Однажды ему надоест терпеть. И я бы очень не хотела застать этот момент.

— Мне нужно увидеться с Джиной.

Требовательно заявляю, всем своим видом показывая, что не нуждаюсь в его разрешении. Скорее — ставлю в известность. Так. На всякий случай.

Меня тут же награждают колючим взглядом. Он неодобрительно цокает языком, глазами пробегается по верхней одежде и медленно встаёт со стола. Откладывает бумаги в сторону, тушит сигарету и хрипло цедит.

— Хорошо.

В голосе — ни капли согласия. Но меня это не останавливает.

Я тороплюсь. Спешу к двери, запрещая себе оценивать, как идеально на нём смотрится кожаная куртка, небрежно накинутая поверх голого тела.

У порога меня тормозит вкрадчивый вопрос.

— Разве я сказал, что ты можешь идти?

Нерешительно оборачиваюсь и вздрагиваю. Его руки ложатся на плечи.

— Куда собралась? — холодный тон.

Похоже, кто-то сегодня не в духе.

— На встречу с Джиной, — упрямо вырываюсь.

Бесполезно. Он лишь сильнее сжимает. Давит на скулы и вгрызается в рот. Хватает за щеки и вынуждает приоткрыть губы. Напарывается на сопротивление, но это его не беспокоит. Шмидт сменяет грубость на ласку и нежно проводит тыльной стороной ладони по волосам.

Дикая решимость быстро испаряется. Я ошарашенно замираю, чувствуя покалывания внизу живота. Тело снова откликается. Снова предает.

Он проникает языком и облизывает губы. Тихо шепчет. С горечью.

— Ты не можешь выйти из моего дома. Это опасно. Даже сейчас за нами следят.

Вот уж сомневаюсь. Слишком гладко выходит. Именно так, как нужно ему. И это наводит на подозрения.

— Раз им так не терпится от меня избавиться, почему не нападают?

Шумно выдыхает. Носом тянет воздух, держит меня за подбородок и твердо произносит.

— Сейчас они ведут скрытую войну. К тому же даже эти глупцы понимают — со мной им не справиться.

Снова гадать — серьезно он говорит или преувеличивает.

Я вздергиваю подбородок, смело встречаю его хищный взгляд и судорожно подавляю дрожь.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Позвони ей. Позови сюда.

Будто это так просто. Мы оба знаем, что за мнимым дозволением стоит открытый запрет. Ведь Джина ни за что сюда не приедет. Она боится Шмидта, как огня.

И я не могу винить её за это.

Раздраженно бормочу, изо всех сил игнорируя сладострастный пожар в воспаленном мозге.

— У меня нет телефона. Я не знаю твой адрес.

Говорю очевидные факты. Он прекрасно это знает, потому что иначе давно бы отобрал любую возможность с кем-то связаться.

Нас прерывает звук телефона. Его лицо мгновенно превращается в стальную гримасу. Шмидт нехотя отстраняется и отвечает на вызов.

— Да.

Недолгая заминка.

— Хорошо. Ждём.

Откладывает телефон и снова прожигает меня нехорошим взглядом.

— Через час к тебе приедет врач, — безапелляционно заявляет. — Отложи встречу. Увидишься в другой раз.

«Опять всё за меня решает» — мысленно восклицаю и передергиваю плечами.

Боже, дай мне сил с ним справиться.

— Врач что, весь день меня будет осматривать? — зло щурю глаза.

— Нет. Потом у меня важная встреча. Это по поводу Каморры, поэтому тихо сиди в комнате и не высовывайся. Я не хочу, чтобы они тебя увидели.

Ну конечно. Одни сплошные «Я». Мои желания его не интересуют.

Как же бесит!

— Ладно, — изображаю мнимую покорность и под насмешливым взглядом выхожу в коридор.

Хлопаю дверью и сжимаю руки, решительно направляясь к спальне.

Тихо обещаю: «Я тебе еще покажу. Ответишь за каждую пролитую слезинку».

Суета. Люди появились внезапно. Откуда ни возьмись — десятки топающих ног.

Я нагибаюсь и смотрю через щели в дверях. Хмурюсь, замечая однотипные черные одеяния. Страшно подумать, что скрывается за бесформенными тряпками.

Оружие? Ножи? Бомбы? Что хуже?

Перед глазами предстаёт дикий мир в его самом хищном проявлении. Создаётся пугающая картина солдат, которые готовятся к бою.

Молча недоумеваю. Остро чувствую — надвигается буря. Электрическими сетями пронзает воздух и оставляет горький привкус смерти.

Еще утром мы были одни. Только я и он. А сейчас здесь точно больше тридцати человек. И все до зубов вооружены. Разве это не странно?

Кто-то толкает дверь. От неожиданности я едва успеваю отскочить. И тут же, не заметив, налетаю на соседний шкаф. Удар приходится на локоть. Руку перехватывает болезненный спазм.

Проклятье. Как я дожила до двадцати двух лет, будучи такой нерасторопной?

Рон задаётся тем же вопросом.

— Боже, Царапка, ты — сплошная катастрофа.

Пропускаю мимо ушей. Нет сил спорить. Вместо этого безразличным взглядом скольжу по накрахмаленной рубашке и синему ремню. За пазухой наверняка скрыто оружие. Он напряжен. Скован. Бродит по собственному дому, хищно прищуривается и отовсюду ждёт нападения.

Я хмыкаю — такова жизнь преступника? Везде под прицелом?

— Врач приехал?

— Да. Пойдем, он ждёт тебя.

Подхожу. Нехотя принимаю его ладонь и тихо спрашиваю.

— Ты тоже будешь там присутствовать?

— Конечно, — бесстрастно отвечает. Ясно даёт понять, что не намерен идти на уступки.

Ведёт к первому этажу. Как назло, все люди, которых я видела раньше, будто испарились. Снова воцаряется жгучая тишина.

— Что происходит? — сипло роняю.

— Ничего. Всё в порядке, тебе не о чем волноваться.

Нутром чую — он лжёт. Но, раз говорить не хочет, значит, попробую по-другому.

Рискну, хотя я прекрасно понимаю, что, если Рон узнает, мои методы ему совсем не понравятся.

Шмидт открывает передо мной дверь и ждёт, пока я зайду. Мы попадаем в очередной кабинет — стильный, дорогой и хорошо обставленный. Посередине — стол с двумя креслами. В углу — два мягких дивана черного цвета. Вдоль стен вижу несколько шкафов, набитых книгами.

Забавно — место больше похоже на офисное. Мафиозным флёром здесь и не пахнет.

— Моника, познакомься, это — Амато Бруно. С сегодняшнего дня он будет заниматься твоим лечением.

Перевожу взгляд на мужчину лет сорока. По непонятным причинам сразу чувствую какую-то дрожь. От его пустых глазниц мороз бежит по коже.

Неприятный тип. Склонился в вежливом поклоне, но лицо с головой его выдаёт. Жесткие, почти мертвые черты вынуждают отступить.

Рефлекторно прижимаюсь к Рону. Отчаянно ищу тепло и поддержку. Тихо шепчу.

— Ты уверен?

— Да. Расслабься, я же рядом.

Это успокаивает, но ненадолго. Перспектива обсуждать тёмное прошлое на глазах у Шмидта пугает еще больше.

Врач выпрямляется. Принимает мой сдержанный кивок и вкрадчиво говорит.

— Вы должны выйти. Сеанс с пациенткой может оказаться нерезультативным, если кто-то из близких будет присутствовать.

Щелчок. Раздается хруст пальцев и недовольный рык.

— Она — моя жена. Я никуда не уйду. Либо начинайте, либо проваливайте.

От приказного тона даже я невольно начинаю дрожать. Поражаюсь, как этот мужчина умудряется сохранять лицемерную улыбку и при этом спокойно отвечать моему мужу.

— Прошу, поймите. Это для её же блага, — смиренно кланяется и протягивает мне свою ладонь.

Тут же следует незамедлительная реакция.

— Руку убрал. А то мало ли — без конечности останешься.

Становится дурно. Угроза вполне реальна, поэтому Амато резко отстраняется. Сипло бормочет. Делает новую попытку.

— Чтобы у нас получилось вернуть память, необходимо создать тесный контакт между врачом и пациенткой. На ментальном уровне, разумеется. Я, как профессионал, уже могу сказать, что ваше присутствие нам только помешает.

— Ты меня не услышал, док? — грубо шипит. Спиной чувствую стальные мышцы. Впитываю его напряжение. — Либо работаем так, как я хочу, либо ты мне не нужен.

— Хорошо, — внезапно соглашается. — Тогда я вас оставляю.

И за секунду — хаос. Один раз моргнула, а очнулась в сущем сумасшествии.