— Все так запуталось, Медвежонок, — пробормотала я. — Это мерзкое видео, пожар, зубцы, Общество, Церковь, мое прошлое, наше будущее и… Теперь еще эта клятая течка. Я так устала от всего. У меня совсем не осталось сил. Я просто… просто больше не могу. Я просто хочу, чтобы все закончилось и меня наконец оставили в покое.
— Ничего, ничего, сестренка, я о тебе позабочусь, — поспешил успокоить меня он. — Мой дом это твой дом, ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Я распоряжусь, чтобы в эту половину не заходил никто, кроме омег.
— Не говори Йону, ладно? — уцепилась за него я. — Про течку. Я не хочу, чтобы он знал.
— А разве он уже не знает? — немного удивился Дани. — Ну… через вашу связь, я имею в виду.
— Я… так не думаю, — чуть подумав, отозвалась я. — Мне кажется, он совершенно закрылся от меня. Я его почти не чувствую, и это, наверное, тяжелее всего. Нам с ним… нужно будет о многом поговорить и все обсудить, но пока я в таком состоянии, разговора все равно не получится. Пусть лучше думает, что я сбежала из-за того, что мне стало слишком стыдно из-за того видео. Не хочу все… еще больше усложнять.
— Я не уверен, что это хорошая идея, но ладно, я сделаю так, как ты просишь, — согласился омега. — Не волнуйся, сестренка, здесь тебе точно ничего не угрожает.
— Спасибо, Дани, — всхлипнула я, на мгновение прижавшись губами к его лбу. — Большое тебе спасибо за все.
Действие лекарств, судя по всему, уже пошло на спад. В этом была главная проблема препаратов, принимаемых уже после начала течки, а не заблаговременно до него. Они работали совсем недолго — в лучшем случае несколько часов, — но при этом были достаточно вредны для организма и принимать их несколько раз в сутки было чревато очень неприятными последствиями. И к тому же они все равно были ненадежны — даже закинувшись двойной дозой, я бы не рискнула выйти на улицу. Или тем более остаться наедине с альфой.
— Я принесу тебе книжек и свой ноутбук — на нем можно посмотреть что-нибудь со стримингового сервиса, — проговорил Медвежонок. — Внизу тут есть кухня для прислуги, мы временно оставим ее полностью в твоем распоряжении, как и ванную. Если тебе будет нужна компания или что-нибудь особенное, просто набери меня, я приду сам или пришлю кого-нибудь из прислуги, если буду занят, хорошо?
— Хорошо, — кивнула я, шмыгнув носом и ощущая, как медленно, по стежку, вспарывается мое самообладание. И хотя соблазн пореветь в плечо лучшему другу был необычайно велик, я слишком хорошо понимала, к чему может привести такой эмоциональный взрыв, и мне вовсе не хотелось позже стыдиться своего поведения. Поэтому я не стала удерживать Дани, когда он поднялся с постели. Лишь когда он ушел, а я закрылась в спальне изнутри, то позволила себе всласть прорыдаться, уткнувшись в подушку горящим лицом.
Все произошедшее накануне сейчас вспоминалось урывками и казалось чем-то настолько далеким, словно случилось пару недель назад. Меркурио, Гвин, Франко — моя собственная убежденность в том, что я смогу сдержать неумолимо расползающуюся трещину. Сейчас казалось очевидным, что затея была провальной, но тогда…
Я застонала, перекатившись на спину и прижав ладони к еще влажному от слез лицу. Если бы я не вызвалась пойти за отставшими, если бы не лелеяла этих глупых надежд достучаться до Гвин, если бы не стала обманывать Йона об истинном положении вещей, то, возможно, эту флэшку мы бы посмотрели вместе, и я бы сразу смогла все объяснить. Я бы сказала ему, что это произошло давно и что это был своего рода несчастный случай. Досадная невнимательность, приведшая к весьма пикантным последствиям, смириться с которыми я не могла много лет. Но что все это не имеет никакого отношения ни к нему, ни тем более к зубцам. Я бы сказала это все до того, как ревность затмила ему разум и он решил, что лучший способ снять стресс это сжечь заживо сорок человек.
Внизу живота ощутимо кольнуло, и меня скрутило прокатившимся по всему телу спазмом. Инстинктивно сунув ладонь между ног, я ощутила, что пижамные шорты, в которых я спала (откуда они вообще взялись? Я совсем не помню, как переодевалась), уже промокли насквозь. Чтобы хоть как-то успокоить сводящий с ума зуб, я оттянула резинку шортов, нырнув рукой под нее. По опыту знала, что в таком состоянии самостоятельно разрядиться не получится — точнее что это поможет лишь совсем ненадолго, даже на меньшее время, что помогали лекарства. И тем не менее не могла остановиться или сдержать себя — как не можешь перестать чесать назойливый комариный укус, хотя уже почти расцарапал его до крови.
Омега в неконтролируемом состоянии течки была самым беспомощным существом на свете. Наше тело физически переставало нам подчиняться и готово было признать главенство любого, кто захотел бы заявить на него свои претензии. Об этой проблеме все знали, но, поскольку она считалась исключительно деликатной и чуть ли не неприличной, хоть какое-то общественное ее обсуждение громче неодобрительных шепотков на кухне началось совсем недавно. Так, года четыре назад в правительстве продвигали идею о так называемых домах успокоения — местах, куда омеги, которые по тем или иным причинам не принимали подавляющие препараты, могли бы приходить во время течки и пережидать ее в полностью безопасной и контролируемой среде без риска того, что их состоянием воспользуются недобросовестные альфы. Тогда на всю страну гремела история о маньяке, который отлавливал омег во время течки и, заперев у себя дома, насиловал несколько дней кряду. Хотя «насиловал» это довольно громкое слово. Они бы при всем желании не смогли ему отказать, и именно поэтому ему так долго все сходило с рук — кто в здравом уме пойдет писать заявление на того, кто ни к чему тебя не принуждал? Просто воспользовался тем, что отказать ты не сможешь при всем желании.
Дома успокоения казались неплохим вариантом и даже просуществовали несколько месяцев, пока одно из новостных изданий не опубликовало разгромный материал о том, как владельцы этих заведений торговали возможностью «успокоить» омегу. В том числе ходили слухи о том, что несчастным жертвам завязывали глаза, чтобы они впоследствии не смогли бы никого опознать, и чуть ли не снимали все происходящее на камеру для последующей продажи. Легко представить, какой разразился тогда скандал.
Считалось, что альфы физически не могут пройти мимо омеги в состоянии течки — притом неважно, свободны ли они сами или у них кто-то есть. Поэтому, если происходили эксцессы навроде того, что был со мной семь лет назад, всю ответственность всегда сваливали на омегу. Она хотела, и она заставила, а бедного альфу к ней магнитом припечатало, он и сам не заметил, как член из штанов выпрыгнул. И общество это всегда с удовольствием принимало. Виновата всегда была одна из нас и никогда — один из них. Но я в это не верила. Да, по меньшей мере, половина нашего естества принадлежала Великому Зверю и воплощала в себе его порывы и инстинкты. Но другая была человеческой — той самой, где жили совесть, самоконтроль, ответственность за свои поступки и порядочность. Муж, бьющий жену, тоже всегда оправдывается тем, что она «сама виновата и довела». Всегда легче покориться инстинктивному желанию — особенно такому яркому и сильному, — чем противостоять ему. А потом успокаивать себя мыслью о том, что у тебя ведь и выбора-то не было, да и кто бы на твоем месте поступил иначе.
Вытащив чуть подрагивающую руку из собственных шортов и ощущая, как внутри раскатываются затихающие волны минутного облегчения, я откинулась головой на подушки, тяжело дыша и хватая губами воздух. Мне было физически сложно не думать о Йоне и не касаться метки на своей руке. Ее притяжение сделалось почти невыносимым, ведь я была уверена, что при должном старании он просто не сможет не отреагировать, как бы зол на меня или занят сейчас ни был. Это ведь был тот же самый инстинкт — безусловный, древний и могучий. И одна часть меня очень хотела дать ему волю. Но другая приходила в ужас от самой этой идеи. В любой другой момент это могло бы стать интересной прелюдией и будоражащей воображение игрой для двоих, но только не сейчас. Не после всего, что произошло прошлой ночью.
