Именно так мне удалось вернуться в Танелорн. Это был единственный способ снять наложенные на меня чары.

Времени осталось очень мало. И хотя вернулись мы довольно быстро, владычица Миггея и ее рыцари могли уже покинуть этот мир и отправиться в Му-Урию, чтобы с помощью Буреносца захватить ее.

Брут дал нам лучших лошадей. Мы с Мунгламом выехали из Танелорна на суровую пепельную равнину, где стражи из песчаника постоянно напоминали, что мы смертны. По совету Уны и по собственному побуждению я решился совершить невозможное, и мы отправились охотиться.

Охотиться на богиню.

Жуткий холод охватил этот мир. Ничего живого не осталось. Когда ветер ворошил пепел или сметал его со скал, казалось, что идет снег, в пейзаже наблюдалось полное отсутствие жизни.

Но Миггея устроила здесь не простую пустыню. Это все, что осталось от мира, уничтоженного Законом. Пустошь. Ни ястребов в бледно-голубом небе. Ни животных. Ни насекомых. Ни рептилий. Ни воды. Ни мха. Ни каких-нибудь растений. Лишь высокие пики кристаллизованного пепла и странные фигуры, созданные ветром из осыпающегося песчаника, похожие скорее на могильные камни.

Ледяная рука Закона коснулась всего. Ему удалось добиться полнейшего опустошения. Аккуратность смерти. Человечество рано или поздно получит тот же результат, если будет пытаться все контролировать.

Мунглам потребовал, чтобы я взял его с собой, и я не отказал. Мне требовалась компания, что для меня довольно необычно. Дружбу Мунглама я ценил весьма высоко. Он чувствовал, когда я впадал в дурное настроение или начинал жалеть самого себя, и тогда изрекал что-нибудь язвительное, дабы напомнить мне о моей глупости. Кроме того, он отлично владел мечом, дрался и с колдунами, и с воинами – в любом бою хорошо иметь на своей стороне такого стойкого бойца.

Пока мы ехали, я попытался объяснить моему товарищу, который сейчас чувствовал ко мне некоторое отвращение, что теперь во мне два человека, две совершенно разные личности одной крови, запертые в одном почти идентичном теле. Что именно так мне удалось разрушить чары владычицы Миггеи – войдя в мир сновидений и обнаружив альтернативную версию самого себя.

От всего этого моему другу было не по себе.

– Два человека воюют в вас? – вздрогнул он. – Если бы вы соединились физически, скажем, головами, это одно. Но вы соединились разумом! Это же постоянный конфликт…

– Мы не конфликтуем, – объяснил я. – Мы едины. Скажем, драматург придумал героя, и этот герой живет в нем без всяких проблем. Вот так же с фон Беком и со мной. В мирах, которые больше знакомы ему, доминирует он, но здесь командую я, поскольку лучше понимаю этот мир. Нас объединяют и воспоминания, от рождения до нынешнего момента. И поверь мне, друг мой, сам с собой я конфликтую намного больше, чем с фон Беком!

– Вот уж в это поверить несложно, милорд, – отозвался Мунглам, рассматривая подслеповатыми глазами каменный лес.

Без воды мы далеко уехать не могли. С собой мы взяли большие фляги, и их хватило бы нам на несколько дней, но мы не знали, ушли ли наши враги или все еще здесь. Теперь, когда владычица Миггея заполучила меч, она, вне всяких сомнений, собиралась использовать его в дальнейших завоеваниях. Мы могли лишь пойти по еле заметным следам ее армии, которые, как мы надеялись, приведут нас туда, куда она направилась с моим мечом.

Небо напоминало голубоватую выцветшую яичную скорлупу. Мы двигались вперед без всяких ориентиров, пытаясь запомнить форму скал, мимо которых проезжали, чтобы узнать их на обратном пути.

Меньше чем через день мы начали спуск в широкую неглубокую долину, что простиралась на несколько миль вокруг. На полпути вниз, когда мы обходили скопление массивных выветренных валунов, вдали показалось необычное строение – дело рук явно разумных существ, но от него за версту несло безумием и жестокостью.

Сухой ветер шелестел в стенах дворца, выложенного из костей. На некоторых из них еще оставались клочья плоти. Конские кости. Человечьи. Судя по всему, это были останки рыцарей Закона, что недавно угрожали нам. Тех, что с грохотом и шумом промчались по пустыне, преследуя белого зайчишку. Их серебристые доспехи были разбросаны повсюду – тысячи нагрудников, шлемов, наголенников и рукавиц. Копья и мечи наполовину засыпало пеплом. Миггея ждала жертвы от своих верных последователей – и дождалась.

Но против кого она строила эту крепость?

Да и крепость ли это? Или, может, тюрьма?

Когда мы подъехали ближе, ветер начал дуть сильнее, проходя сквозь кости, сложенные в стены, и мир вдруг наполнился отчаянным горестным воем. Мы придержали коней и двигались очень осторожно, выглядывая волков на окружающих холмах. Но никого не заметили.

Мы подъехали к костяной крепости совсем близко. Купола, сторожевые башни, опоры – все было сложено из мертвых тел людей и лошадей, клочья плоти, кожи и ткани развевались, словно знамена, на жестоком ветру. Жуткий вой продолжался. В нем изливалась скорбь всех миров мультивселенной. Вся безысходность. Все отчаяние. Все уязвленные амбиции.

Кости были уложены плотно, и мы не могли заглянуть внутрь. Но заметили, что внутри крепости что-то шевелится. Одинокая фигура. А может, нам просто показалось.

– Воют внутри, милорд. – Мунглам склонил голову набок. – В глубине этого костяного дома. Прислушайтесь.

Он мог гораздо лучше определять источник звука, хотя мой слух и был острее. Так что не было причин не верить ему.

То, что завывало внутри, либо защищало костяную крепость, либо угодило в ловушку.

Неужели Миггея все еще здесь и в теле волчицы? Это объяснило бы и вой, и разочарование. Но что могло нарушить ее планы?

Мы вновь заметили движение внутри, словно кто-то метался по крепости взад и вперед. Подъехали еще ближе, и огромная конструкция теперь нависала над нами. Запах мы тоже учуяли. Сладковатый, приторный, ужасный – так смердела гниющая плоть.

Подъехав к главному входу, мы замешкались. Никто не торопился встретиться с тем, что находилось внутри.

Как только мы решились и спешились, из-за костяной опоры вышел человек. Цветастые тряпки болтались на нем. В обеих руках он держал по клинку. Широкие мечи с лезвиями в форме листа. Один – цвета старой слоновой кости, с черными рунами по всему лезвию. Другой – Буреносец: пульсирующая черная сталь и алые руны.

Их нес князь Гейнор из Миренбурга. Поверх рваной эсэсовской формы он надел зеркальный нагрудник.

Гейнор радостно хохотал.

Пока я не выхватил свой Равенбранд.

Он выдохнул, зашипев сквозь зубы. Огляделся, словно искал союзников или врагов, затем вновь посмотрел на меня. Выдавил из себя ухмылку.

– А я и не знал, что существует третий меч, – сказал он. По взгляду его я понял: он снова что-то прикидывает.

– Третьего меча нет, – ответил я. – Да и второго тоже. А ты лицемерный тип, кузен. Существует лишь один меч. И ты его украл. У своей хозяйки, ведь так?

Он взглянул на свои руки.

– У меня вроде два клинка, кузен.

– Один, как ты сам знаешь, «фарун» – фальшивка, ее выковали, чтобы притянуть и впитать в себя свойства оригинала. Он крадет души не только людей, но и мечей. Что-то вроде зеркала – впитывает суть тех вещей, что в нем отражаются. Не сомневаюсь, что для тебя его создала Миггея. Только аристократ из Высших Миров мог выковать такую вещь. Как же глупо, что я не предвидел столь сложного чародейства. Так вот как вы двое обманули Элрика. Отобрали мои силы, затем силы меча, а после и сам меч. Я нарекаю второй меч «Обманкой» и требую, чтобы ты вернул украденное. Ты победил меня обманом, кузен, словами и иллюзиями.

– Ты всегда отличался горячностью, кузен. Я рассчитывал на то, что ты не сможешь отказаться от вызова.

– Больше такой глупости не совершу, – пообещал я.

– Мы еще поглядим, кузен, поглядим. – Он рассматривал Равенбранд, затем перевел взгляд на Буреносец, словно прикидывая, что случится, если два клинка встретятся в бою. – Так ты говоришь, что существует лишь один меч, и все же…