Оба «героя» вздрогнули и резко сели, пихая друг друга локтями.

— Мы уже помирились, — буркнул Шэйн, прижимая пакет со льдом к левому глазу.

Джул осторожно подошла и присела рядом.

— Больно, да?

— Да не. Чё там. Я крепкий же.

Мы все удивлённо смотрели, как тихоня аккуратно прикасается к руке Шэйна, отводит её в сторону и мягко рисует невидимую линию по контуру наливающегося синяка. Больше всех опешил сам Шэйн.

Ник почему-то быстро вскочил, схватил меня за запястье и потянул в сторону.

— Ты чего?! — Я чуть не начала вырываться.

— Нам надо оставить их наедине, — пояснил, но по тону — скорее огрызнулся блондинчик.

— Зачем?

— Затем.

Юргес завёл меня за угол и притаился, как кот, наблюдающий за глупыми хозяевами.

— Ты ему специально врезал? — не поняла я.

— Я по-твоему совсем идиот?

— Ну да.

Ник обиженно посмотрел на моё лицо. Смягчился только в тот момент, когда я не выдержала и тихонько прыснула со смеху. Тоже улыбнулся.

— Как поживают твои друзья? — вдруг спросил он.

— Какие ещё друзья?

— Идиоты-перваки, которые с тобой в столовке сидели.

Я тяжело вздохнула.

— Для тебя все идиоты?

Любой намёк на весёлость исчез с его лица, он внимательно заглянул мне в глаза и сказал негромко:

— Нет. Не все.

Захотелось прокашляться, чтобы сбавить градус резко возникшего напряжения.

— Ты можешь познакомить их со мной. Сделаю вид, что я дружелюбный, — продолжил блондинчик.

— Зачем?

— Станешь звездой первокурсников.

— А тебе это зачем?

— Для тебя.

Вот теперь обычным кашлем уже было не обойтись — нас мог спасти разве что вой сирены. Я будто в какой-то замедленной съёмке смотрела, как Ник сделал шаг ближе, начал наклоняться…

Замерла ледяной статуей возле стены. Юргес это заметил, остановился. Секунду дышал мне в нос.

— Он тебе не подходит, — выдохнул, наконец.

— Кто. — Я всеми силами старалась не двигаться лишний раз, не совершить ни одного движения, которое можно было бы трактовать двояко.

— Эван. Кто.

Появилось желание обессиленно сползти по стенке, закрыть уши и больше никогда не слышать это имя.

Не ответила ничего, просто не нашлась, что сказать. Доказывать и переубеждать не было ни малейшего желания, подтверждать его слова — тем более.

— Ты увидела его утром, и опять началось, да? — Ник стиснул челюсть.

— Что началось.

— Это. Ты. Вот такая!

Ник долбанул кулаком об стену, я вздрогнула, но от шока не смогла ни пошевелиться, ни отскочить в сторону.

— Прости. — Парень отстранился сам.

Он сделал несколько шагов в сторону, заглянул за угол, хмыкнул и сообщил:

— А эти целуются.

Но его слова были обращены уже к моей спине. Я старалась как можно скорее преодолеть коридор и рвануть на лестницу.

— Эрин! — услышала вслед. — Эрин, подожди!

Не замедлилась, не остановилась. Никаких больше «подожди».

— Мы всё равно ещё два года вместе проведём! Куда ты денешься! — бросили мне обиженное и угрожающее.

Я вылетела на лестничную площадку, врезалась в перила и замерла на секунду, пытаясь перевести дух. Посмотрела на бегущие вниз ступеньки. Вспомнила, как мы с Корни сидели на лестнице «Берлингера», вдали от всех, в тишине, в ощущении защищенности.

Вспомнила, сколько проблем нам принёс Ник.

Вспомнила битву стажёров.

Как жаль, что у нас с ним впереди два года бок о бок. Как мне смотреть ему в глаза? Как сказать, что он не тот? Что он не Эван?

Глава 8

Я знала, что он работает на Юргеса-старшего, и потому предположила, что домой он возвращается так же поздно, как во времена работы на Берлингера.

Дождалась, когда стемнеет, вышла из дома и направилась в сторону одиноко гудящего поезда. Не знаю, правильно ли поступала, но мимолётная утренняя встреча соскоблила пыль с годичных воспоминаний, которые, как мне казалось, я давно похоронила в самом глубоком склепе своей души. Как я могла продолжать жить, зная, что он был так близок и так неприкосновенен?

Руки немного дрожали.

Ноги не слушались, нервно отстукивали пятками дурацкий такт.

Горло пересохло от жажды, скукожилось и отказывалось пропускать любые звуки, кроме сипов.

Его дом по-прежнему находился недалеко от начала оранжевой ветки, Эван никуда не переехал. Он ничего не изменил за это время: лужайка по-прежнему зеленела, заборчик красился в белый цвет, а гараж простаивал без надобности.

Я бесконечно долго шагала до двери. Минуту набиралась смелости оповестить о себе.

Услышала, как по помещению прокатилось сообщение от электронной системы, извещающее о прибытии незваного гостя. Дверь открылась через удалённый доступ.

Я зашла внутрь и замерла на пороге, не понимая, откуда взялся ворсистый ковёр, а главное — как по нему ходить своими грязными кедами. Так и стояла, не двигаясь, пока из глубины дома не услышала:

— Видел в окно, как ты шла.

Этот низкий, доводящий до мурашек голос.

Как же я по нему тосковала.

— Тут ковёр, — глупо обратила всеобщее внимание.

— Это не моя идея. Скоро уберу.

— А.

Он вышел из тени смежного помещения, холодный свет ламп упал на его бледную кожу и отросшие тёмные волосы.

— Ты бегал? — В упор посмотрела на его спортивный костюм.

— Собирался.

Мы замолчали, глядя друг на друга, боясь пошевелиться и разрушить интимный момент.

— Я пришла извиниться. — Взяла губительное слово на себя. — Я сегодня вела себя…

— Как Эрин Берлингер, — хмыкнул вдруг он, перебивая.

— Эм.

— Что? Разве нет?

— Вообще-то нет.

— Ну, конечно. Как будто ты раньше не считала себя правой во всём, и мне не приходилось вправлять тебе мозги.

— Знаешь, как-то не очень вежливо звучит, — обиделась я.

Он почему-то улыбнулся, посмотрел в пол, потом вновь поднял взгляд на меня. Облизнул пересохшие губы. Подходить ближе не решался.

— Я даже немного скучал по этой твоей воинственности, — зачем-то обрушил он мне на голову самые тяжеловесные слова в моей жизни.

И хотела бы поворчать в ответ, да не могла.

— А я скучала по твоему умению переубеждать даже каменные статуи.

На глазах выступили слёзы.

Как же я по нему тосковала.

— Где же… кхм… где твоя девушка? — хрипло осведомилась.

— Ушла.

Я сморгнула слёзы, вытерла их костяшками пальцев, огляделась.

— Она скоро вернётся?

— Она не вернётся, — быстро вставил он. — Мы… мы расстались.

— Почему?

— Решил, что не могу больше себе врать.

В груди бессовестно проклюнулась злорадная радость.

— Ясно, — больше ничего не смогла из себя выдавить.

— Рад, что ты поступила в ГАУ.

— И я.

— Руперт помогал? — Эван выгнул бровь.

— Руперт меня ненавидит, — тихо поделилась. — Он меня никогда не простит за этот артефакт.

— Эрин, он считает тебя своей дочерью, ты помогла ему в это поверить. Он тебя простит и примет в фирму, вот увидишь.

— Ты не слышал, как он со мной разговаривал, — всхлипнула я.

— Я знаю, каким он может быть отчужденным. Но ты же докажешь ему, что он неправ, да?

— Я не буду больше никому ничего доказывать.

— Он сам это увидит, — губы Эвана растянулись в самой очаровательной улыбке в мире.

Как же я тосковала по нему.

— Почему ты пропал вот так… на целый год? Почему ты ушёл из «Берлингера»? — Начала глупо переминаться с ноги на ногу.

— Ради тебя.

Замерла.

— Что это значит? Я об этом не просила.

— Знаю. Так было лучше для всех.

— Ни для кого так не было лучше.

Эван вновь облизнул пересохшие губы. Казалось, ему очень тяжело говорить.

— Я пытался тебя забыть, — тихо сообщил он.

Молчала. Не знала, что сказать.

— Думал, без тебя жизнь может стать прежней. Хотел снова стать руководителем в фирме, заниматься тем, что умею лучше всего. Жить в столице. Дать тебе возможность работать в «Берлингере». Но… как-то не вышло.