езжай домой, поешь и спать. А то уже цветом кожи смахиваешь на стену.

— Ну спасибо, — фыркаю, целую в лоб и выхожу из комнаты. Приступ головокружения усиливается и я ненадолго останавливаюсь у стены, чтобы передохнуть. Как только становится легче, иду дальше, лавируя между персоналом и другими посетителями. Поскольку врач сейчас на обходе, решаю подождать в зале ожидания.

Едва успеваю зайти в довольно просторное помещение, как ко мне кидается мужская фигура. Оторопело моргаю, пытаясь отогнать цветных мушек, что хороводом пляшут перед глазами.

Черт, походу от стресса у меня начались галлюцинации, потому что мне кажется, что я вижу Дэна. Но этого же просто не может быть. Откуда он тут может взяться?

— Малышка, ты цела? — надо же, какой объемный глюк пошел. Я даже голос слышу, чувствую как сильные руки исследуют мое тело.

Подаюсь вперед, касаюсь рукой родного лица, ласкаю его пальцами. Но оно вдруг начинает таять, исчезать в наплывающей темноте. Мои глаза почему-то начинают закрываться, но я успеваю выдать напоследок такую важную для меня фразу:

— Как же я тебя люблю…

Открываю глаза и тут же жмурюсь от бьющего в глаза света. Пытаюсь поднять правую руку, но чувствую легкую боль, как будто в кожу что-то впивается.

— Лежи тихо, детка, а то игла проткнет вену, — знакомый голос бьет по нервам и я все же умудряюсь открыть глаза, хоть и продолжаю подслеповато щуриться.

— Дэн? — выдыхаю пораженно. — Так ты не глюк?

— Ну знаешь ли, так меня называют в первый раз. Но как видишь — нет.

Да уж. Вижу. Он сидит на стуле возле кровати и встревоженно всматривается в мое лицо. Волосы встрепаны, на лице густая щетина, которая, впрочем, ему только к лицу. Одет в брюки и белую рубашку с закатанными рукавами.

С трудом отрываю от него взгляд и обвожу комнату. Черт, похоже, я лежу в палате. А из правой руки торчит игла капельницы. Зашибись. Только этого мне не хватало для полного счастья.

— Что… произошло? — задаю первый из вороха крутящихся на языке вопросов.

— Детка, ты в обморок упала. И хорошо, хоть ко мне в руки, а не на кафель. — он берет мою свободную ладонь и ласково прикасается к ней губами. А у меня снова внутренний мир разрывается на части. Ну вот зачем? Что он делает? Снова приспичило поиграть? — Врачи сказали, что это общее нервное истощение. Сейчас откапаешься и полегчает.

— Неужели это обязательно? — кошусь на штатив с подвешенными баночками.