Нутром чую — говорить запрещено. Иначе что-то хрупкое может резко надломится, и тогда случится непоправимое. Когти сомнений терзают сердце и пробуждают скрытые воспоминания.

Я несмело встаю и медленно иду к окну. Горькое дежавю настигает меня возле занавески. Поднимаю ладонь и тут же отшатываюсь. Чувствую дикую волну аномального спокойствия и на мгновение закрываю глаза. Вдыхаю древесный аромат с нотками мускуса и слышу бархатный голос, незримо ласкающий кожу:

— Мне жаль, что я не могу быть рядом с тобой, Царапка. Ничего не бойся — я защищу. Даже ценой своей жизни.

Моё тело бьёт сильный озноб. Мороз пробегается по коже, и я вздрагиваю, когда мужская ладонь ложится на мои плечи и прижимает к крепкой груди. В последний момент пытаюсь вглядеться в хищный силуэт, но тут же всё обрывается.

Пытаюсь сбежать от бесконечных капканов воспоминаний, но тщетно. Новая воронка засасывает в очередную лавину грёз.

Яркая вспышка. Хлесткий звук выстрелов. Спускают всю обойму, вызывают крики ужаса и страха.

Я дрожу, как осиновый лист. Коленки подгибаются от напряжения, и я начинаю оседать на пол, но резкая хватка на талии возвращает меня на место.

— Ты в порядке? — снова хриплый баритон. В нем отчетливо проскальзывает беспокойство.

Я ничего не могу контролировать. Не вижу лица собеседника. Чувствую себя слепым котенком, способным различить только шум и тактильные прикосновения.

— Что происходит? — громко кричу, отчаянно размахивая руками.

— Облава.

Он держит меня за рукав и при попытке отстраниться лишь сильнее притягивает к себе.

Недовольно шипит:

— Не дергайся. Если ты не виновата — отпустим. Просто держись рядом, и ничего не случится, — обдает шею горячим дыханием. Глубокое чувство узнавания прошибает насквозь, быстро сменяясь потоком холода и отчуждения.

Неожиданно мужчина спрашивает:

— Скажи честно, ты знала, куда идёшь?

— Нет! — быстро мотаю головой. — Я случайно оказалась здесь. Это какая-то ошибка! Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не знаю.

Вслепую нащупываю его ладонь и случайно касаюсь чего-то металлического. Из-за того, что он слишком сильно прижимает меня к себе, я умудряюсь пальцами скользнуть по его спине.

Непроизвольная дрожь бежит по коже. Меня колотит, то ли от холода, то ли от жара. Невыносимо кружится голова.

— Это что, оружие? — голос пропитан животным страхом. Слёзы текут по щекам. Выдают мои настоящие эмоции.

— Осторожнее, не зацепи, — усмехается, — по-твоему, за преступниками гоняются с волшебной палочкой?

— За какими…преступниками? — шок, испуг и растерянность резко бьют по сознанию.

— За такими, как ты, — холодно обрубает.

Рефлекторно впиваюсь острыми ногтями в его спину, отчаянно ища поддержки.

Мужчина хрипло предупреждает:

— Хватит царапаться, — берёт меня за подбородок, — и прекрати трястись. Уже почти всё закончилось.

И действительно — через несколько минут наступает оглушительная тишина. Впрочем, длится она недолго.

Я напрягаюсь и с трудом улавливаю глухие реплики:

— Всё чисто?

— Да, отбой. Справились своими силами.

— Проследите, чтобы никто не сбежал. Нам нужно найти их главаря.

— Понял.

Кто-то идёт к нам. Старые половицы скрипят под давлением тяжелых ботинок. Злобный голос раздается неподалеку:

— Что с девчонкой? Почему она не в наручниках?

Нутром чую — ответ задан мужчине, который держит меня в своих руках. Тот выдерживает недолгую паузу и хрипло бросает:

— Она безоружна. Угораздило же её попасть не в то время и не в том месте.

Лавина облегчения проносится по спине. Я делаю тихий вдох, понемногу успокаиваясь, и тут же моё сердце пронзает ядовитая стрела отчаяния.

Потому что мужчина вовсе не собирается меня отпускать. Он наклоняется ближе и проникновенно говорит:

— Девчонку беру на себя. Я сам выбью из неё правду.

— Нет, хватит! Отпусти! Я не хочу…

Я с визгом подскакиваю на кровати, не в силах поверить в то, что только что увидела. Нервно кусаю губы, пытаясь понять — почему воспоминания стали появляться именно сейчас? Почему первым делом я вспоминаю не своё детство, а две роковые сцены, от которых мороз бежит по коже?

Чувствую пульсирующую боль в висках, и, чем сильнее напрягаюсь, тем быстрее схожу с ума.

Грань между сном и реальностью стирается. Медленно. Постепенно. Почти незаметно и в то же время до одури стремительно. Мысли путаются и отравляют душу.

Господи, почему именно он? Почему предательское тело насильно утягивает меня в пропасть? Зачем рисует алые узоры, от которых буквально несёт болью?

Резко замираю и с содроганием рассматриваю своё отражение в зеркале. Щеки горят, волосы растрёпаны, сердце зашлось от волнения, а отметины на коже налились кровью.

Горько усмехаюсь, до сих пор чувствуя тяжёлый аромат мускуса. Именно так пахнет тело Рона. Желанно, опьяняюще и терпко.

Теперь у меня нет никаких сомнений — Шмидт не даёт мне покоя не только днем, но и ночью. Это он трепетно вжимал меня в своё тело. Он предупреждал. Он защищал и угрожал. Пусть я и не смогла разглядеть его лицо, но мне это и не нужно. Нутром чую — рядом был он.

Это его я начинаю вспоминать, и единственное тому объяснение — наша ночь. Возможно, из-за тесного физического контакта мой мозг в ускоренном темпе стал восстанавливать моменты, связанные с ним.

Надежда обращается прахом. Сердце гложет печальная неизбежность. Безобразный ритм паники ощутимо проходится по ребрам.

Я буквально одержима желанием сбежать. Скрыться из виду и затеряться в другом городе. И от невозможности это сделать мне хочется разгромить весь дом.

Крепко сжимаю руки в кулаки, до боли впиваясь пальцами в кожу. Вытираю лицо, мокрое от слёз, и тянусь к телефону.

Сегодня я опять должна встретиться с ним. Со Шмидтом. С человеком, чье имя я жажду вырвать из своей головы.

Он просто не оставил мне другого выбора. Я послушно буду терпеть все его прикосновения и дождусь дня, когда смогу ударить.

Когда смогу сказать, что я — Моника. Когда он поймет, кто из нас — пешка, а кто — король.

И, черт возьми, пусть покарают меня небеса, если я отступлюсь от своей цели.

Затеваю опасную игру, вступая в поединок с сущим Дьяволом.

Но я смогу победить, потому что в конечном итоге Шмидт до сих пор любит Монику. Любит настолько одержимо, что даже после смерти не может её отпустить.

Он любит меня. Я же — ненавижу.

Это значит — он заранее обречён на поражение.

Хватаю со стола стакан с виски, поднимаю его вверх и сжимаю с такой силой, что тот с громким нажимом лопается, как граната. Представляю вместо него тонкую шею Амелии. Черт, как же я хочу придушить дрянь. Увидеть в её больших карих глазах животный ужас. Заточить под моё оружие — чтобы заткнулась, забыла о слове «нет». Не смела перечить.

Всё, чего я жажду — уничтожить. Заклеймить позором. Унизить. Взять на мушку и контролировать каждый её гребаный шаг. Наслаждаться страданиями, разбивая и порабощая. Вдребезги. Чтобы до последнего вздоха, до самого конца.

Но в итоге я сам, как дворовый пес, с нетерпением жду восьми вечера. Это время — кайф для мозга. Срыв тормозов. Чертов ад на грани рая.

Она течет в моих венах. Бесповоротно впивается в сердце и выжигает остатки рассудка. Стоит хоть раз дотронуться, закрыть глаза и представить на её месте Монику — всё, башню сносит напрочь.

Хочу осуществить с ней каждую больную фантазию. Взять на кухонном столе, в ванной, в гостиной, на крыше. Безжалостно драть её тело, пока не захрипит. Не взмолится. Не попросит.

А она и рада. Молчит, кайфует, даже не пытается бороться. Будто для приличий строит из себя недотрогу, а сама просто умирает от желания и готова добровольно спуститься в преисподнюю. Туда, где рассвет никогда не наступает. Где есть только тьма. Жуткий мрак, вонзающийся в наши глотки.