— Дальнейшее знаю со слов Мариссы. Ну и чесали тогда языками все, кому не лень. Слушай сколько влезет. Основной удар конечно пришелся на профессора. В общем, Кристофа обвинили в неподобающем поведении, порочащем честь учебного заведения. Научное сообщество как-то быстро забыло все былые заслуги и возможный будущий вклад. Грозили увольнением, лишением научной степени. Но в конце концов, после кучи заседаний, решили, что выгоднее замять шумиху, чем терять ценный кадр. — миссис Питерс прерывается, а я крепче сжимаю кулаки, примерно представляя, как именно решили замять дело.

— Маму заставили уйти, да? Отчислили?

— Не совсем. В итоге дело обстряпали так, что никакой любовной связи не было, а Марисса просто неустанно преследовала своего профессора, используя весь свой арсенал женских пакостей. А не добившись взаимности, решила жестоко отомстить, испоганив репутацию своего профессора. И что фотографии были ее рук делом, местью отвергнутой женщины. И если до этого Марисса оставалась в тени, ее имя не афишировалось, а фотографии вживую видели только члены ППС, то потом все это выплеснулось на всеобщее обозрение и началась откровенная травля. Журналисты, конечно, тоже подсуетились, начав крапать мерзкие статейки. Хорошо нагрели руки на горяченьком.

— Господи, — закрываю глаза руками, ощущая как к горлу подкатывает тошнота.

— Марисса мне сказала, что Кристоф согласился на сделку, решив что это лучший выход для них обоих. Он смывает пятно со своих репутации и имени. А ее не отчисляют, а лишь под благовидным предлогом переводят в НИУ Адамса.

— Как все это мерзко… — мне и правда становится противно. Кажется, мама в свое время тоже связалась не с тем человеком. Невесело хмыкаю. Кажется, это у нас наследственное.

— Не спеши судить, Элейн. Это лишь то, что находится на поверхности. Нельзя оценивать ситуацию однобоко. Как это предпочла сделать Марисса. Да и я тоже долгое время считала это отвратительным. И никак не могла понять, почему Леклерк, всегда казавшийся приверженцем строгих принципов и идеалов, вдруг решил пуститься во все тяжкие, сначала соблазнив свою студентку, а потом ее же унизив и бросив на растерзание. Ну не сходились концы с концами. Не мог Кристоф оказаться таким мерзавцем. Там все гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Жаль, я узнала об этом поздно, а Марисса так и вовсе не узнала. Не захотела знать. Так хоть ты выслушай теперь, докопайся до правды. А потом уже суди.

— Погодите, — начинаю лихорадочно соображать. — Вы хотите мне сказать, что я должна искать своего… — язык не поворачивается назвать этого человека отцом. Так, донор биологического материала. Не более того. — А зачем? Слушать оправдания чужой подлости? Кому они теперь нужны? Или чтобы попытаться выстроить семейные отношения? А смысл? Раз он так обошелся с моей матерью, бросив ее беременной, морально растоптав, то с чего он вдруг должен воспылать какими-то чувствами ко мне? Да еще и после стольких лет?

— Элейн, Кристоф не знал о тебе.

— Мама не сказала? — невесело хмыкаю. — Что ж, я ее понимаю. Ей и так досталось. Да и он маму не искал потом, ведь так? А зачем, профессор Леклерк, пожертвовав пешкой, остался в шоколаде? Сохранил должность, репутацию, уважение в научных кругах. Наверняка завел семью и кучу детишек. — мои слова так и сочатся ядом. Становится так обидно за маму, что хочется всю скопившуюся горечь выплеснуть на того, кто это заслужил.

— Элейн…

— Что? — голос миссис Питерс становится тихим и каким-то глухим. Но тем не менее звучит как звук колокола, сразу же заставляя меня осечься.

— Нет у него ни жены, ни детей. Профессор Леклерк погиб в автокатастрофе двадцать лет назад…

— Даже так, — чувствую, как у меня вытягивается лицо. Такого поворота я никак не ожидала. Получается, что отец погиб чуть ли не раньше, чем мама узнала о беременности? Что за чудовищный гордиев узел образовался здесь двадцать лет назад? Так страшно. И так нелепо. — Когда это произошло?

— Буквально через пару недель после отъезда Мариссы. Вечером первого декабря. Как сейчас помню. Утром второго в кампусе шум стоял знатный. И студенты, и преподаватели были в полной прострации.

— Мама знала? — сглатываю горький комок в горле. Какая мгновенная карма. Бывает же так. Но все-таки помимо воли думаю, а что было бы если? Если бы не та авария, может, они и помирились бы в итоге? Да нет, это лишь очередная иллюзия. Разве с человеком, который дорог, который любим так поступают?

— Нет. По крайней мере, вначале. В январе я приехала на каникулы, но она тогда точно еще не знала. Слишком была занята беременностью. Первые месяцы протекали с осложнениями, Марисса тяжело переживала произошедшее, была на грани нервного срыва. На фоне этого возник серьезный риск выкидыша. А она очень хотела сохранить тебя. И я не смогла. Не смогла рассказать. Случись что, я бы себя потом не простила. Да и бабушка твоя очень просила молчать. Она поддерживала дочь как могла, не попрекала, старалась выходить, не давала слушать новости. Без ее поддержки не знаю, как бы Марисса выкарабкалась. От нее и так почти все отвернулись из тех, с кем она общалась.

— Думаю, вы поступили правильно. — слегка сжимаю ее руку в знак поддержки, а у самой из глаз катятся слезы. До чего жутко все это слышать. Как же сильно мама любила его, раз так отчаянно цеплялась за внезапную беременность.

Некоторое время мы молчим, погрязнув в своих мыслях. Немного отвлекаемся на еду, но у меня кусок в горло не лезет. С трудом запихнув в себя немного рагу, отодвигаю тарелку. Налегаю на чай, чтобы немного успокоить нервы. А минуты все тянутся, тянутся, тянутся. И буквально давят на тело своим весом.

— Почему сейчас? — наконец я нахожу нестыковки, которые меня зацепили. — Мой отец давно мертв. Мама тоже. Почему вы мне рассказываете об этом сейчас? И этот анализ? Вы же тогда еще не знали про смерть вашей подруги, зачем вы решились на это? И самое главное, — мои глаза расширяются, — откуда взялся второй образец ДНК, если профессор Леклерк мертв?

— Умная девочка, — хрипловатый голос, раздавшийся сзади, заставил меня вздрогнуть. — У Криса тоже был цепкий ум, с детства любил копаться во всяких головоломках и задавать тысячи вопросов насчет всего, что только приходило в голову.

Резко оборачиваюсь и вижу высокую пожилую женщину, стоящую на пороге. Полностью седые, но до сих пор пышные волосы элегантно собраны на затылке, а длинное платье явно шилось на заказ. Передвигается она медленно, но с достоинством. И так же изящно опускается на стул. А с покрытого морщинами лица на меня смотрят большие серые глаза. Невероятно яркие для такого преклонного возраста и невероятно похожие на мои собственные.

— Добрый вечер, миссис Леклерк. Вы как раз вовремя.

— Здравствуй, Изольда. Безмерно тебе благодарна за все. И называй меня Мартой, пожалуйста, я же просила. — Женщина поворачивает голову в мою сторону, окидывая взглядом. — И тебе, здравствуй, внученька… Ты ведь Элейн, так?

Я лишь молча киваю, потому что горло намертво перехватило спазмом. Это — мама моего отца? Моя бабушка? И она хочет познакомиться со мной? — Тонкие старческие руки осторожно касаются моего лица, изучая, рассматривая. Каким-то нутром чувствую, что ей сейчас неимоверно тяжело.

— Твои глаза. И улыбка. Это все досталось тебе от Кристофа. Как жаль, что он не может сейчас видеть тебя. — тяжело вздыхает и берет мои руки в свои. — Ты должна знать одно, девочка. Мой сын никогда бы по доброй воле не бросил ни тебя, ни любимую женщину. Но судьба злая стерва. Не оставила ему ни одного шанса на счастливое будущее.

— Но как же? — беспомощно развожу руками, не зная теперь что и думать.

— Это долгая история, милая моя. Надеюсь, ты не откажешься завтра ее выслушать?

— Значит, это вы сдали образец ДНК? — шок немного отступил и я снова начала адекватно мыслить.

— Только давай не на «вы», ты же не чужой человек для меня. — чуть кривовато улыбается, искоса поглядывая на миссис Питерс. — Видимо, что-то хорошее я в этой жизни сделала, раз заслужила возможность хоть на старости лет увидеть внучку. — и ласково добавляет, смотря мне прямо в глаза: — Ты теперь не одна, девочка моя. Да и мне теперь есть для кого еще покоптить воздух на этом свете.