Ведь, если бы не я, его бы не подставили. Рону бы не пришлось испачкать свои руки в крови и встать на темный путь. Он бы не потерял работу и спокойно продолжал жить.

Но любовь ко мне его погубила. А, значит, и я сама стала причиной его тотального краха.

— Да. Ты права. В нашу первую встречу я должен был отдать тебя полиции и посадить в тюрьму. Конечно, было бы жаль, что твоя милая мордашка сгинет в таком зверском месте, но, с другой стороны, я бы избавился от сотни проблем.

Его слова бьют, как груда кирпичей. В буквальном смысле придавливают меня к полу и наизнанку выворачивают остатки прекрасных чувств. Хотя мне уже начинает казаться, что ничего прекрасного в наших отношениях не было.

Шмидт передергивает плечами и с тихим смешком наклоняется ко мне.

— Ни одна девка не стоит тех жертв, что я пережил. Особенно такая дрянь, как ты.

По щеке катится одинокая слеза, но я быстро её смахиваю, не желая, чтобы он понял, насколько я сломлена. Собираю всю волю в кулак, прочищаю горло и смело шиплю.

— Делай, что должен.

Похоже, мне удаётся его удивить. Рон открывает рот, чтобы ответить, но внезапно хмурится и еще сильнее отгораживается. Его тело в опасной близости от меня, но разум витает где-то вдалеке. Там, где нет для меня места.

— Не терпится сдохнуть? — громко рявкает, да так, что я подскакиваю и от слабости снова падаю на коленки.

— А ты хочешь, чтобы я умоляла? — сбрасываю оцепенение и нервно смеюсь. — Зачем? Это бесполезно. Я знаю, что ты меня не послушаешь.

— Тебе смешно? — вкрадчиво шепчет и грубо хватает за подбородок. Не даёт отвернуться.

— Да, мне смешно, — твёрдо отвечаю и выпрямляюсь. Сижу спокойно, будто меня не трясет от обжигающего взгляда. — Ты приказал своим людям убить меня, но почему-то решил сам это сделать. Я польщена такой честью.

Тяжелая ладонь ложится на затылок. На щеках Рона появляются желваки.

— Честью, значит, польщена? — пальцами оттягивает нижнюю губу.

Я специально язвлю. Пытаюсь вывести его на эмоции.

— В конце концов, смерть от твоей руки…это первый пункт в списке моих желаний.

Стискиваю майку, ощущая, как волна тоски с головой меня накрывает. Я разглядываю любимые черты лица и понимаю, что безумно скучала.

Надо отдать ему должное — он умеет привязывать к себе. И даже цепи не нужны, потому что он дёргает за те струны души, что другим недоступны.

На мгновение мне мерещится, что его глаза теплеют, но ненадолго. Буквально через секунду Шмидт пронзает меня искрами ярости и заживо сжигает в огне своей ядовитой похоти.

— Скудные у тебя желания, — смотрит глазами хищниками, — да и у меня не лучше, раз тебя захотел.

— Забавно, — вспоминаю интересный момент из прошлого и усмехаюсь, — когда мы только познакомились, тебя никто не заставлял следить за мной, искать встреч и ждать возле университета.

Опускаю голову, чтобы скрыть испуг, и ледяным голосом продолжаю.

— Раз обычная девчонка смогла так сильно напакостить спецназовцу, значит, он не настолько хорош, насколько думает.

Вздыхаю и медленно поднимаюсь, морально подготавливая себя ко всему. Жду удара, гнева, синяков на шее и боли от крепких рук, способных запросто сломать мне позвоночник.

Но вместо этого Рон просто хрипло шепчет.

— Вспомнила, кем я работал? — дьявольски улыбается.

— И не только это, — скрещиваю руки на груди, особенно остро чувствуя притяжение между нами.

Нет смысла отрицать. Он пришёл, чтобы убить меня, но почему-то тянет время. И я словно воочию вижу борьбу, происходящую в его сознании. Главный вопрос — мозги вышибить или прямо здесь разложить. Сорвать одежду и кожу в алый раскрасить.

Шмидт выбирает третий вариант — повременить и подождать. Вот только что это изменит?

— А что еще ты вспомнила?

Смотрю ему прямо в глаза и сипло бросаю.

— Я вспомнила, почему ушла от тебя, — тихо усмехаюсь, — ответ всё время был на поверхности, но из-за таблеток и страха я забыла, что ты сказал в нашу первую встречу. В день, когда похитил меня.

Плечи трясутся под гнетом эмоций, но я не поддаюсь голосу сердца. Выпрямляю спину и из последних сил выдерживаю его жесткий взгляд.

— Ты провел моими руками по своему животу и позволил прочувствовать каждый шрам. А потом сказал, что мне предстоит вспомнить, из-за кого они появились. Через некоторое время ты снова оговорился, что несколько шрамов на твоём теле оставила я. Казалось бы, отгадка лежала на поверхности, но я упорно её не замечала.

Развожу руки в стороны и недовольно цокаю языком.

— Как ощущения? Ты чувствовал себя героем, когда свихнулся от ревности и напал на свою жену?

Он не отвечает. Молчит и бесстрастно взирает на мои жалкие попытки до него достучаться.

— Ты не пытался меня убить. Просто хотел растоптать самым низким способом — сломать и подмять под себя. Оставить без гордости и какой-либо надежды, но ты не учёл одного фактора, — нервно кусаю губы и на выдохе выпаливаю, — того, что ты сам научил меня давать отпор. И в тот день, когда ты вдрызг пьяный завалился в мою комнату с намерением наказать своим насилием, я была готова. Стеклянная ваза удачно на глаза попалась. Разбилась на осколки, и одним из них я тебя ударила, пытаясь себя защитить. Но это не помогло. Уже спустя сутки ты решил, что необязательно ломать физически. Можно и морально. Например, переспать с моей сестрой за соседней стенкой. Называть её моим именем. И угрожать, чтобы я не смела за порог выйти.

Нутром чувствую — он звереет. Что-то опасное и не поддающееся контролю меняет его в лице, делая черты еще более резкими.

— Хорошо, что ты вспомнила. Тем слаще будет то, что я для тебя приготовил.

Одной фразой надвое ломает. С наигранной скукой уничтожает всё, что позволяло мне выживать.

Я отвожу взгляд и прислушиваюсь. По моим подсчетам, помощь уже должна была подоспеть, и не то чтобы я реально рассчитывала на чужих людей, просто мне было легче думать, будто моя жизнь кого-то волнует.

— Что? Ждёшь, когда спасут любимую дочку главаря? — с насмешкой спрашивает Рон. — Опять не на тех людей полагаешься. Раз за разом глупишь.

Он быстро подаётся ко мне, и я не успеваю отскочить. Хватает за локоть, ожесточенно впечатывает меня в стену, заставляя удариться спиной, и стальным голосом цедит.

— Никто тебя не спасёт. Алдо слишком поздно поймёт, что взрывы их припасов — моих рук дело.

Я сжимаюсь, увидев в его руке шприц, и отчаянно кричу.

— Что ты пытаешься сделать? Покончи уже со мной! Прекрати…

Плечо обожгла резкая боль. Шмидт ввёл мне какой-то препарат и подхватил на руки, потому что ноги больше не держали. Тело сковала жуткая слабость, сравнимая с тяжелой болезнью, после которой не остается никаких сил.

— Тише. Это просто сильное успокоительное. Так. На всякий случай — чтобы ты ничего не выкинула. Шоу только начинается. Пора посмотреть, чего стоит твоя жизнь для папочки.

Ногой распахивает дверь и вместе со мной выходит в коридор. Он прекрасно ориентируется и безошибочно находит парадный выход. Будто специально хочет привлечь к нам внимание.

Хотя, полагаю, так и есть, ведь окружающий гул нарушает его громкий голос.

— Твоя дочь у меня. Ты готов сдохнуть, Алдо?

Дерьмо. Это сложнее, чем я думал. Я слишком отвлекаюсь на её эмоции и в самый ответственный момент могу подставиться, потому что голову рвёт от страха, мелькающего в глазах Моники. Я должен быть хладнокровным, чтобы мы оба выбрались из этой заварухи живыми. Но не получается.

Дико хочу подкинуть ей намёк. Заставить понять, что я не собираюсь её убивать. И уж тем более не желаю видеть её страдания, однако мне нужна настоящая реакция. Алдо просто обязан поверить в то, что я способен выстрелить в его дочь. И животный испуг, который она отчаянно прячет за напускной храбростью, мне в этом поможет.

Вкалываю обезболивающее, потому что знаю — потом будет больно. Иначе никак. Сперва разберемся с больным ублюдком, решившим отнять её у меня, а потом будем выяснять отношения. Всё, что мне остаётся — подыхать от злости на себя, на неё и на весь проклятый мир.