— Ничего не скажешь, Моника? — кладёт руку на шею. Да с такой силой, словно хочет голову оторвать и оставить себе на память.

Хотя какая память, о чём я. Он же решил прославить нас больным самоубийством. Редкостный психопат.

Я бы сказала: «Гори в аду». Но он давно в нём горит, поэтому я просто молча качаю головой.

Жду какой-то развязки с поразительно холодным рассудком. Уже понятно — по нему психушка плачет. Пустые разговоры ничем не помогут.

Пусть выведет на улицу, подальше от Джины, и тогда я сделаю всё, чтобы веревка, в которую я вцепилась, как в спасательный круг, затянулась возле его шеи.

Должно быть, я так долго боялась, что уже исчерпала все эмоциональные ресурсы.

— Тебе что, плевать на Шмидта? — ядовито скалится. — Я думал, у вас любовь до гробовой тоски, но что-то ты не сильно переживаешь.

— Нет, я переживаю, но, если он и правда мёртв, я сама буду молить о смерти, — твердо заявляю, немного лукавя.

Джина-то не должна расплачиваться за наши грехи. Сперва я сделаю так, чтобы она была в безопасности, а уже потом загляну смерти прямо в глаза.

Брайс брезгливо кривится, словно съел лимон, и горько цедит.

— Если бы Мел хоть немного меня любила, я бы пощадил её.

Пощадил! О, как великодушно. Он упивается своим эгоизмом и не ведает, что никакие тщедушные чувства не дают ему права на убийство человека.

— Мы идём или нет? — скупо повторяю.

Герра кивает, берет меня за локоть и каким-то чудом не замечает, что веревка свободно свисает с моих рук. Потом он выводит меня в коридор и толкает входную дверь.

Мы всё это врёмя были в старом и покошенном домике. Одна комната да хилое подобие прихожей. Видно, он и правда надумал сдохнуть, раз здесь нет никакой защиты.

Ну хоть какое-то облегчение — на одну тварь станет меньше.

Я неумело плетусь за ним, едва волоча ноги, и вдруг резко поднимаю взгляд, почувствовав сотни глаз, которые устремились в нашу сторону.

Из горла вырывается вопль облегчения, когда я наталкиваюсь на мощный силуэт, возглавляющий целую колонну солдат.

Рон. Он пришёл за мной. Он жив!

Ослабевшие руки отпускают верёвку, в которой уже нет надобности, а затёкшие мышцы внезапно вспоминают всё, чему были обучены.

Проходит секунда или две. Брайс замирает, совсем не готовый к такому развитию событий, и я мгновенно этим пользуюсь.

Наваливаюсь на него всем телом и ногой отпихиваю в сторону, а потом просто бегу, не жалея сил.

Бегу к нему. К моему счастью и к моему проклятью, которое подхватывает меня на руки и моментально дарит чувство защиты от всего гребаного мира.

— Черт возьми, ты жив! — слёзы градом льются из глаз. На эмоциях я молочу всякую чушь. — Какое облегчение, что мой муж — не идиот.

Он не попался в ловушку и нашёл меня. По-прежнему злится, почти бесится и также сильно сжимает талию, словно дух хочет вышибить из легких.

Рон хрипло смеется и, пока его люди скручивают Брайса, остервенело целует моё лицо.

— Я тоже люблю тебя, Царапка.

Я хочу утонуть в этом моменте, но мы не можем позволить себе надолго забывать об окружающих. По крайней мере, не сейчас. Еще слишком рано.

Я нехотя отрываюсь от Рона, бросаю взгляд на дикую суматоху и тихо шепчу, чувствуя поглаживание на своей спине.

— Джина внутри. Я должна ей помочь.

— Хорошо. Иди, а я пока тут закончу.

Последнее слово прозвучало особенно грозно. По хищной и предвкушающей ухмылке Шмидта я сразу поняла, что именно он хочет закончить.

А точнее — кого.

— Ты уверен? — сбиваюсь под гнетом острого взгляда и судорожно тяну носом воздух. — Я имею в виду…может, его стоит сдать полиции?

Колкость сменяется теплом и совершенно непоколебимой решительностью. Черные глаза насмешливо смотрят прямо в душу и словно без тактильных касаний ласкают и обволакивают моё трясущееся тело.

— Просто иди в дом и не выходи, пока я сам за тобой не вернусь, — в голосе прорезаются стальные нотки.

Здесь он главный. Дон Ндрангеты и так слишком многое себе позволил, а ведь люди ждут, когда он совершит месть прямо у них на глазах.

Мне не понять этого жестокого мира, хотя по всем разумным меркам я являюсь его частью. Как жена Шмидта и как дочь Алдо.

— Хорошо, будь осторожен.

Я отворачиваюсь и возвращаюсь в дом. Как-то рефлекторно начинаю отвлекаться на собственное сердцебиение, чтобы заглушить любые возможные звуки, которые вскоре могут разодрать меня в клочья.

И это не жалость, а обычный человеческий страх. Хочется на пару минуть оглохнуть, чтобы не ждать громкого выстрела и не дрожать от одной мысли — Рон многих убил. И сегодняшняя смерть, по сути, ничего не меняет.

Она просто даёт ещё один ключик к нашему будущему. Без бегства, мафии и криминала.

Даже поверить сложно. Неужели однажды я проснусь рядом с мужем, приготовлю нам обоим завтрак и за едой буду обсуждать всякие банальности, вроде покупок и прогноза погоды?

Забавно, но звучит как настоящая мечта. Может, оттого и кажется такой нереальной?

— Джина? Джина, это я. Моника, — громко зову подругу.

Та едва слышно стонет. Из её груди вырываются болезненные вздохи, перекрываемые тихим кашлем.

— Держись. Я тебя сейчас приподниму, а ты мне немного поможешь, хорошо?

Она слабо кивает, и я принимаю это за одобрение. Хватаю её за плечи, тяну на себя и от усилий сцепляю зубы, чтобы волком не завыть — я еще не успела набраться сил, а выброшенный в кровь адреналин уже давно покинул моё ослабевшее тело.

— Черт возьми, ты почему такая тяжелая? — горько хмыкаю, вытирая с её лба капельки пота. — Выглядишь, как тростинка, а по ощущениям я будто кабана поднимаю.

— Эй, за кабана по роже получишь, — слабо улыбается.

Я устало фыркаю и сажусь рядом с ней на пол. Аккуратно дотрагиваюсь до рук, ног, живота и спины и тихо уточняю.

— Тебе не больно?

— Нет. Он меня не трогал, только постоянно усыплял.

Какое облегчение. Я бы себе не простила, если бы Джина из-за меня пострадала.

— Как давно ты здесь?

— Здесь? — удивленно осматривается. — Не знаю. Еще вчера я была дома. Помню, как вернулась с работы, кто-то постучал в дверь, я открыла, а потом…темнота.

— Боже, Джина, тебя не учили тому, что сначала нужно спрашивать, кто там?

— Я подумала, что это ты пришла, — слабо толкает в плечо. — Я сто лет ничего от тебя не слышала. Могла бы хоть раз позвонить!

— Ты права. Прости, — опускаю голову, — за всё прости. Я должна была это предусмотреть. Вообще не понимаю, зачем он тебя похитил.

Я кратко рассказываю Джине события последних часов, после чего она мучительно начинает что-то вспоминать.

— Иногда я приходила в себя и слышала, о чем он говорил. Вроде в самом начале планировал схватить тебя в моей квартире, а потом он вдруг резко передумал.

— Странно, — задумчиво протягиваю. — Может быть, он узнал о том, что я еду с охранниками…

Внезапно Джину начинает бить мелкая дрожь. Она слышит завывания ветра и скрип половиц, в то время как я передергиваю плечами от облечения — это не выстрелы. Пока всё еще тихо.

— А он точно не вернется? Это ведь тот парень, о котором ты говорила? Брайс вроде бы, да?

— Точно, — уверенно заявляю, хотя по спине ползёт холодок. — Забудь о нём. Рон разберётся.

Она окидывает меня внимательным взглядом и насмешливо хмыкает.

— Рон, значит? — улыбка превращается в оскал. — Тебе все мозги отшибло? Я же предупреждала, чтобы ты с ним не связывалась.

Ага. Как же. Шмидт если захочет — сам свяжет. Хоть документами, хоть верёвкой.

— Эм…я не знаю, как тебе сказать, — из груди вырывается тяжелый вздох. — Но Рон и я…мы как бы женаты.

— Как бы?! — кричит во всё горло.

И откуда только силы берутся. Совсем недавно как труп лежала, а теперь голыми руками готова меня порвать.

— Как оказалось, мы поженились еще до моей амнезии, — виновато улыбаюсь. — Сейчас всё по-другому. Ты многого не знаешь.

— Так расскажи мне, — настойчиво цедит.