— Хватит. — Я поднялась со своего места, и мне кажется, даже Йон не ожидал, что в моем голосе вдруг появится столько силы и нетерпимости. — Прекратите вести себя как маленькие дети, пытающиеся выяснить, чей отец круче наваляет другому.
— Хана, тебе не стоит… — начал было отец Горацио, но я не дала ему закончить, метнув на него горящий взгляд:
— Я сама решу, что мне стоит делать, а чего нет. И на вашем месте, я бы тоже больше следила за собой, чем за другими.
Он не покраснел, но по изменившемуся выражению его лица было видно, что он понял, о чем я говорила.
— Я напомню вам, для чего мы все здесь собрались сегодня, — продолжила я, переводя взгляд с одного лица на другое и ощущая, как меня переполняют невиданные доселе вдохновение и решимость. — Общество Оймаха провело под землей несколько десятилетий, потому что его основатели были убеждены, что являются хранителем некой опасной тайны. Из-за этого уже несколько поколений выросло в отрыве от большого мира и солнца, а прямо сейчас глава Общества спит и видит, чтобы развязать с Церковью настоящую войну. И если мы ничего не сделаем, погибнут ни в чем не повинные бестии с обеих сторон.
— Войну? — искренне удивился Медвежонок, подняв брови. — Ты не говорила про…
— Мы пытались покончить с этим, — негромко произнес Меркурио, уткнувшись взглядом в свой полупустой бокал. — С тем, о чем сказала Хана — с заключением под землей и оторванностью от мира. Мой отец был главным инициатором и лоббистом этой идеи, и Алонсо, который тогда нас возглавлял, его поддержал. Они на свой страх и риск связались с Церковью, найдя контакты через… новых членов, которые пришли снаружи, ведомые своими вторыми половинками. Тогда нас тоже уверяли, что мы можем доверять Церкви и что они готовы пойти нам навстречу, а в итоге…
— Ты никогда так толком и не рассказывал, что тогда произошло, — чуть нахмурилась я, внимательно глядя на него.
— Потому что я и сам почти ничего не знал, — повел плечом он. — А вот вчера выяснил некоторые подробности. Под предлогом переговоров о мире моих родителей, Алонсо и еще некоторых других заманили в ловушку и перебили. Гвин говорила, что перед смертью их пытали несколько часов, чтобы вызнать наше местоположение, но они, конечно, ничего не сказали.
— Великий Зверь… — выдохнула я, непроизвольно сжав кулаки и невероятно отчетливо представив себе, что должна была испытывать омега, чьего альфу, соединенного с ней ментальной и эмоциональной связью, истязают где-то за много километров от нее. Мне стало сложно дышать, и я вдруг почувствовала руки Йона, обнимающие меня за плечи.
— Мне жаль, — тихо, но отчетливо произнес Медвежонок, очень серьезно глядя на Меркурио. — Такие, как мой отец и подобные ему, способны на ужасные вещи ради того, чтобы сохранить свою власть и свой статус.
— Я бы не удивился, если бы это твой папаша лично одобрил ту операцию, будучи кардиналом Восточного города, — пожал плечами подпольщик, а после одним глотком осушил бокал и знаком попросил налить себе еще.
— Тогда почему ты здесь? — спросила я, неотрывно наблюдая за ним. — Твои родители погибли, согласившись на встречу с представителями Церкви, так почему ты сегодня…
— Мой отец пошел на ту встречу, потому что верил в то, что судьбу Общества можно изменить, что мы не обречены всю жизнь прятаться под землей, как крысы, — помолчав, ответил Меркурио. — Я тоже так считаю. Я верю, что мы сможем что-то сделать, а если струсим, то все погрязнем в ярости и ненависти, которые кипят в душе Гвин. Я пришел, потому что доверяю тебе, Хана Росс. Потому что ты одна из нас и должна понимать… что это значит.
— Я понимаю, — согласилась я, склонив голову. — И это то, о чем я хотела с тобой поговорить. Как мне кажется, единственный шанс спасти твоих друзей это распустить Общество. И это нужно сделать еще до того, как результаты экспертизы, какими бы они ни были, будут объявлены.
После моих слов на несколько секунд воцарилась тишина, во время которой все собравшиеся за столом не отводили от меня глаз, как будто ожидая некого продолжения.
— О чем ты говоришь? — сдвинул брови подпольщик.
— Ты сам говорил, что многие годы Общество было хранителем тайны нашего рода и что ради сохранения и передачи этой тайны из поколения в поколение вы рисковали собой, скрывались от Церкви и терпели все те неудобства и несчастья, что выпали на вашу долю. Если правда выйдет наружу, в этом исчезнет необходимость, разве нет?
— Возможно, — медленно и как будто пытаясь на ходу осознать услышанное, произнес он. — Но дело ведь не только в одном конкретном факте того, что бестии появились на земле позже людей. У нас есть архивы, записи, множество уникальной информации, в том числе касательно преступлений Церкви в течение последних столетий.
— Информация может храниться в интернете, где ей самое место, потому что вот оттуда ее будет удалить куда сложнее, чем из какого-то там запертого архива, — возразила я. — Но даже не это главное. Главное, что если Общество перестанет существовать как самостоятельная единица с главой, штабом, единым планом и стратегией, то Церкви не на кого станет нападать, когда она, пылая яростью из-за того, что собирается сделать Дани, будет искать того, на ком можно будет эту ярость выместить.
— А если все будет не так? — не сдавался Меркурио. — Если экспертиза не покажет тот результат, который… — Он не договорил, словно в этот момент уже сам понял бессмысленность такого вопроса, но тем не менее я все равно на него ответила:
— Если окажется, что Церковь все это время была права, то какой вообще смысл вам и вашим детям сидеть под землей, храня в сейфе кем-то придуманную сказку? Если… дело действительно в этом, а не в том… о чем говорил Горацио. — Последнее я проговорила осторожно, не желая лишний раз его провоцировать.
Альфа с досадой отмахнулся, однако раздражение на его лице быстро уступило место задумчивости.
— Наверное… Наверное, мы могли бы сделать что-то подобное, — подумав, сказал он. — Но не уверен, что старожилы согласятся. Молодняк-то разбежится, только волю дай, а вот ребята из совета почти наверняка встанут в позу. А уж как отреагирует на такое предложение Гвин…
— Вам не стоило ставить ее во главе, — заметила я, покачав головой. — Разве не было с самого начала понятно, что ею движет и чего она хочет на самом деле?
Уже договаривая, я поняла, что не стоило задавать этот вопрос. Взгляд Меркурио стал тяжелее, а мне отчего-то сделалось неловко. Конечно, они не знали, и, конечно, им не было это понятно. Такие вещи кажутся очевидными уже только постфактум.
— После того, что произошло, все растерялись, — глухо проговорил он, снова глядя в стол. — Меня там тогда не было, я уже говорил, но ребята рассказывали, что среди народа поднялась форменная паника. Они думали, что Церковь со дня на день придет за ними, и только Гвин знала, что этого не случится.
— Потому что она была с ним, — догадалась я. — Она была с Алонсо до самого конца и знала, что они никого не выдали.
— Так и есть, — подтвердил альфа, помолчав. — К ней прислушались, а она, кажется, сумела переключиться со своей боли потери на защиту Общества. Народ постепенно успокоился, и все снова стало как раньше. За Гвин присматривал совет, а потом и я, когда вернулся. Она была… хорошим лидером. Она все еще хороший лидер, но я боюсь, что на самом деле мы могли уже упустить момент, когда все пошло наперекосяк. В последние месяцы она все чаще говорит о необходимости открыто выступить против Церкви, и несмотря на то, что среди нас находятся те, кто готов ее в этом поддержать, мне кажется, в них скорее говорит желание что-то изменить в своей жизни, а открытое столкновение кажется единственным способом это сделать. Все эти годы мы держались друг за друга, потому что больше никому в мире не могли доверять, но… — Меркурио задумался, хмуря брови. — Но, может быть, ты и права, Хана. Нужно дать им выбор. Гвин всегда говорила о том, что мы должны дать выбор другим бестиям, открыв им правду о нашем происхождении, но выбора нам самим не давала никогда.
