– И что, если все наши души – та цена, которую придется заплатить, если это древо погибнет?

Я втянула дым в легкие. Ощутила смесь мяты, розмарина, ивы и шалфея. Словно одновременно вдохнула ароматы целебных садовых трав и запахи леса! От них, в отличие от табака, по всему телу распространились легкость и хорошее самочувствие.

– Именно за это мы и сражаемся? – спросила я, передавая ему чашу.

Он вздохнул.

– Думаю, да. Некоторые считают, что мы уже побеждены, раз Порядок сошел с ума, а Хаос стал единственной защитой Равновесия.

– Вы с этим не согласны?

– Конечно нет. Я же совершал духовное путешествие в свое будущее. Теперь я понимаю свою роль в восстановлении Равновесия. Я учился четыре года в четырех мирах. Я научился видеть сны о своем будущем и призывать себя во плоти. Я прочитал о себе в книгах кочевников. Я слышал, как мою историю называли выдумкой. Но если я воплощу ее в жизнь, то исправлю ее. Я воздам должное людям, которые в нее верят. Верну уважение к певцу и песне. – С серьезным решительным видом он сделал еще одну длинную затяжку. – Я знаю, что должен совершить, чтобы исполнить уготованное мне судьбой. Должен прожить историю так, как она написана. Наши ритуалы – это ритуалы порядка. Я работаю, чтобы вернуть Порядку доверие и власть, и борюсь с силами, которые нарушили бы Равновесие навсегда. Как и ты, я не служу ни Порядку, ни Хаосу. С точки зрения мухамира я Рыцарь Равновесия.

Он выпустил дым из легких, и тот влился в клубы, что поднимались к луне от нашего костерка.

– Я жажду гармонии, единства и справедливости, как и многие из нас.

Золотые и медные отблески костра отражались на его блестящей коже, рисовали на ней контрастные тени. Я невольно чувствовала, как сильно меня влечет к нему, но не боялась этого. Нас обоих хорошо учили самоконтролю.

– Очень трудно понять, кому хранить верность, – сказала я.

Айанаватта подобных колебаний не испытывал. Он ведь совершил путешествие во сне.

– Моя история уже написана. В конце концов, я ее прочитал. Теперь должен следовать ей. Это цена, которую приходится платить за подобные видения. Я знаю, что должен сделать все, чтобы история осуществилась во всех возможных мирах мультивселенной. Так я достигну полной гармонии, которой мы все желаем гораздо больше, чем жизни или смерти!

Переполненная собственными мыслями, я снова решила первой остаться в дозоре, внимательно прислушиваясь ко всему вокруг. Но отчего-то я была уверена, что ни Клостергейма, ни его пигмеев поблизости нет.

Перед тем как заснуть, я разбудила Айанаватту, чтобы он сменил меня в дозоре. Он удобно устроился, привалившись к поднимающемуся и опадающему боку Бесс, и принялся набивать трубку. Я знала, что он чутко следит за происходящим, несмотря на то что выглядит сонным. Он выглядел как все истинные путешественники, привыкшие жить под открытым небом, что под луной и звездами ощущали себя так же уютно, как иные в роскоши городских гостиных.

Последним, что я увидела перед тем, как заснуть, было его успокаивающее широкоскулое лицо с татуировками, рассказывающими его историю, он смотрел в небо, уверенный, что способен прожить свой сон так, как требуется.

Утром Бесс вела себя беспокойно. Мы умылись, наскоро поели и вскоре уже снова ехали верхом. Мы позволили мамонтихе идти как ей вздумается, так как она явно лучше знала, где искать хозяина.

Белый Ворон взял с собой лишь одно оружие – копье с черным клинком. Я переживала за него.

– На него могут напасть пигмеи.

Айанаватта же не беспокоился:

– Его чуткие уши могут услышать кого угодно. Хотя всегда существует вероятность несчастного случая. Но если так, то он где-то недалеко. Бесс обязательно найдет его, даже если мы не сможем.

К полудню мы так и не обнаружили следов Белого Ворона. Бесс продолжала спокойно двигаться к горам, следуя мягким изгибам местности. Мы то на несколько миль вокруг видели лишь пологие холмы, то проходили по неглубоким долинам. Иногда Бесс останавливалась, поднимая свои широкие загнутые бивни к небу, ее небольшие уши двигались, улавливая звуки. Удовлетворенная, она продолжала идти вперед.

Уже ближе к вечеру Бесс медленно остановила свое тяжелое тело и вновь начала принюхиваться. Наши тени, длинные и темные в вечернем солнце, следовали за нами, будто гигантские призраки.

Бесс вновь пошевелила ушами. Кажется, она услышала то, что надеялась услышать, и потянулась к источнику звука. Мы, разумеется, доверились ее решению. Мамонтиха начала постепенно забирать вправо, на восток, шагала все быстрее и вскоре уже неслась по прерии едва ли не галопом.

Теперь уже и я начала слышать странную какофонию звуков. Нечто среднее между гоготом гусей и шипением змей, смешанным с рокотом, похожим на начавшееся извержение вулкана.

Внезапно перед нами возник Белый Ворон – он победно потрясал копьем, ухмылялся и кричал.

– Я снова нашел его! Быстрей, а то упустим!

Он побежал рядом с мамонтихой, легко выдерживая заданный ею темп.

Я опять услышала шум, он стал еще громче. Почувствовала знакомый сладкий запах, когда мы перевалили через широкую вершину холма. Солнце садилось за горы, и закат окрасил всю местность в кроваво-красный цвет. А затем мы увидели того, на кого, вероятно, охотился Белый Ворон.

Он был размером с трехэтажный дом, голову венчал гребень из перьев, что тысячей разных оттенков переливались в свете закатного солнца. Я прежде не видела ни одного животного с такой богатой расцветкой. Потрясающие перья, вроде павлиньих, полыхали пурпуром, алым и золотым, изумрудным, рубиновым и сапфировым. И это дивное оперение украшало тварь кошмарного вида, которая исчезла с Земли много миллионов лет назад. Ее черно-коричневый клюв, казалось, был вырезан из огромного бревна красного дерева. Над клювом горели жуткие ярко-желтые глаза, каждый размером с напольное зеркало. Пасть щелкала и клацала, истекая светло-зеленой слюной. Пока мы смотрели, тварь правой когтистой лапой схватила визжащую степную лисицу, сунула ее в пасть и, давясь, заглотила целиком.

Тварь выглядела голодной и полубезумной. Она вытянула длинную шею к земле и принюхалась, словно надеялась найти еду, которую, возможно, проглядела. Затем выпрямилась на задних лапах, словно огромная птица, только передние лапы напоминали когти лапы ящериц.

Перья на шее рептилии, каждое в рост довольно высокого человека (они переливались красными, желтыми, фиолетовыми и зелеными оттенками), встали дыбом, когда она учуяла наше присутствие. Улрик назвал бы эту тварь динозавром, но мне она напомнила гибрид огромной птицы и гигантской ящерицы с покрытым перьями хвостом-шлейфом – самой длинной частью ее тела. Очевидно, она и была переходным звеном между динозаврами и современными птицами.

Пока мы смотрели на зверя, хвост раскачивался вперед и назад, выкашивая огромные участки дикой кукурузы. Я принюхалась и поняла, где слышала этот сладковатый запах раньше. Меня вдруг охватили совершенно неуместные в этот момент чувства – воспоминания о кукурузных полях на ферме, где я росла, пока моя мать пыталась выйти из дела.

– Полагаю, – с сожалением отозвался Белый Ворон, взбираясь в седло, – мне придется его убить.

– Зачем его убивать? – спросила я. – Он же не причинил нам зла.

– Он здесь чужак, – ответил Белый Ворон. – Но это проблема тех, кто тут охотится. Он двинулся на север из-за потепления. Он должен умереть не из-за этого.

А потом Белый Ворон добавил:

– Много лет назад он сожрал моего отца.

Эта ужасная новость повергла меня в шок. Когда я впервые увидела этого юношу, он назвал Улрика отцом!

Я не могла ни сказать что-нибудь, ни сделать. Среагировала абсолютно субъективно, при всем сходстве Улрика и Белого Ворона стало ясно, что между ними не могло быть никакой связи.