— Хорошо, — почти беззвучно выдохнула я, смаргивая непрошенные слезы. — Йон, поцелуй меня, пожалуйста.

— С удовольствием, — отозвался он, и я заметила, как неуловимо изменились его глаза, как будто бы став глубже и темнее. Он осторожно и все так же мягко, словно боясь, что я разобьюсь в его руках, взял мое лицо в ладони и наклонился, накрыв мои губы своими. А я внезапно и очень отчетливо осознала, что у меня во всем мире нет никого, кроме него — никого, кому бы я так доверяла и кто так глубоко и ясно видел все сложности, спутанности и несовершенства моего характера. А еще Йон точно лучше всех знал, как нужно меня успокаивать, и у него, бесспорно, получалось это так, как ни у кого другого.

Реакции моего тела на него все еще не переставали меня поражать — мы были вместе уже много месяцев и успели много чего перепробовать в постели, но каждый раз все равно ощущался как первый. Я просто захлебывалась от восторга, ощущая, что этот восхитительный мужчина любит и хочет меня — осознание этого ударяло мне в голову пьянящей искристой волной. Словно бы где-то глубоко внутри меня все еще жила та растерянная, всеми отвергаемая девочка, которая тщетно пытается понять, что же с ней не так, раз все ее снова и снова бросают. И которая никак не может насытиться этой безусловной, жаркой и яростной любовью, которая впервые в жизни заставляет ее чувствовать себя живой. Потому я не могла сдерживать ни собственного запаха, ни сдавленных тихих стонов, что срывались с моих губ, ни настойчивого желания ощутить его еще ближе и еще теснее.

— Хана, — судорожно выдохнул Йон, раздувая ноздри и буквально пожирая меня глазами. — Как ты… Зверь тебя дери, умудряешься… в один момент быть такой беззащитной и кроткой, а потом…

— Ты сам виноват, — выдохнула я, цепляясь за его плечи внезапно ослабевшими пальцами. — Ты это делаешь со мной.

— Какой я молодец, — пробормотал он, гладя мое тело и словно бы с усилием гоня от себя какие-то неприятные воспоминания. — Поверить не могу, что чуть не потерял тебя.

— Ты никогда меня не потеряешь, — возразила я, теперь уже сама ловя его лицо ладонями и притягивая к себе. — Я уже решила, что больше не буду бояться и… Йон!

Я едва успела вскрикнуть, как он одним ловким движением поднялся на ноги, вынуждая меня обвить ногами его талию, чтобы не упасть на пол. Поддерживая меня под бедра, альфа перенес меня на кровать, уронив на мягкий пружинящий матрас и тут же нависнув сверху. Мы раздели меня в четыре руки, и на этот раз я не собиралась его отпускать так просто, подаваясь ему навстречу всем телом и нетерпеливо скользя руками по его рубашке. От возбуждения я начала меняться и когда, не найдя в себе желания воевать с маленькими пуговицами, дернула ткань во все стороны, сила, проснувшаяся во мне вместе со Зверем, с треском разорвала ее надвое.

— О, маленькая, если ты будешь так себя вести, папочке совсем сорвет крышу, — хрипло произнес Йон, и я наполовину возмущенно, наполовину жалобно замычала, облизываясь и покусывая губы от нетерпения. — Неужели ты не разрешишь хотя бы совсем немного себя посмаковать?

— Не в этот раз. — Кажется, я действительно стала сильнее него, потому что мне не составило никакого труда толчком опрокинуть его на спину и оказаться сверху. Глядя, как у меня дрожат пальцы, воюющие с молнией на его брюках, альфа не торопился мне помогать, совершенно точно наслаждаясь открывающимся ему видом. В последнем свете угасающего дня мои волосы сверкали огненной медью, я ощущала, как жар желания наполняет мои вены, и я вся была словно охвачена пламенем — и внутри, и снаружи. Такой я бывала только с ним, и только он мог заставить меня так бессовестно и самозабвенно любоваться самой собой, переполняясь тем восхищением и обожанием, которые исходили от него самого.

Я насадилась на него легко, одним движением, словно надев подтаявший брусок масла на раскаленный нож. От восхитительного и столь долгожданного чувства наполненности внутри я приглушенно вскрикнула и почти неосознанно начала двигаться на нем сама, используя колени в качестве опоры.

— Зверь тебя дери, маленькая… — простонал альфа, стискивая до боли мои бедра и словно бы тщетно пытаясь меня замедлить. — Куда ты так торопишься…

— Йон… — почти потеряв ориентацию в пространстве, я могла лишь повторять его имя, окутывая его собой и сжимаясь вокруг него с такой страстью, какой еще пару минут назад совсем не могла от себя ожидать.

Альфа смачно выматерился, кажется, признав за собой неспособность держать происходящее под контролем, и снова уложил меня на спину, заняв более привычную позу, чтобы иметь возможность самому задавать темп. Я запустила пальцы ему в волосы, сжимая их у корней, дергая к себе, целуя его с таким рвением, что это было больше похоже на укус. Я могла думать лишь о том, что люблю только его, что хочу только его и что только так все в моей жизни правильно и на своих местах. Он с трудом отстранился, и я вдруг ощутила его пальцы у себя на шее. Йон слегка сдавил ее, не перекрыв доступ кислорода, но весьма недвусмысленно дав понять, кто здесь главный.

— Ты моя, ясно? — выдохнул он, пожирая меня совершенно черным взглядом и резкими грубыми толчками двигаясь во мне, заполняя собой до упора. — Ты принадлежишь мне, Хана, и я тебя никуда не отпущу. Я больше не позволю тебе уйти, хочешь ты этого или нет. Я скорее сожру тебя, ты поняла?

— Да, — выдохнула я едва слышно, обнимая его ногами и вжимая в себя.

— Повтори это.

— Я твоя…

— Скажи еще раз, омега.

— Я твоя, Йон, я принадлежу тебе, и я хочу… хочу, чтобы ты был внутри меня каждый день. Великий Зверь, как это… хорошо…

Меня накрыло оргазмом так резко, что я едва не потеряла сознание, и он очень скоро последовал за мной, продолжая что-то бормотать о том, что я — его и что так будет всегда, а потом, тяжело дыша, упал сверху, вжимая меня в постель и явно не особо собираясь сдвигаться с места.

В тот самый момент я поняла, что наше прошлое в самом деле больше не имеет значения. Что бы ни произошло в ту ночь, когда я сбежала из Дома Ории и едва не оказалась добычей Джерома Стоуна, это осталось далеко позади. После того утра мы так толком и не обсуждали произошедшее, но, кажется, оно все еще жило в нас обоих — как застрявшие в сердце мальчика осколки заколдованного зеркала, из-за которых он больше не мог быть прежним и предпочел жить среди льдов и снегов, а не рядом с той, что любила его. Но теперь этих осколков больше не было — они вышли, растворились, растаяли в переполняющем нас жаре.

И все снова было хорошо.

Когда мы только вернулись домой, я собиралась первым делом связаться с Медвежонком и, может быть, не напрямую, но задать некоторые вопросы относительно прошлого Церкви, но после того как Йон рассказал мне о планирующемся собрании клановых боссов, мне стало сложно сосредоточиться на чем-то еще. Время до назначенной даты пролетело даже слишком быстро — я буквально не успевала осознать и как-то удержать в голове каждый новый день, как он уже сменялся следующим. Не знаю, волновалась бы я меньше, если бы не обещала своему альфе сопровождать его, но в этом случае мне, по крайней мере, совершенно точно не пришлось бы переживать из-за того, как я буду выглядеть в глазах криминальной элиты, а как следствие — из-за того, что мне на эту встречу стоит надеть.

— Значит, у меня всего два варианта? — мрачно подвела итог я. — Либо нарядиться как дорогая эскортница, либо как суровая бизнес-леди. Осталось решить, в каком из этих двух образов я буду выглядеть менее комично.

— Ты хотела сказать «более потрясающе»? — деловито уточнила Поппи, которая вместе с Орией и не очень охотно, но в последний момент все же присоединившейся Норой помогала мне выбирать костюм на предстоящую встречу.

— Это все не мое, — помотала головой я, ощущая неодолимый порыв залезть с головой под одеяло и просидеть там ближайшую пару дней, пока все не закончится. — Вот некоторые женщины умеют носить что угодно, подстраиваются под любой образ и выглядят в нем гармонично. А у меня ощущение, что мне можно даже не пытаться вылезать из своих толстовок и кед, чтобы не смешить народ.