Внезапно за спиной раздаётся глухой треск сухих веток. Я промахиваюсь. Пуля разрезает листву деревьев и бесцельно исчезает в темноте леса.

— Черт возьми, умеешь же ты веселье испортить, — раздражённо шиплю и оборачиваюсь.

— Нахера ты забрался в эту глушь? Больше пострелять негде?

Оставляю вопрос без внимания. Хрипло бросаю:

— Я до последнего думал, что ты не приедешь.

Гастон подходит ближе. Отмечаю признаки усталости и потухшие глаза. Даже ночью приехал в рабочей форме. Непривычное зрелище — безоружный коп. Неужто доверяет?

— Я и не собирался, — хмурится и недовольно качает головой.

— Тогда почему ты здесь? — театрально развожу руки в стороны.

Мы посреди заброшки. Вокруг — глухой лес. Прибьют и не откопают. Идеальное место для секретного разговора. Или для устранения. Тут уж как повезёт.

— Услышал о делах, которые ты провернул. Всех поставил на уши. Хотел лично узнать — ты совсем рехнулся? Готовишь пласт для похорон?

Чую нотки беспокойства. Он злится. Переживает, прекрасно понимая, что я непременно стану причиной его головной боли. И всё же, несмотря на то, что сейчас мы по разные стороны баррикад, не предаёт. Помнит, как быстро меня вышвырнули за борт. Чтит операции, которые мы проворачивали вместе.

— О чём ты? Я просто делаю свою работу, — пожимаю плечами и усмехаюсь. Предугадываю его ответ.

— Забудь. Опомнись, пока не поздно. Сейчас ты буквально топчешься по минам. Когда взорвёт — никто тебе не поможет.

— Я в курсе, — засовываю руки в карманы. Резко говорю. — Мне нужна твоя помощь.

— Я больше ничем тебе не обязан, — потирает лицо и хмуро бросает, — твоя война давно закончилась. Смирись. Не все выходят победителями.

— Я — выйду, — сухо констатирую факт. Равнодушно добавляю. — Я не прошу тебя встать на мою сторону. Просто сделай одно одолжение. И разойдемся, как бывшие приятели.

Гастон выдерживает паузу. На всякий случай уточняет:

— Это связано с той девчонкой, которую я отвёз к тебе?

— Нет, — сжимаю руки в кулаки, но он, к счастью, этого не видит.

Дерьмо. Единое упоминание, и я уже готов слететь с катушек.

— Ладно. Тогда рассказывай.

Он готов к диалогу. Это хорошо. Значит, не придётся долго возиться. Я бы и без него справился, но как-то не горю желанием отхватить несколько пуль. Мало ли — вдруг одна достигнет цели.

— Через три дня будет выгрузка оружия. В порту.

Гастон резко перебивает:

— Как ты просёк? — открыто удивляется. Хочет узнать правду, но у меня свои источники, которые я не намерен выдавать.

По крайней мере, пока что.

— Не суть. Я хочу, чтобы легавые не ввязывались в это дело. Лично разберусь.

— Ты серьезно? — его губы расплываются в глупой улыбке. На лице — почти неуловимое напряжение.

— Да. Просто отзови своих. Пусть не лезут. Я не справлюсь, если стану мишенью с двух сторон.

— Мать твою, Шмидт, ты в своём уме? Хочешь перейти дорогу Мафии?

— Чем ты недоволен? — зло скалюсь. — Я сделаю всю работу за вас. Отдам оружие — у меня своего полно. Сдам членов «Каморры». Вам останется только расписаться в бумажках и закрыть операцию.

Упоминать о том, что «сдавать» буду лишь тела, считаю лишним.

— Ты же понимаешь, что кражей занимаются пешки? До верхов не достать. Тупое занятие. Наживешь еще больше врагов.

— Плевать. Сотней больше, сотней меньше — не так уж важно. Переживу, — едко хмыкаю и раздраженно втягиваю воздух. Стискиваю зубы. — Я же не требую людей, заряженную артиллерию и подстраховку. Только одно — не вмешивайтесь.

Он задумывается. Негодует и тихо говорит:

— Может не получиться. Я руковожу лишь своим отделом. Вдруг…

— Никаких «вдруг». Не притворяйся безвластным. Я знаю, что тебя повысили, — холодно добавляю, — кстати, поздравляю. Карьера идёт в гору, да?

Чувствую, как горячая кровь кипит в жилах. Бурлит с такой мощью, что мозг отключается. Последние силы уходят на то, чтобы не двигаться с места. Иначе могу не сдержаться.

— Рон, мне правда жаль, что с тобой так обошлись, — сочувственно поджимает губы.

Этот жест вызывает во мне лишь агрессию. Сразу хочется спустить всю обойму. Обидно — не в кого.

— Давай без лирики. Так ты поможешь? — равнодушно бросаю. Просить и умолять не собираюсь.

— Хорошо. Но, пожалуйста, не заставляй меня приходить на твои похороны, — обреченно соглашается.

— Не буду. Приглашу на похороны наших врагов, — зловеще улыбаюсь.

Мощная волна адреналина поражает сердце. Во рту появляется металлический привкус. Тело наполняется привычной жаждой.

Жаждой возмездия. И крови.

Ну что, Брайс, поиграем?

Спустя три дня

Судьбоносный день наступил слишком быстро. Острое чувство грядущей беды преследовало меня везде — утром, ночью, на прогулке и в кошмарах. Ни на секунду не отпускало. Терзало душу и сильно выматывало. Начисто лишало трезвого рассудка.

Всё это время я проводила с Брайсом. В основном он учил меня самообороне и стрельбе. Тренировал выносливость тела и подготавливал его к экстремальным условиям, граничащим с выживанием. Мы сразу обговорили, что великим стрелком за несколько дней я точно не стану, поэтому делали акцент на технике и скорости. Я насмешливо подмечала, что лучший навык — быстрое бегство, но постепенно с удивлением обнаружила, что тело с лёгкостью подчиняется моей воле.

Словно раньше я неплохо умела драться и не раз держала пистолет в ладонях. Это вызывало стойкое недоумение, но, к счастью, лишь у меня. Брайс же мои невероятные умения воспринимал как данность и со спокойной улыбкой гордо говорил: «Узнаю свою девочку».

Эта фраза провоцировала совсем неуместную злость, но я старалась вкладывать бешеную ярость в удары и взращивать в себе бойца, способного одним махом устранить противника. Увы, несмотря на все попытки, я так и не смогла победить Брайса. Он, в отличие от меня, был в отличной форме, потому что не провел последние месяцы в кровати и не впадал в кому.

Я отчаянно пыталась настроить себя на хороший исход, но мерзкое предчувствие не давало покоя. И, когда наступил день, после которого всё полетело в бездну, я поймала себя на мысли, что при любом раскладе живой мне не уйти. Если провалим задание — нас убьют, а если выполним — мне светит страшная «сказка», насквозь пропитанная кровью и обманом.

Буквально с раннего утра я тряслась и с ужасом смотрела на оружие, оставленное Брайсом. Стрелять по мишеням несложно — достаточно сконцентрироваться, а вот хватит ли у меня смелости взять на мушку живого человека?

Кем я стану, если уподоблюсь людям, которых презираю и ненавижу? Очевидно — чудовищем. Таким же, как Шмидт, Алдо и Брайс.

Первый особенно беспокоил. Он больше не врывался в мой дом, не сторожил у дверей, не терзал тело и, казалось, вовсе забыл о моём существовании. Я нутром чуяла — это не к добру. Рон задумал что-то ужасное и ещё проявит себя. Заставит захлебнуться горечью и криком.

Боже. Если бы я только знала, насколько была права…

Ровно в четыре утра за мной заехал Брайс. Я понадеялась на то, что мама поздно проснется, и оставила ей записку. Солгала, сказав, что мне нужно на собеседование. Как иронично, ведь, по сути, я действительно еду на работу. На работу, которая включает в себя грабёж, оружие, убийства и криминал.

Чертовски неправильный ход. Зверская ошибка.

— Ты готова? — вкрадчиво спрашивает блондин.

Нет. Хочется прокричать, но вместо этого я говорю:

— Конечно. Какой у нас план?

Мы быстро выезжаем из моего района и набираем скорость. Сердце тревожно бьётся о рёбра. Мимо пролетают высокие дома, тёмные дворы и пустые площади. В такую рань на улицах никого. В толпе затеряться не получится. Невольно задаюсь вопросом: «Как мы провернём этот рискованный трюк с кражей? Что, если нас поймают? Или кто-то пострадает?».