— Прошу… только не забирайте его у меня, — почти прохныкала я, когда он склонился над нами. — Только оставьте его мне. Я больше ничего не прошу.

Далла кивнул и прижал два пальца к шее Йона, на несколько секунд прикрыв глаза. А потом внезапно улыбнулся, и эта самая улыбка — без слов, без объяснений, без всякого контекста — вдруг оказалась совершенно достаточной причиной для того, чтобы я разжала руку.

А потом вокруг стало совсем темно.

**

Семь дней спустя мы готовы были покинуть Город Вечных. Я плохо запомнила эту прошедшую неделю, потому что почти не вставала с кровати и очень много спала. За мной ухаживала Джен, но я была готова поклясться, что, просыпаясь после очередного смутного забытья, иногда чувствовала еще витавший около моей постели запах одуванчиков. Подруга помогала мне менять повязки на зашитой сразу после освобождения руке, и та заживала на удивление быстро и хорошо, так что накануне нашего отъезда пришедший на дом врач снял мне швы. Разглядывая в тот вечер длинный красный шрам, я не могла не вспоминать о том, как выглядела моя рука сразу после нашего с Йоном знакомства. Только теперь у этого неприятного на вид бугорка сросшейся плоти не было никакого магического подтекста.

Конечно, я все еще надеялась, что метка вернется. Что вернется наша с Йоном телепатия, наша способность исцелять друг друга, наше безусловное и непреодолимое влечение друг к другу, которое не смогли одолеть ни внешние враги, ни наши внутренние демоны — вернется наша связь в конце концов. Но дни шли, а я так и не могла снова почувствовать энергию альфы внутри себя, как было раньше. А из-за того, что мы восстанавливались в разных комнатах и почти не виделись на протяжении целой недели, мне вдруг начало казаться, что все остальное мне просто приснилось. Самый прекрасный и любимый мужчина, вся наша страсть, все безудержное желание, что мы испытывали друг к другу, все слова, заверения, обещания, клятвы — все вдруг стало казаться просто вырванной страницей из романа, который я не дочитала, потому что мой поезд добрался до конечной станции и пришло время выходить.

Сидя у окна и глядя на бесконечный осенний дождь за стеклом и разрываемую лучистыми фонарями мглистую синь Этерия, я ощущала себя… кем-то другим. Вроде бы прежней Ханой Росс, но в то же время — уже не совсем ею. Мое имя, мое лицо, мое тело — все это принадлежало к какому-то другому времени. И я номинально его помнила, все эти события были аккуратно разложены по полочкам в моей памяти, но когда я пыталась всковырнуть какой-то эмоциональный пласт, то словно бы ощущала привкус картона на зубах. С кем вообще все это произошло? Со мной ли? Или с той половиной меня, что теперь была навеки оторвана и развеяна по ветру? Как мне было теперь жить дальше, зная, что меня лишили того главного и единственного, ради чего, кажется, я вообще родилась на этот свет?

— Привет, малышка, как ты? — постучавшись, Джен вошла в комнату, держа в одной руке небольшой поднос с двумя кружками. — Заварила твой любимый, — с нотками гордости в голосе добавила она, заметив мой благодарный взгляд.

— Все хорошо, — кивнула я, поднимаясь и шагая ей навстречу. — Я правда уже никого не ждала так поздно.

— Мне тоже что-то не спится, — подтвердила альфа, передавая мне кружку и усаживаясь со своей, над которой витал сочный кофейный аромат, в соседнее кресло. — Ничего, завтра в самолете отоспимся.

— Как там вообще… дела? — Я абстрактно кивнула в сторону окна.

— Там? — задумчиво уточнила моя подруга, чуть прищурившись. — Все как всегда. Интернет кипит, все высказывают свои ценные мнения, фондовый рынок лихорадит, все тычут друг в друга пальцами и ищут крайнего. За этим довольно… любопытно наблюдать.

— У нас ведь… получилось, правда? — тихо уточнила я, даже толком не зная, что имею под этим в виду.

— О да, — выразительно двинула бровями Джен. — Мы встряхнули эту заплесневевшую махину до основания, и тараканы из нее полезли просто во все стороны. Сперва Иерарх объявил, что может превращать людей в бестий, потом Дани обрушил на них новость о том, что на самом деле это люди наши прародители, а не наоборот, а в конце и вовсе выяснилось, что кардинал Восточного города — омега, гендерно нечистый, и его собственный отец знал это, когда надевал венец на его голову. — Она замолчала, задумавшись и словно бы подбирая слова. — Знаешь, что мне это напоминает? Как будто весь мир разом проснулся и начал задаваться вопросами, на которые и раньше не знал ответов, но которые раньше его и вовсе не волновали. Это… интересно на самом деле. Впервые за долгое время им интересно что-то кроме чужого целлюлита и новой вышедшей марки телефона. А ты так и не выходишь в сеть? — Она кивнула на мой смартфон, лежавший на прикроватной тумбочке.

— Нет, — мотнула головой я. — Вообще к интернету не подключаюсь. Не хочу.

— Боишься прочитать там что-то, что заставит тебя пожалеть о содеянном? — прозорливо предположила альфа.

— Может быть, у меня просто больше нет на это сил. Ни на что из этого, — развела руками я, и ее взгляд невольно метнулся к моему забинтованному предплечью. Джен сразу посерьезнела.

— Как ты вообще? — осторожно спросила она.

— Жива, — коротко отозвалась я, отведя глаза. — Это уже… неплохо, да?

— Да, — согласилась альфа, и после в комнате повисла долгая тягучая пауза, нарушаемая только звуком барабанящих под карнизу снаружи дождевых капель. — Ты ведь так толком и не говорила с ним? Ну, после того, как нам все же удалось тебя от него оторвать после его пробуждения?

Я неловко улыбнулась, вспомнив тот день. Тогда я и правда была так рада, что Йон выжил и что мы со всем справились, что забыла о том, какой ценой нам далась эта победа. Бросилась ему на грудь, плакала, несла какие-то глупости о том, что он обещал быть со мной до конца и что я бы с того света его вернула, надумай он меня тут бросить одну. Альфа едва мог шевелиться, но я помню легкое прикосновение его пальцев к своим волосам. Я бы, наверное, так и осталась там спать, если бы Джен почти силой не увела меня в другую комнату в мою собственную постель. И хорошо, что так — потому что на этом ресурсы моего организма окончательно истощились, и следующие два или три дня я даже в туалет вставала и ходила только с помощью подруги, делая по три остановки на пути туда и обратно. А чем больше времени я проводила без Йона, больше не ощущая этой жизненной необходимости быть рядом, прикасаться, слышать его голос и быть частью его самого, тем сильнее крепло мое ощущение нереальности того, что было между нами. И теперь, уже спокойно передвигаясь по комнате и не испытывая навязчивого желания принять горизонтальное положение через пять минут после подъема, я больше не могла себя заставить навестить его. Впрочем, судя по тому, что он тоже до сих пор не появился у меня на пороге, наше внутреннее смятение было обоюдным.

— Я пока не знаю, что с этим делать, Джен, — честно призналась я. — Внутри так… пусто и тихо. Я не помню, когда в последний раз у меня внутри была такая тишина. И мне сложно… сложно привыкнуть к мысли, что теперь так будет всегда.

— Я… не буду притворяться, будто понимаю, через что ты проходишь, Хани, — негромко проговорила Джен, внимательно глядя на меня поверх своей чашки с кофе. — Но мне кажется, вам нужно… преодолеть это вместе. Уж точно не прятаться друг от друга по углам.

— Может, и так, — не стала спорить я. Мне было непросто признаться подруге, что я боюсь этой неизбежной, но необходимой встречи с мужем. Вдруг я посмотрю на него и пойму, что между нами больше вообще ничего не осталось? Что вся эта магия и невероятная любовь были всего лишь следствием метки и без нее мы… просто чужие друг другу? Вдруг я загляну в его большие черные глаза и не увижу в них той нежности, что столько месяцев наполняла меня счастьем и желанием жить? Вдруг нам будет совсем нечего сказать друг другу теперь, когда все закончилось?

Что, если судьба свела нас с Йоном только для того, чтобы мир узнал правду о бестиях, а теперь, когда дело было сделано, у нас с ним не осталось причин держаться друг за друга?