— Мы в Центральном музее! — воскликнула я. — Ваш подземный ход ведет прямиком в Центральный музей!
— И я бы был тебе искренне благодарен, если бы прямо сейчас снизила громкость на полтона, — пробормотал Меркурио, кажется, не совсем поняв причину моего внезапного восторга. — У нас здесь прикормленные вахтеры и есть кое-какие связи в руководстве, но совершенно необязательно объявлять о нашем присутствии на все здание. Нам сюда.
— Я знаю! — гордо подтвердила я, когда он указал на поворот, ведущий к служебному выходу. — Моя подруга здесь работала. Поверить не могу, что все это время вы тут… Как же… Почему мы ни разу вас не видели?
— Во-первых, потому, что курьеры не идиоты и не пользуются этим ходом в рабочие часы. А, во-вторых, вполне возможно, что кого-то ты и видела, но, я тебя сейчас удивлю, мы не ходим с табличкой «Я из Общества Оймаха» на груди. — Мекурио выразительно двинул бровями, а после открыл последнюю дверь, и мы с Йоном наконец-то оказались на улице.
Да, я прекрасно помнила это крыльцо — Джен вечно останавливалась тут покурить, прежде чем ехать домой. Меня это порой раздражало, особенно если я сама была после работы и мне не терпелось поскорее вернуться в нашу уютную квартиру. С другой стороны, это была своего рода плата за возможность доехать домой с комфортом на ее машине, а не трястись в автобусе. И все же… все же от того, как два этих, казалось бы, совершенно разных и отстоящих друг от друга на миллионы световых лет мира вдруг пересеклись в такой заурядной мелочи, мне стало не по себе. Я уже некоторое время назад перестала задаваться вопросом о том, существует ли в нашей жизни судьба или же все роковые совпадения в ней случайны, потому что по сути это ничего не меняло и ничего не упрощало ни в том, ни в другом случае, однако сейчас снова задумалась о пересечениях и звенящих линиях, натянутых между совершенно разными людьми и бестиями.
От всех этих эмоций и мыслей я даже не сразу осознала, что над моей головой больше нет ни толстого слоя земли, ни потолков — только теплое и чуточку перезрелое летнее небо, от которого веяло стеклянным синим жаром. После прохладных подземелий меня сразу бросило в пот, и я почувствовала необыкновенно сильное желание поскорее забраться в душ и смыть с себя последние сутки.
— Поедем на метро или… — Меркурио бросил на нас вопросительный взгляд.
— Я припарковался тут недалеко, — отозвался Йон. — Страшно подумать, сколько там на счетчике набежало.
— Да, в центре втридорога за парковку дерут, — со вздохом подтвердил наш провожатый. — Поэтому я предпочитаю брать электросамокат в аренду, когда выбираюсь. Или что-то в таком духе.
— Расскажи про Иерарха! — потребовала я, наконец собрав мысли в кучу и, чтобы Меркурио опять не удрал от разговора, цепко схватила его за локоть. — Вы совсем недавно утверждали, что Церковь ваши кровные враги и все такое, а теперь…
— Иерарх Далла, ты сказал? — меж тем задумчиво уточнил Йон. — Это же тот, который добровольно отрекся от своего сана, верно?
— Как раз потому и отрекся, — с важным видом кивнул наш провожатый. — Когда он пришел к власти, у Общества с Церковью был период открытого противостояния. Доходило даже до вооруженных стычек. Они пытались нас выкурить и уничтожить, чтобы стереть всякое воспоминание, противоречащее их основной концепции. Далла, еще в бытность свою кардиналом, был одним из тех, кто поставил целью своей жизни разобраться с Обществом Оймаха, и в конце концов ему удалось сделать то, что не удавалось до него другим церковникам много столетий — он сумел разыскать старый штаб. Они напали внезапно, наши оборонялись изо всех сил, но все могло кончиться очень скверно, если бы не одна… судьбоносная случайность.
Обернувшись на последние слова Меркурио, я заметила выражение глубокой задумчивости на его лице — как будто он, как и я, уже не раз задавался вопросом о том, насколько предопределенными являются в нашей жизни те или иные события.
— На одну из молодых омег, которую он взял в плен наравне с остальными, его запах действовал не так, как на прочих. Других он буквально валил наземь, а она не опускала головы и, как говорят, смотрела на него так, как никогда не смотрел.
— Она была его близнецовым пламенем? — догадалась я. — Его второй половинкой, да?
— Да, — подтвердил парень, поймав мой взгляд и коротко улыбнувшись. — История получилась немного предсказуемой, как я погляжу.
— Может быть, поэтому он так… хотел найти их, — задумчиво проговорила я. — Просто не понимал, что его ведет не ненависть, а… совсем иное чувство.
— Кто знает, — пожал плечами Меркурио. Перейдя дорогу, мы направились в сторону Площади Фонтанов. В этом квартале, как всегда, было полно туристов, фотографировавшихся около старых зданий и толпящихся около маленьких будочек компаний, продающих экскурсии. Уставшие, разморенные мороженщицы, сидящие под навесами и пляжными зонтами, обмахивались газетами и веерами, в небольших и безумно дорогих кофейнях проходили деловые встречи и бизнес-ланчи, прохожие с беспроводными наушниками в ушах общались как будто бы с невидимыми собеседниками, школьники и студенты гуляли после занятий, погруженные в свои такие важные первые в жизни проблемы, гудели машины, и ярко-красный экскурсионный автобус, которые появились у нас совсем недавно, копируя западную моду, неуклюже пытался припарковаться около недавно поставленного нового гранитного бордюра. На нас никто не обращал внимания — Карл был прав, этот город не замечал даже того, что творилось прямо у него под носом.
— После их встречи все изменилось, — продолжил рассказ Меркурио, когда мы свернули с центральной улицы и через узкий мощеный проулок, уютный и аккуратный, совсем не похожий на заплеванные и заставленные мусорными баками тупички южных районов, направились к тому месту, где Йон вчера вечером оставил машину. — Далла и тогдашний глава Общества вступили в тайные переговоры за спиной официальной Церкви. Общество согласилось пожертвовать ему часть своих архивов, которые Далла представил Иерарху как трофей и этим же заслужил уважение среди своих собратьев по совету кардиналов, что в дальнейшем помогло ему встать во главе Церкви. А когда это произошло, он постепенно свел на нет охоту за Обществом, и для нас с тех пор наступили относительно мирные времена. После обнаружения подземного убежища, Далла помог нам его обустроить и укрепить на случай, если вооруженное противостояние с Церковью возобновится. Он очень помог нам и мог бы еще многое сделать для Общества — возможно, даже наметить какие-то шаги к его выводу из подполья и восстановления исторической справедливости, но… потом что-то произошло.
— Так обычно и бывает, — кивнул мой альфа.
— К сожалению, да, — вздохнул наш новый друг. — Правда я не знаю точно, что именно тогда случилось. Одни говорят, что кто-то посторонний узнал о его метке и о том, что он общается с представителями Общества. Другие, что он просто устал жить вдали от своей истинной любви, вынужденный перед лицом широкой общественности изображать счастливого отца семейства с другой женщиной. Но, так или иначе, он добровольно отрекся от сана, а потом его следы затерялись. Официально считается, что он удалился от мирской жизни и вместе со своей омегой уехал куда-то на восток. Но еще ходят слухи, что Церковь их поймала и… отыгралась за его обман. В любом случае это все было очень давно, еще до моего рождения, так что я могу только догадываться. В наших архивах о нем не так много информации, но, я так понимаю, что их в целом стали вести намного хуже после переезда в убежище и… потери связи с большим миром. Наша безопасность нам дорого стоила. Я ведь уже говорил, что раньше мы собирали носителей метки по всему миру, но как раз в семидесятых это прекратилось. Общество потеряло связь с миром, а мир — та его часть, что вообще была в курсе — забыл о нем. Я пытался вызнать подробности тех событий у отца, но он… не особо хотел рассказывать.
— Я давно замечал, что старшее поколение не любит говорить о себе и том, что происходило в их молодые годы, — отметил Йон, снимая машину, к которой мы к тому моменту уже подошли, с сигнализации и открывая дверь водительского сидения. — Как будто тогда мы вдруг поймем, что они не такие уж мудрые и праведные и тоже немало… накуролесили в свое время, а теперь пытаются сделать вид, что всегда все знали лучше всех.
