Я вспоминаю роковой разговор со Шмидтом. Он упомянул, что Моника сделала татуировку и разрисовала себе всю спину. Это доказывало, что на том мерзком видео была не она.

«Всю спину» — громко сказано, потому что изображение расположено в центре спины. И, видимо, поэтому я не замечала его. Без зеркала невозможно увидеть, даже если очень постараться.

— Дерьмо, — ошарашенно выдыхаю, ощутив в своём голосе истерические нотки.

Я столько недель копалась в прошлом, не зная главного — своего настоящего имени.

— Неужели я, — надрывно всхлипываю, — Моника?

Блондинка резко подается вперед и стискивает моё онемевшее тело. Теплый голос насквозь пропитан сумасшедшей радостью:

— Не могу поверить, — всхлипывает и задорно смеется, — это и правда ты. Боже, Моника, ты, — запинается и на мгновение замолкает. Трогает мои руки, лицо и плечи. — Ты настоящая. Живая!

Я слышу дикий стук её сердца. Глаза полны недоверия и безумного осознания. От крепкой хватки и мощного выброса адреналина меня ощутимо потряхивает. Тягучее волнение пробегается по всем нервным окончаниям.

Невольно задаюсь вопросом: «Какого черта? Как это могло произойти?».

Руки трясутся, голова идет кругом, а зияющая рана разрастается до аномальных масштабов.

Думала ли я, что назначаю встречу своей лучшей подруге? Однозначно — нет.

Могла ли предположить, что сегодня узнаю о смерти Амелии — своей сестры? Даже в Аду мне бы это не привиделось.

Такое не придумать. Не сочинить. В книжках не прочитать.

Нужно оставить пометку: «Встречается только в жизни». Слабонервным дальше не смотреть.

По щекам текут слёзы. Больно осознавать, что мелкие частички памяти, которые я так старательно восстанавливала, ничего не стоят. В один миг весь мой мир рухнул, породив новые вихри вопросов.

Зачем? Кому это нужно? Что стоит на кону?

Бесчеловечно вот так играться с чужой судьбой и втаптывать в грязь всё самое сокровенное.

— Моника, ты слышишь меня? — доносится подрагивающий шепот.

Я рефлекторно сжимаю руки в кулаки, резко возвращаясь в реальность.

Джина смотрит на меня обеспокоенным взглядом и, кажется, боится даже дышать. В туалет заходят две девушки и останавливаются. Они нерешительно переглядываются, и я тут же одергиваю кофту.

Потерянно шепчу:

— Не понимаю…зачем кому-то выдавать меня за Амелию?

Блондинка подбрасывает вверх пряди моих волос. Пытается подбодрить, и у меня как-то резко теплеет на душе от этого маленького жеста. Ценного. Стоящего больше всех бриллиантовых каратов.

— Мы справимся. Теперь у тебя есть я. Ты можешь на меня положиться, — неловко улыбается, тревожно ожидая моей реакции.

Я крайне признательна ей за теплые слова, ложащиеся крепкими бинтами на разорванное сердце. Выдавливаю улыбку и благодарно киваю:

— Спасибо. Ты не представляешь, как долго я искала такого человека, как ты.

— Может, кто-то специально выдал тебя за Амелию? Ты кого-то подозреваешь?

— До этого дня я была уверена в том, что разберусь со своим прошлым, но, как оказалось, никчемные ростки воспоминаний являются лишь верхушкой айсберга.

Сомнения, страхи, паника и чувство загнанной в угол добычи мешают адекватно оценить ситуацию.

Я задумываюсь.

Кому это выгодно?

Брайсу? Возможно, но я не думаю, что это он. Единственный мотив — заставить меня с ним работать. Слишком отчаянный шаг для такой мелкой цели.

Черт возьми. Хрупкое спокойствие разом летит в бездну, когда в голове появляется закономерная догадка: «Вдруг моя сестра и правда торговала наркотой?».

Нет. Это бред. Она бы не посмела. Как тихая девушка, всегда спокойная и отрешенная, могла связаться с криминалом?

Я задерживаю дыхание, вспоминая черные глаза, бездушные и лишенные эмоций, мощное тело, поражающее развитой мускулатурой, и жесткую энергетику, от которой сразу хочется упасть на колени. Будто воочию вижу перед собой Шмидта и тут же встряхиваюсь, избавляясь от дикого наваждения.

Рон бы точно не стал играть в такие игры. Он из тех, кто всегда идёт напролом, неизменно достигает цели. В его глазах была жуткая боль. Ломающая и сносящая к черту все барьеры.

Это не он. Тогда кто?

— А твоя мама…как же она не заметила разницы?

Я отшатываюсь, окончательно сбитая с толку. И правда, почему я сразу не подумала о ней? Мама всегда различала нас. Безошибочно определяла, кто — Амелия, а кто — Моника.

Насколько велика вероятность того, что она не знает, какая из дочерей погибла?

Надеюсь — огромная. В конце концов, пока что я не могу трезво оценивать ситуацию. До тех пор, пока не вспомню, кто я такая.

— Бред, — мотаю головой, — зачем это моей маме?

— Согласна. Извини, сглупила.

— Пойдем. Поговорим в более спокойной обстановке, — киваю в сторону кабинок, за которыми скрылись две девушки. Стоит звенящая тишина. На мгновение я допускаю мысль о том, что нас могут подслушивать, но тут же отмахиваюсь от подозрений.

Если в жизни творится хаос, это не значит, что все вокруг начинают за мной следить.

Мы возвращаемся за столик и какое-то время молчим. Я вижу в глазах Джины искренне желание меня обнять и поддержать, но оно «гасится» под весом моего скупого равнодушия.

Я безумно счастлива, что нашла человека, с которым была очень близка, но мне крайне сложно искусственно улыбаться и наигранно радоваться, потому что теплые рассказы блондинки о нашем совместном прошлом равносильны сюжету какой-то книги.

Они не греют. Не помогают. Не вдохновляют. Только топят, убивая жестоким осознанием — поведанная история — жизнь чужого человека, к которой я не имею никакого отношения.

Я начинаю понимать, насколько ценны мои воспоминания, и потому их отсутствие больно бьет по щекам.

Смотрю на часы, висящие на стене, и вздрагиваю.

У нас осталось совсем мало времени, а я трачу последние минуты на бессмысленную хандру.

Дурочка.

— Джина, — неуверенно спрашиваю, — сколько лет мы с тобой знакомы?

— Со школы. Всю жизнь шли рука об руку.

— И ты никогда не видела мою сестру вживую? — сомневаюсь я.

— Видела несколько раз, пыталась найти с ней общий язык и подружиться, но Амелия была такой закомплексованной тихоней. Вечно молчала, косо смотрела на нас и даже уходила из дома, если знала, что я приду вместе с тобой. Наверное, она просто ревновала. Её до трясучки бесило то, что она меркла на твоем фоне. Хотела получить всё то, что есть у тебя.

— Пожалуйста, не говори так о ней, — тихо шепчу.

После слов блондинки моя версия о том, что сестра была вовлечена в криминал, кажется еще более нереальной.

— Извини, я не хотела сделать тебе больно. Ляпнула, не подумав, — положила свою ладонь на мою и осторожно сжала, виновато улыбаясь.

— Всё в порядке, просто…я совсем запуталась.

— Расскажи мне. Вместе мы сможем со всем разобраться. Всё будет, как раньше.

Я еще не готова настолько довериться ей. Вроде сердцем и чувствую, что Джина заслуживает откровенности, особенно после того, как она буквально открыла мне глаза на правду, но головой понимаю — слишком рано.

Мне нужно точно знать, что я могу на неё положиться. А это проверяется только временем. Вначале Брайс тоже показался мне милым и серьезным парнем, я искренне поверила в то, что он хотел мне помочь.

И в итоге получила угрозы. Хороший бонус, ничего не скажешь.

— Давай перенесем этот разговор на следующий раз. Мне нужно было встретиться с тобой именно сегодня не просто так. Пожалуйста, проясни один момент.

Замолкаю и рефлекторно поправляю кофту, чувствуя, как тело сотрясает нервная дрожь.

Забавно, я уже боюсь, хотя до встречи со Шмидтом еще достаточно времени.

— Получается, что Моника…то есть я встречалась с Роном?

Её глаза округляются от удивления. Она резко подается ко мне и тихо шепчет, оглядываясь по сторонам: